Неточные совпадения
Правда, что легкость и ошибочность этого представления о своей вере смутно чувствовалась Алексею Александровичу, и он знал, что когда он, вовсе не думая о том, что его прощение есть действие высшей силы, отдался этому непосредственному
чувству, он испытал больше счастья, чем когда он, как теперь, каждую минуту думал, что в его душе живет Христос и что, подписывая бумаги, он исполняет Его волю; но для Алексея Александровича было необходимо так думать, ему было так необходимо в его
унижении иметь ту, хотя бы и выдуманную, высоту, с которой он, презираемый всеми, мог бы презирать других, что он держался, как за спасение, за свое мнимое спасение.
Понимая, как трагична судьба еврейства в России, он подозревал, что психика еврея должна быть заражена и обременена
чувством органической вражды к русскому, желанием мести за
унижения и страдания.
Она в первую минуту вспомнила смутно о том новом чудном мире
чувств и мыслей, который открыт был ей прелестным юношей, любившим ее и любимым ею, и потом об его непонятной жестокости и целом ряде
унижений, страданий, которые последовали за этим волшебным счастьем и вытекали из него.
Мщу за мою прошедшую молодость, за все
унижение мое! — застучал он кулаком по столу в припадке выделанного
чувства.
Он сидел на том же месте, озадаченный, с низко опущенною головой, и странное
чувство, — смесь досады и
унижения, — наполнило болью его сердце. В первый раз еще пришлось ему испытать
унижение калеки; в первый раз узнал он, что его физический недостаток может внушать не одно сожаление, но и испуг. Конечно, он не мог отдать себе ясного отчета в угнетавшем его тяжелом
чувстве, но оттого, что сознание это было неясно и смутно, оно доставляло не меньше страдания.
— Любите, а так мучаете! Помилуйте, да уж тем одним, что он так на вид положил вам пропажу, под стул да в сюртук, уж этим одним он вам прямо показывает, что не хочет с вами хитрить, а простодушно у вас прощения просит. Слышите: прощения просит! Он на деликатность
чувств ваших, стало быть, надеется; стало быть, верит в дружбу вашу к нему. А вы до такого
унижения доводите такого… честнейшего человека!
У меня нет жеста приличного,
чувства меры нет; у меня слова другие, а не соответственные мысли, а это
унижение для этих мыслей.
С другой стороны, к радостному
чувству примешивалось горькое и обидное сознание: двадцать лет нищеты, убожества и
унижения и дикое счастье на закате жизни.
В этих незаметных пустяках совершенно растворяются такие
чувства, как обида,
унижение, стыд.
«Не знать предела
чувству, посвятить себя одному существу, — продолжал Александр читать, — и жить, мыслить только для его счастия, находить величие в
унижении, наслаждение в грусти и грусть в наслаждении, предаваться всевозможным противоположностям, кроме любви и ненависти. Любить — значит жить в идеальном мире…»
Сначала мучило меня разочарование не быть третьим, потом страх вовсе не выдержать экзамена, и, наконец, к этому присоединилось
чувство сознания несправедливости, оскорбленного самолюбия и незаслуженного
унижения; сверх того, презрение к профессору за то, что он не был, по моим понятиям, из людей comme il faut, — что я открыл, глядя на его короткие, крепкие и круглые ногти, — еще более разжигало во мне и делало ядовитыми все эти
чувства.
Со странным двойным
чувством гордой радости и
унижения увидел Александров свой номер, ровно сотый, и как раз последний; последняя девятка, дающая право на первый разряд.
Алей помогал мне в работе, услуживал мне, чем мог в казармах, и видно было, что ему очень приятно было хоть чем-нибудь облегчить меня и угодить мне, и в этом старании угодить не было ни малейшего
унижения или искания какой-нибудь выгоды, а теплое, дружеское
чувство, которое он уже и не скрывал ко мне. Между прочим, у него было много способностей механических; он выучился порядочно шить белье, тачал сапоги и впоследствии выучился, сколько мог, столярному делу. Братья хвалили его и гордились им.
К нему же было какое-то странное
чувство и ненависти и сознания своего
унижения и его победы, но к ней страшная ненависть.
Я сгорал от негодования, злости и какого-то особенного
чувства упоения своим
унижением, созерцая эти картины, и не мог оторваться от них; не мог не смотреть на них, не мог стереть их, не мог не вызывать их.
Ну разве можно, разве можно хоть сколько-нибудь уважать себя человеку, который даже в самом
чувстве собственного
унижения посягнул отыскать наслаждение?
Дело в том, что в человеке ничем незаглушимо
чувство справедливости и правомерности; он может смотреть безмолвно на всякие неправды, может терпеть всякие обиды без ропота, не выразить ни одним знаком своего негодования; но все-таки он не может быть нечувствителен к неправде, насколько ее видит и понимает, все-таки в душе его больно отзывается обида и
унижение, и терпению даже самого убитого и трусливого человека всегда есть предел.
Этим поступком они мой дух воскресили, жизнь мне слаще навеки сделали, и я твердо уверен, что как я ни грешен пред всевышним, но молитва о счастии и благополучии его превосходительства дойдет до престола его!» В этих излияниях душевных вы видите доброту, чувствительность, благородство, если хотите — даже утонченную деликатность Макара Алексеича; но согласитесь, что ведь вам жалко то
унижение, в какое он ставит себя, и только сила сострадания прогоняет в вас то
чувство отвращения, которое иначе невольно возбудилось бы в вас таким искажением человеческой природы…
Он испытывал какое-то особенное, умиленное, восторженное
чувство смирения,
унижения перед людьми, перед нею, перед сыном, перед всеми людьми, и
чувство это и радостно и больно раздирало его душу.
Как совершенно верно учит Адлер, человек всегда стремится себя компенсировать и, пережив
чувство слабости и
унижения, в чем-то другом получит преобладание.
Желтухин. Однако уж третий час, а их нет… Впрочем, как им угодно! И не нужно! Все это нужно оставить, ничего из этого не выйдет… Одни только
унижения, подлое
чувство и больше ничего… Она на меня и внимания не обращает. Я некрасив, неинтересен, ничего во мне нет романического, и если она выйдет за меня, то только по расчету… за деньги!..
Желтухин. Кто же уполномочивал тебя говорить с нею? Непрошеная сваха, баба! Ты мне все дело испортила! Она подумает, что я сам не умею говорить, и… и какое мещанство! Тысячу раз говорил я, что все это надо оставить. Ничего кроме
унижения и этих всяких намеков, низостей, подлостей… Старик, вероятно, догадался, что я люблю ее, и уж эксплоатирует мое
чувство! Хочет, чтобы я купил у него это имение.
— Вот что… Цыганка… Ей шуба! У меня взять деньги третьего дня, — сказал, необходимо матери послать… Обман… Ложь, все ложь… Я последние отдала… Он знал. Зачем?.. Зачем такая гадость… Зачем я люблю… и такую гадость… Измена… оскорбление… Любил… Ну, разлюбил… А этот обман-оскорбление! Ужасное надругательство над
чувством… Цинизм! Какое
унижение человека!
Волынской дрожал от
унижения, от страха, что Липман откроет тайну его женитьбы, от
чувства ужасного состояния, в которое поставил Мариорицу, жертвующую для него всем, что имела драгоценнейшего на свете — девическою стыдливостью, — и, бешеный, уступил своему врагу. Он молчал.
Он готов был бы лучше перенести все муки отвергнутой любви, умереть у ног недосягаемого для него кумира, чем видеть этот кумир поверженным — ему казалось это оскорблением своего собственного
чувства,
унижением своего собственного «я», того «я», которым он за несколько часов до этого охотно бы пожертвовал для боготворимой им девушки.
Еще не видя Надежду Корнильевну, он давал себе слово не поддаваться ее обаянию, здраво рассуждая, что из этого
чувства не может быть ничего, кроме его собственного
унижения и даже, быть может, несчастия, но при первом свидании с предметом своей любви все эти рассуждения разбивались в прах и он снова страдал, мучился и старался безуспешно вызвать в ней хотя малейшее к себе расположение.
Графиня страдала в свою очередь, приписывая нежелание мужа сделать первый шаг охлаждению его
чувства к ней, желанию ее унизить, а она не прощала
унижения.
Русский народ должен был пройти через неслыханные
унижения и падения, чтобы в нем пробудилось сознательное национальное
чувство и сознательная национальная активность.
Они поколебали единство русского государства, убили в народе нашем
чувство национального сцепления, деморализовали и распылили русскую армию, подорвали всякое доверие к нам союзников, довели Россию до
унижения и позора.