Неточные совпадения
Посереди Днепра плыл дуб. [Дуб — лодка.] Сидят впереди два хлопца;
черные козацкие шапки набекрень, и под веслами, как будто от огнива огонь, летят
брызги во все стороны.
Подниматься в нее нужно было по
черной, плитяной лестнице, всегда залитой
брызгами зловонных помой и местами закопченной теплящимися здесь по зимним вечерам ночниками.
Часовой опять закричит: «пушка» — и вы услышите тот же звук и удар, те же
брызги, или закричит: «маркела!», [Мортира.] и вы услышите равномерное, довольно приятное и такое, с которым с трудом соединяется мысль об ужасном, посвистывание бомбы, услышите приближающееся к вам и ускоряющееся это посвистывание, потом увидите
черный шар, удар о землю, ощутительный, звенящий разрыв бомбы.
— Ты — убийца!.. — рыдая, вскричал Званцев. Но в это время раздался звучный плеск воды, точно она ахнула от испуга или удивления. Фома вздрогнул и замер. Потом взмыл опьяняющий, дикий вой женщин, полные ужаса возгласы мужчин, и все фигуры на плоту замерли, кто как стоял. Фома, глядя на воду, окаменел, — по воде к нему плыло что-то
черное, окружая себя
брызгами…
В тот день, когда я увидел этого ребенка, в Петербурге ждали наводнения; с моря сердито свистал порывистый ветер и носил по улицам целые облака холодных
брызг, которыми раздобывался он где-то за углом каждого дома, но где именно он собирал их — над крышей или за цоколем — это оставалось его секретом, потому что с
черного неба не падало ни одной капли дождя.
Челкаш крякнул, схватился руками за голову, качнулся вперед, повернулся к Гавриле и упал лицом в песок. Гаврила замер, глядя на него. Вот он шевельнул ногой, попробовал поднять голову и вытянулся, вздрогнув, как струна. Тогда Гаврила бросился бежать вдаль, где над туманной степью висела мохнатая
черная туча и было темно. Волны шуршали, взбегая на песок, сливаясь с него и снова взбегая. Пена шипела, и
брызги воды летали по воздуху.
Но Дедушка не ответил. В комнате была грозная, точно стерегущая кого-то тишина, а за
черным окном бушевал ветер и бросал в стекла
брызги дождя.
Хромой получает свою обувь, шапку и ружье. С легкой душою выходит он из конторы, косится вверх, а на небе уж
черная, тяжелая туча. Ветер шалит по траве и деревьям. Первые
брызги уже застучали по горячей кровле. В душном воздухе делается всё легче и легче.
Первые
брызги, крупные и тяжелые,
черными точками ложатся на пыльную дорогу. Большая капля падает на щеку Феклы и ползет слезой к подбородку.
Он погрузился в одну мысль о Мариорице. Вся душа его, весь он — как будто разогретая влажная стихия, в которой Мариорица купает свои прелести. Как эта стихия, он обхватил ее горячей мечтой, сбегает струею по ее округленным плечам, плещет жаркою пеною по лебединой шее, подкатывается волною под грудь, замирающую сладким восторгом; он липнет летучею
брызгою к горячим устам ее, и
черные кудри целует, и впивается в них, и весь, напитанный ее существом, ластится около нее тонким, благовонным паром.
При моментальном блеске этих огоньков вдруг открывается, что что-то самое странное плывет с того берега через реку. Это как будто опрокинутый
черный горшок с выбитым боком. Около него ни шуму, ни
брызг, но вокруг его в стороны расходятся легкие кружки. Внизу под водою точно кто-то работает невидимой гребною снастью. Еще две минуты, и Константин Ионыч ясно различил, что это совсем не горшок, а человеческое лицо, окутанное
черным покровом.
Человек, которого они называли Тихоном, подбежав к речке, булдыхнулся в нее так, что
брызги полетели и, скрывшись на мгновенье, выбрался на четвереньках, весь
черный от воды, и побежал дальше. Французы, бежавшие за ним, остановились.