Неточные совпадения
И вдруг с
черного неба опрокинули огромную чашу густейшего медного звука, нелепо лопнуло что-то, как будто выстрел пушки, тишина взорвалась, во тьму влился свет, и стало видно улыбки радости, сияющие
глаза, весь Кремль вспыхнул яркими огнями, торжественно и бурно поплыл над Москвой колокольный звон, а над толпой птицами затрепетали, крестясь, тысячи рук, на паперть собора вышло золотое духовенство, человек с
горящей разноцветно головой осенил людей огненным крестом, и тысячеустый голос густо, потрясающе и убежденно — трижды сказал...
Вы удивительно успели постареть и подурнеть в эти девять лет, уж простите эту откровенность; впрочем, вам и тогда было уже лет тридцать семь, но я на вас даже загляделся: какие у вас были удивительные волосы, почти совсем
черные, с глянцевитым блеском, без малейшей сединки; усы и бакены ювелирской отделки — иначе не умею выразиться; лицо матово-бледное, не такое болезненно бледное, как теперь, а вот как теперь у дочери вашей, Анны Андреевны, которую я имел честь давеча видеть;
горящие и темные
глаза и сверкающие зубы, особенно когда вы смеялись.
Лена видела его портрет: лицо, как у мумии, и
черные,
горящие каким-то особенным блеском
глаза.
— А я сейчас шел по набережной… Сколько свиней зашло в бухту. Ужас! и метнет на нас лукавым,
горящим черным глазом.
Он, казалось, был не в силах отвести свои
горящие глаза от
черной, неподвижной, страшно молчаливой толпы. Его побелевшие губы шептали, дрожа и дергаясь, какие-то непонятные слова.
Я не раз встречала ее на улицах аула — всегда закутанную чадрой, из-под которой сверкали
горящие черные глаза горянки.
Я быстро оглянулась. У
горящего очага сидела старая дама в
черном платье, с
черным же мечаком, [Мечак — покрывало.] наброшенным на седые, белые, как снег, волосы. Я увидела худое, морщинистое, но на редкость величественное лицо, орлиный крючковатый нос и проницательные, не по летам живые
черные глаза.
Занятые неземным исполнением божественной, бессмертной симфонии, передаваемой Вальтером, присутствующие не заметили, как невысокая фигурка девочки с короткими вихрами
черных волос, с
горящими, как звезды ночного неба,
глазами рванулась вперед… На цыпочках перебежала она залу и очутилась в углублении ребра рояля, прямо перед бледным, вдохновенным, поднятым кверху и ничего не видевшим, казалось, сейчас взором юного музыканта.
Это не была Александра Ивановна, это легкая, эфирная, полудетская фигура в белом, но не в белом платье обыкновенного покроя, а в чем-то вроде ряски монастырской белицы. Стоячий воротничок обхватывает тонкую, слабую шейку, детский стан словно повит пеленой и широкие рукава до локтей открывают тонкие руки, озаренные трепетным светом
горящих свеч. С головы на плечи вьются светлые русые кудри, два
черные острые
глаза глядят точно не видя, а уста шевелятся.
Я закурил папиросу и стал держать
горящую спичку над водой. Из
черной глубины быстро вынырнула рыба, оторопело уставилась на огонь выпученными, глупыми
глазами и, вильнув хвостом, юркнула назад. Все рассмеялись.
В комнату сходились жильцы. Девушка-папиросница, нанимавшая от хозяйки кровать пополам с Александрой Михайловной, присела к столу и хлебала из горшочка разогретые щи. Жена тряпичника, худая, с бегающими,
горящими глазами, расстилала на полу войлок для ребят. Старик-кочегар сидел на своей койке и маслянисто-черными руками прикладывал к слезящимся
глазам примочку.
На койке лежали рядом два дагестанца. Один из них, втянув голову в плечи,
черными,
горящими глазами смотрел на меня.
— Pardon, — я слышу тихий оклик справа и, скользнув взглядом по высокой фигуре девушки, одетой в скромное коричневое платье, замираю от неожиданности. Предо мною бледное до прозрачности, маленькое личико, с сине-зелеными, неестественно ярко
горящими глазами под ровными дугами
черных бровей. Непокорные
черные волосы оттеняют копной это бледное лицо, милое, знакомое лицо…
Вечером привезли с позиции 15 раненых дагестанцев. Это были первые раненые, которых мы принимали. В бурках и алых башлыках, они сидели и лежали с смотрящими исподлобья,
горящими черными глазами. И среди наполнявших приемную больных солдат, — серых, скучных и унылых, — ярким, тянущим к себе пятном выделялась эта кучка окровавленных людей, обвеянных воздухом боя и опасности.
Мы застаем Владислава Стабровского в одни из самых тревожных, роковых часов его жизни. Это был очень красивый молодой человек, лет двадцати шести. Кто не знал бы его славянского происхождения, сказал бы, что он итальянец. Тип Авзонии отпечатался на его несколько смуглом лице, в его
черных глазах,
горящих томительным огнем юга, в его
черных, шелковистых волосах, густо ниспадающих на шею. Ничего резкого, выдающегося, ни одной ломаной линии в тонких чертах его лица; все было в нем полная гармония.
Невольно приходил на память Татьяне Берестовой этот последний разговор ее с Никитой. Его угрожающая фигура, с
горящим, злобным взглядом
черных глаз, стояла перед ней. Ей оставалось только дать согласие и впустить убийцу. Отступление ей было отрезано с момента первого рокового свидания с беглым Никитой в Соломонидиной избушке. Она поняла это и решилась.
Сухой, невысокого роста, с живыми,
черными, как уголь,
горящими глазами, был он одет в суконное полукафтанье, плотно застегнутое на медные, шарообразные, невеликие пуговки.