Неточные совпадения
Клим
шагал по двору, углубленно размышляя: неужели все это только игра и выдумка?
Из открытого
окна во втором этаже долетали ворчливые голоса Варавки, матери; с лестницы быстро скатилась Таня Куликова.
Дядя Яков действительно вел себя не совсем обычно. Он не заходил в дом, здоровался с Климом рассеянно и как с незнакомым; он
шагал по двору, как по улице, и, высоко подняв голову, выпятив кадык, украшенный седой щетиной, смотрел в
окна глазами чужого. Выходил он
из флигеля почти всегда в полдень, в жаркие часы, возвращался к вечеру, задумчиво склонив голову, сунув руки в карманы толстых брюк цвета верблюжьей шерсти.
Клим не хотел, но не решился отказаться. С полчаса медленно кружились по дорожкам сада, говоря о незначительном, о пустяках. Клим чувствовал странное напряжение, как будто он,
шагая по берегу глубокого ручья, искал, где удобнее перескочить через него.
Из окна флигеля доносились аккорды рояля, вой виолончели, остренькие выкрики маленького музыканта. Вздыхал ветер, сгущая сумрак, казалось, что с деревьев сыплется теплая, синеватая пыль, окрашивая воздух все темнее.
Пошли не в ногу, торжественный мотив марша звучал нестройно, его заглушали рукоплескания и крики зрителей, они торчали в
окнах домов, точно в ложах театра, смотрели
из дверей,
из ворот. Самгин покорно и спокойно
шагал в хвосте демонстрации, потому что она направлялась в сторону его улицы. Эта пестрая толпа молодых людей была в его глазах так же несерьезна, как манифестация союзников. Но он невольно вздрогнул, когда красный язык знамени исчез за углом улицы и там его встретил свист, вой, рев.
Дня через три, вечером, он стоял у
окна в своей комнате, тщательно подпиливая только что остриженные ногти. Бесшумно открылась калитка, во двор
шагнул широкоплечий человек в пальто
из парусины, в белой фуражке, с маленьким чемоданом в руке. Немного прикрыв калитку, человек обнажил коротко остриженную голову, высунул ее на улицу, посмотрел влево и пошел к флигелю, раскачивая чемоданчик, поочередно выдвигая плечи.
На стене, по стеклу картины, скользнуло темное пятно. Самгин остановился и сообразил, что это его голова, попав в луч света
из окна, отразилась на стекле. Он подошел к столу, закурил папиросу и снова стал
шагать в темноте.
Самгин посмотрел в
окно — в небе, проломленном колокольнями церквей, пылало зарево заката и неистово метались птицы, вышивая черным по красному запутанный узор. Самгин, глядя на птиц, пытался составить
из их суеты слова неоспоримых фраз. Улицу перешла Варвара под руку с Брагиным, сзади
шагал странный еврей.
Он был сильно пьян, покачивался, руки его действовали неверно, ветка не отрывалась, — тогда он стал вытаскивать саблю
из ножен. Самгин встал со стула, сообразив, что, если воин начнет пилить или рубить лавр… Самгин поспешно
шагнул прочь, остановился у
окна.
Не пожелав остаться на прения по докладу, Самгин пошел домой. На улице было удивительно хорошо, душисто, в небе, густо-синем, таяла серебряная луна, на мостовой сверкали лужи, с темной зелени деревьев падали голубые капли воды; в домах открывались
окна. По другой стороне узкой улицы
шагали двое, и один
из них говорил...
Скука вытеснила его
из дому. Над городом, в холодном и очень высоком небе, сверкало много звезд, скромно светилась серебряная подкова луны. От огней города небо казалось желтеньким. По Тверской, мимо ярких
окон кофейни Филиппова, парадно
шагали проститутки, щеголеватые студенты, беззаботные молодые люди с тросточками. Человек в мохнатом пальто, в котелке и с двумя подбородками, обгоняя Самгина, сказал девице, с которой шел под руку...
Это было после обеда. Слон зашагал по Большой Пресне, к великому ужасу обывателей и шумной радости мальчишек и бежавшей за ним толпы. Случилось это совершенно неожиданно и в отсутствие его друга сторожа. Другие сторожа и охочие люди
из толпы старались, забегая вперед, вернуть его обратно, но слон, не обращая внимания ни на что, мирно
шагал, иногда на минуту останавливаясь, поднимал хобот и трубил, пугая старух, смотревших в
окна.
По узким улицам города угрюмо
шагали отряды солдат, истомленных боями, полуголодных;
из окон домов изливались стоны раненых, крики бреда, молитвы женщин и плач детей. Разговаривали подавленно, вполголоса и, останавливая на полуслове речь друг друга, напряженно вслушивались — не идут ли на приступ враги?
Совсем забывшись, Саша
шагнул к
окну и крепким ударом ладони в середину рамы распахнул ее: стояла ночь в саду, и только слева, из-за угла, мерцал сквозь ограду неяркий свет и слышалось ровное, точно пчелиное гудение, движение многих живых, народу и лошадей.
В том же столбняке
шагаю к
окну,
из которого видны те деревья: серые ивы вокруг зеленой церкви, серые ивы моей тоски, местонахождения которых в Москве и на земле я так никогда и не узнала и не попыталась узнать.
За бабьим летом следует хмурое, ненастное время. Днем и ночью идет дождь, голые деревья плачут, ветер сыр и холоден. Собаки, лошади, куры — всё мокро, уныло, робко. Гулять негде,
из дому выходить нельзя, целый день приходится
шагать из угла в угол и тоскливо поглядывать на пасмурные
окна. Скучно!
Иван Петрович Сомов
шагает по своему кабинету
из угла в угол и ворчит на погоду. Дождевые слезы на
окнах и комнатные сумерки нагоняют на него тоску. Ему невыносимо скучно, а убить время нечем… Газет еще не привозили, на охоту идти нет возможности, обедать еще не скоро…
И я без ума от этой редкой женщины… Едва только наступает утро, я уже стою у своего
окна и жду, когда в
окнах vis-а-vis покажется незнакомка. Ночью я мечтаю и жду утра, днем
шагаю из угла в угол… Да, господа, это необыкновенная женщина!
А иногда другой является призрак. Приходит
из деревни пьяный Гаврила Мохначев. Огромный, лохматый и оборванный, он бродит по саду,
шагая через кусты и грядки, бродит под балконом. Грозит кулаком на
окна и зловеще трясет головой.
Покончив с соперником, он, обрызганный кровью, не выпуская
из рук топора, полез для чего-то на чердак, оттуда через слуховое
окно пробрался на крышу, и канцелярские сторожа долго слышали, как кто-то
шагал и карабкался по железной крыше.