Неточные совпадения
Это были: очень высокий, сутуловатый мужчина с огромными руками, в коротком, не по росту, и старом пальто, с
черными, наивными и вместе страшными
глазами, и рябоватая миловидная
женщина, очень дурно и безвкусно одетая.
Еще Анна не успела напиться кофе, как доложили про графиню Лидию Ивановну. Графиня Лидия Ивановна была высокая полная
женщина с нездорово-желтым цветом лица и прекрасными задумчивыми
черными глазами. Анна любила ее, но нынче она как будто в первый раз увидела ее со всеми ее недостатками.
Это была не картина, а живая прелестная
женщина с
черными вьющимися волосами, обнаженными плечами и руками и задумчивою полуулыбкой на покрытых нежным пушком губах, победительно и нежно смотревшая на него смущавшими его
глазами.
Это была сухая, желтая, с
черными блестящими
глазами, болезненная и нервная
женщина. Она любила Кити, и любовь ее к ней, как и всегда любовь замужних к девушкам, выражалась в желании выдать Кити по своему идеалу счастья замуж, и потому желала выдать ее за Вронского. Левин, которого она в начале зимы часто у них встречала, был всегда неприятен ей. Ее постоянное и любимое занятие при встрече с ним состояло в том, чтобы шутить над ним.
Аркадий оглянулся и увидал
женщину высокого роста, в
черном платье, остановившуюся в дверях залы. Она поразила его достоинством своей осанки. Обнаженные ее руки красиво лежали вдоль стройного стана; красиво падали с блестящих волос на покатые плечи легкие ветки фуксий; спокойно и умно, именно спокойно, а не задумчиво, глядели светлые
глаза из-под немного нависшего белого лба, и губы улыбались едва заметною улыбкою. Какою-то ласковой и мягкой силой веяло от ее лица.
Судаков сел к столу против
женщин,
глаз у него был большой, зеленоватый и недобрый, шея, оттененная
черным воротом наглухо застегнутой тужурки, была как-то слишком бела. Стакан чаю, подвинутый к нему Алиной, он взял левой рукой.
Да, публика весьма бесцеремонно рассматривала ее, привставая с мест, перешептываясь. Самгин находил, что
глаза женщин светятся завистливо или пренебрежительно, мужчины корчат слащавые гримасы, а какой-то смуглолицый, курчавый, полуседой красавец с пышными усами вытаращил
черные глаза так напряженно, как будто он когда-то уже видел Марину, а теперь вспоминал: когда и где?
Томилин бережно внес
черного кота с зелеными
глазами, посадил его на обширные колени
женщины и спросил...
Самгин старался не смотреть на него, но смотрел и ждал, что старичок скажет что-то необыкновенное, но он прерывисто, тихо и певуче бормотал еврейские слова, а красные веки его мелко дрожали. Были и еще старики, старухи с такими же обнаженными
глазами. Маленькая
женщина, натягивая
черную сетку на растрепанные рыжие волосы одной рукой, другой размахивала пред лицом Самгина, кричала...
«Плачет. Плачет», — повторял Клим про себя. Это было неожиданно, непонятно и удивляло его до немоты. Такой восторженный крикун, неутомимый спорщик и мастер смеяться, крепкий, красивый парень, похожий на удалого деревенского гармониста, всхлипывает, как
женщина, у придорожной канавы, под уродливым деревом, на
глазах бесконечно идущих
черных людей с папиросками в зубах. Кто-то мохнатый, остановясь на секунду за маленькой нуждой, присмотрелся к Маракуеву и весело крикнул...
Поздно вечером к нему явились люди, которых он встретил весьма любезно, полагая, что это — клиенты: рослая, краснощекая
женщина, с темными
глазами на грубоватом лице, одетая просто и солидно, а с нею — пожилой лысоватый человек, с остатками
черных, жестких кудрей на остром черепе, угрюмый, в дымчатых очках, в измятом и грязном пальто из парусины.
Высокая, не полная и не сухощавая, но живая старушка… даже не старушка, а лет около пятидесяти
женщина, с
черными живыми
глазами и такой доброй и грациозной улыбкой, что когда и рассердится и засверкает гроза в
глазах, так за этой грозой опять видно чистое небо.
Несмотря на длинные платья, в которые закутаны китаянки от горла до полу, я случайно, при дуновении ветра, вдруг увидел хитрость.
Женщины, с оливковым цветом лица и с
черными, немного узкими
глазами, одеваются больше в темные цвета. С прической а la chinoise и роскошной кучей
черных волос, прикрепленной на затылке большой золотой или серебряной булавкой, они не неприятны на вид.
Некоторые
женщины из коричневых племен поразительно сходны с нашими загорелыми деревенскими старухами; зато
черные ни на что не похожи: у всех толстые губы, выдавшиеся челюсти и подбородок,
глаза как смоль, с желтым белком, и ряд белейших зубов.
На одном балконе, опершись локтями о решетку, сидела молодая
женщина с матовым лицом, с
черными глазами; она смотрела бойко: видно, что не спала совсем.
«Ведь это мертвая
женщина», думал он, глядя на это когда-то милое, теперь оскверненное пухлое лицо с блестящим нехорошим блеском
черных косящих
глаз, следящих за смотрителем и его рукою с зажатой бумажкой. И на него нашла минута колебания.
Рядом с ней сидела и также шила мешки из парусины невысокая курносая черноватая
женщина с маленькими
черными глазами, добродушная и болтливая.
Дверь тихонько растворилась, и я увидал
женщину лет двадцати, высокую и стройную, с цыганским смуглым лицом, изжелта-карими
глазами и
черною как смоль косою; большие белые зубы так и сверкали из-под полных и красных губ. На ней было белое платье; голубая шаль, заколотая у самого горла золотой булавкой, прикрывала до половины ее тонкие, породистые руки. Она шагнула раза два с застенчивой неловкостью дикарки, остановилась и потупилась.
Он поспешно натянул на себя серую студенческую тужурку и взлохматил обеими пятернями свои роскошные
черные кудри. Любка, со свойственным всем
женщинам кокетством, в каком бы возрасте и положении они ни находились, подошла к осколку зеркала, висевшему на стене, поправить прическу. Нижерадзе искоса, вопросительно, одним движением
глаз показал на нее Лихонину.
А посредине круга, на камнях мостовой, вертелась и дробно топталась на месте толстая
женщина лет сорока пяти, но еще красивая, с красными мясистыми губами, с влажными, пьяными, точно обмасленными
глазами, весело сиявшими под высокими дугами
черных правильных малорусских бровей.
Тут опять явились для меня новые, невиданные предметы: прежде всего кинулся мне в
глаза наряд чувашских
женщин: они ходят в белых рубашках, вышитых красной шерстью, носят какие-то
черные хвосты, а головы их и грудь увешаны серебряными, и крупными и самыми мелкими, деньгами: все это звенит и брякает на них при каждом движении.
Ты знаешь, я никогда не был охотник ни до очень молоденьких
женщин, ни до
женщин с
черными волосами и темными
глазами.
Но красивые формы и линии заплыли жиром, кожа пожелтела,
глаза выцвели и поблекли; всеразрушающая рука времени беспощадно коснулась всего, оставив под этой разрушавшейся оболочкой
женщину, которая, как разорившийся богач, на каждом шагу должна была испытывать коварство и
черную неблагодарность самых лучших своих друзей.
Министр принимал в свой обыкновенный час. Он обошел трех просителей, принял губернатора и подошел к черноглазой, красивой, молодой
женщине в
черном, стоявшей с бумагой в левой руке. Ласково-похотливый огонек загорелся в
глазах министра при виде красивой просительницы, но, вспомнив свое положение, министр сделал серьезное лицо.
«Ух, — думаю, — да не дичь ли это какая-нибудь вместо людей?» Но только вижу я разных знакомых господ ремонтеров и заводчиков и так просто богатых купцов и помещиков узнаю, которые до коней охотники, и промежду всей этой публики цыганка ходит этакая… даже нельзя ее описать как
женщину, а точно будто как яркая змея, на хвосте движет и вся станом гнется, а из
черных глаз так и жжет огнем.
Вижу, вся
женщина в расстройстве и в исступлении ума: я ее взял за руки и держу, а сам вглядываюсь и дивлюсь, как страшно она переменилась и где вся ее красота делась? тела даже на ней как нет, а только одни
глаза среди темного лица как в ночи у волка горят и еще будто против прежнего вдвое больше стали, да недро разнесло, потому что тягость ее тогда к концу приходила, а личико в кулачок сжало, и по щекам
черные космы трепятся.
Одна
женщина, лет 50, с
черными глазами и строгим выражением лица, несла бинты и корпию и отдавала приказания молодому мальчику, фельдшеру, который шел за ней; другая, весьма хорошенькая девушка, лет 20, с бледным и нежным белокурым личиком, как-то особенно мило-беспомощно смотревшим из-под белого чепчика, обкладывавшего ей лицо, шла, руки в карманах передника, потупившись, подле старшей и, казалось, боялась отставать от нее.
Кончилось тем, что и он словно замер — и сидел неподвижно, как очарованный, и всеми силами души своей любовался картиной, которую представляли ему и эта полутемная комната, где там и сям яркими точками рдели вставленные в зеленые старинные стаканы свежие, пышные розы — и эта заснувшая
женщина с скромно подобранными руками и добрым, усталым лицом, окаймленным снежной белизной подушки, и это молодое, чутко-настороженное и тоже доброе, умное, чистое и несказанно прекрасное существо с такими
черными глубокими, залитыми тенью и все-таки светившимися
глазами…
Как-то раз в магазин пришла молодая
женщина, с ярким румянцем на щеках и сверкающими
глазами, она была одета в бархатную ротонду с воротником
черного меха, — лицо ее возвышалось над мехом, как удивительный цветок.
Да, впрочем, и раньше что были гимназисты для Передонова? Не только ли аппаратом для растаскивания пером
чернил по бумаге и для пересказа суконным языком того, что когда-то было сказано языком человечьим! Передонов во всю свою учительскую деятельность совершенно искренно не понимал и не думал о том, что гимназисты — такие же люди, как и взрослые. Только бородатые гимназисты с пробудившимся влечением к
женщинам вдруг становились в его
глазах равными ему.
Шагов я не слышал. Внизу трапа появилась стройная, закутанная фигура, махнула рукой и перескочила в шлюпку точным движением. Внизу было светлее, чем смотреть вверх, на палубу. Пристально взглянув на меня,
женщина нервно двинула руками под скрывавшим ее плащом и села на скамейку рядом с той, которую занимал я. Ее лица, скрытого кружевной отделкой темного покрывала, я не видел, лишь поймал блеск
черных глаз. Она отвернулась, смотря на корабль. Я все еще удерживался за трап.
— Не набрасывайтесь на пищу! — испуганно заявила
женщина. Она оказалась молодой девушкой; ее левый
глаз был завязан
черным платком. Здоровый голубой
глаз смотрел на меня с ужасом и упоением.
Они шли, пели и смеялись; мужчины — бронзовые, с пышными,
черными усами и густыми кудрями до плеч, в коротких куртках и широких шароварах;
женщины и девушки — веселые, гибкие, с темно-синими
глазами, тоже бронзовые.
Кто-то, кажется Дениска, поставил Егорушку на ноги и повел его за руку; на пути он открыл наполовину
глаза и еще раз увидел красивую
женщину в
черном платье, которая целовала его. Она стояла посреди комнаты и, глядя, как он уходил, улыбалась и дружелюбно кивала ему головой. Подходя к двери, он увидел какого-то красивого и плотного брюнета в шляпе котелком и в крагах. Должно быть, это был провожатый дамы.
Егорушка протер
глаза. Посреди комнаты стояло действительно сиятельство в образе молодой, очень красивой и полной
женщины в
черном платье и в соломенной шляпе. Прежде чем Егорушка успел разглядеть ее черты, ему почему-то пришел на память тот одинокий, стройный тополь, который он видел днем на холме.
— Там жарко; лучше здесь посидим, потолкуем, — отвечал он на приглашение кормилицы войти в избу. Кормилица была еще свежая и красивая
женщина. В чертах лица ее и особенно в больших
черных глазах было большое сходство с лицом барина. Она сложила руки под занавеской и, смело глядя на барина и беспрестанно виляя головой, начала говорить с ним...
И вот пред ним
женщина — босая, в лоскутках выцветших на солнце одежд,
черные волосы ее были распущены, чтобы прикрыть голую грудь, лицо ее, как бронза, а
глаза повелительны, и темная рука, протянутая Хромому, не дрожала.
Безногая жена Перфишки тоже вылезла на двор и, закутавшись в какие-то лохмотья, сидела на своём месте у входа в подвал. Руки её неподвижно лежали на коленях; она, подняв голову, смотрела
чёрными глазами на небо. Губы её были плотно сжаты, уголки их опустились. Илья тоже стал смотреть то в
глаза женщины, то в глубину неба, и ему подумалось, что, может быть, Перфишкина жена видит бога и молча просит его о чём-то.
Он исчез. Но Фому не интересовало отношение мужиков к его подарку: он видел, что
черные глаза румяной
женщины смотрят на него так странно и приятно. Они благодарили его, лаская, звали к себе, и, кроме них, он ничего не видал. Эта
женщина была одета по-городскому — в башмаки, в ситцевую кофту, и ее
черные волосы были повязаны каким-то особенным платочком. Высокая и гибкая, она, сидя на куче дров, чинила мешки, проворно двигая руками, голыми до локтей, и все улыбалась Фоме.
В то время ему было сорок три года; высокий, широкоплечий, он говорил густым басом, как протодьякон; большие
глаза его смотрели из-под темных бровей смело и умно; в загорелом лице, обросшем густой
черной бородой, и во всей его мощной фигуре было много русской, здоровой и грубой красоты; от его плавных движений и неторопливой походки веяло сознанием силы.
Женщинам он нравился и не избегал их.
— Шевелись — живее! — звучно крикнул он вниз. Несколько голов поднялось к нему, мелькнули пред ним какие-то лица, и одно из них — лицо
женщины с
черными глазами — ласково и заманчиво улыбнулось ему. От этой улыбки у него в груди что-то вспыхнуло и горячей волной полилось по жилам. Он оторвался от перил и снова подошел к столу, чувствуя, что щеки у него горят.
Фома, облокотясь на стол, смотрел в лицо
женщины, в
черные, полузакрытые
глаза ее. Устремленные куда-то вдаль, они сверкали так злорадно, что от блеска их и бархатистый голос, изливавшийся из груди
женщины, ему казался
черным и блестящим, как ее
глаза. Он вспоминал ее ласки и думал...
Этот голос принадлежал молодой
женщине, тоже прекрасной, но составляющей резкий контраст с воздушной Дорой. Это была
женщина земная: высокая, стройная, с роскошными круглыми формами, с большими
черными глазами, умно и страстно смотрящими сквозь густые ресницы, и до синевы
черными волосами, изящно оттеняющими высокий мраморный лоб и бледное лицо, которое могло много рассказать о борьбе воли со страстями и страданиями.
Стоявшая рядом с вошедшим
женщина обернула к говорившему свое густо наштукатуренное лицо, подмигнула большими
черными, ввалившимися
глазами и крикнула...
— Кто я? Правда, мне девятнадцать лет, и у нас было воспитание такое, и я… до сих пор не знаю
женщин, но разве это что-нибудь значит? Иногда я себя чувствую мальчиком, а то вдруг так стар, словно мне сто лет и у меня не
черные глаза, а серые. Усталость какая-то… Откуда усталость, когда я еще не работал?
Слева у стены на узорном золотистом столбе стояла
черная статуя:
женщина с завязанными
глазами, одна нога которой воздушно касалась пальцами колеса, украшенного по сторонам оси крыльями, другая, приподнятая, была отнесена назад.
Я отворяю окно, и мне кажется, что я вижу сон: под окном, прижавшись к стене, стоит
женщина в
черном платье, ярко освещенная луной, и глядит на меня большими
глазами. Лицо ее бледно, строго и фантастично от луны, как мраморное, подбородок дрожит.
«Ничего не надо говорить», — подумал Яков, выходя на крыльцо, и стал смотреть, как тени
чёрной и белой
женщин стирают пыль с камней; камни становятся всё светлее. Мать шепталась с Тихоном, он согласно кивал головою, конь тоже соглашался; в
глазу его светилось медное пятно. Вышел из дома отец, мать сказала ему...
Татьяна молча прижала платок к своим
глазам, её острые плечи задрожали,
чёрное платье как-то потекло с них, как будто эта
женщина, тощая, с длинной шеей, стала таять.
Её рассказы о дрянненьких былях города путали думы Артамонова, отводили их в сторону, оправдывали и укрепляли его неприязнь к скучным грешникам — горожанам. На место этих дум вставали и двигались по какому-то кругу картины буйных кутежей на ярмарке; метались неистовые люди, жадно выкатив пьяные, но никогда не сытые
глаза, жгли деньги и, ничего не жалея, безумствовали всячески в лютом озлоблении плоти, стремясь к большой, ослепительно белой на
чёрном, бесстыдно обнажённой
женщине…