Пугачев отдыхал в Сарепте целые сутки, скрываясь в своем шатре с двумя наложницами. Семейство его находилось тут же. Он пустился вниз к
Черному Яру. Михельсон шел по его пятам. Наконец 25-го на рассвете он настигнул Пугачева в ста пяти верстах от Царицына.
— Православный… От дубинщины бежал из-под самого монастыря, да в лапы к Гарусову и попал. Все одно помирать: в медной горе али здесь на цепи… Живым и ты не уйдешь. В горе-то к тачке на цепь прикуют… Может, ты счастливее меня будешь… вырвешься как ни на есть отседова… так в
Черном Яру повидай мою-то женишку… скажи ей поклончик… а ребятенки… ну, на миру сиротами вырастут: сирота растет — миру работник.
— Тошнехонько мне… под сердце подкатывает… Прибрал бы господь-батюшка поскорее, а то моченьки не стало… Я из слободских, из
Черного Яру… женишка осталась, ребятенки… вся худоба… к ним урваться хотел, а меня в горах и пымали…
— Я вольный человек, — говорил он рабочим, — а вас всех Гарусов озадачил… Кого одежей, кого харчами, кого скотиной, а я весь тут. Не по задатку пришел, а своей полной волей. А чуть што, сейчас пойду в судную избу и скажу: Гарусов смертным боем убил мужика Трофима из
Черного Яру. Не похвалят и Гарусова. В горную канцелярию прошение на Гарусова подам: не бей смертным боем.
— «Ничего, говорит, когда, говорит, я у батюшки в
Черном Яру в девках еще жила, так они, собаки, два раза наезжали, а я из ружья в них палила, в собак»…
Выведенную в самом начале на полую воду баржу взвели до Царицына, на стрежне у
Черного Яра оставить ее было ненадежно, неровно поднимется буря, совсем разобьет.
Но не спокойно жилось постояльцу: дня два-три пробудет в Царицыне и поплывет вниз по Волге до
Черного Яра, так день-другой поживет, похлопочет и спешит воротиться в Царицын.
Неточные совпадения
Живёт в небесах запада чудесная огненная сказка о борьбе и победе, горит
ярый бой света и тьмы, а на востоке, за Окуровом, холмы, окованные
чёрною цепью леса, холодны и темны, изрезали их стальные изгибы и петли реки Путаницы, курится над нею лиловый туман осени, на город идут серые тени, он сжимается в их тесном кольце, становясь как будто всё меньше, испуганно молчит, затаив дыхание, и — вот он словно стёрт с земли, сброшен в омут холодной жуткой тьмы.
Дундуков с своими калмыками рыскал по степи; разъезды учреждены были от Гурьева до Саратова и от
Черного до Красного
Яра.
— Этот человек — социалист, редактор местной рабочей газетки, он сам — рабочий, маляр. Одна из тех натур, у которых знание становится верой, а вера еще более разжигает жажду знания.
Ярый и умный антиклерикал, — видишь, какими глазами смотрят
черные священники в спину ему!
Но что ж это за искушение, что за бес, взволновавший Манефину кровь? То веселый
Яр — его чары… Не заказан ему путь и в кельи монастырские, от его жаркого разымчивого дыханья не спасут ни
черный куколь, ни власяница, ни крепкие монастырские затворы, ни даже старые годы…
Перелески
чернеют, пушистыми волнами серебряный туман кроет Мать-Сыру Землю… Грозный Гром Гремучий не кроет небо тучами, со звездной высоты любуется он на Ярилины гулянки, глядит, как развеселый
Яр меж людей увивается…
И сквозь кипящие боем ватаги пробился к Алеше Мокееву. Не два орла в поднебесье слетались — двое
ярых бойцов, самых крепких молодцов грудь с грудью и лицом к лицу сходились. Не железные молоты куют красное железо каленое — крепкорукие бойцы сыплют удары кулаками увесистыми. Сыплются удары, и
чернеют белые лица обоих красавцев. Ни тот, ни другой набок не клонится, оба крепко на месте стоят, ровно стены каменные.
Белая сорочка с золотыми запонками и
черный фрак облекают его всё более и более худеющее тело…С Луврером, одним из самых
ярых поклонников Ильки, он беседовал…о литературе.
Да как начал их отчитывать, — почему в хлеву навоз горбом; почему козы не доены, — чай, пастух давно их из-за
яра пригнал; почему козлу ни одна баба
черного хлебца с солью не поднесет, сами-то, шкурехи, небось булку трескают… Ишь вымя-то как раздуло!