Неточные совпадения
Почтмейстер. Нет, о петербургском ничего нет, а о костромских и саратовских много говорится. Жаль, однако ж, что вы не читаете писем: есть прекрасные
места. Вот недавно один поручик пишет к приятелю и описал бал в самом игривом… очень, очень хорошо: «Жизнь моя, милый друг, течет, говорит, в эмпиреях: барышень много, музыка играет, штандарт скачет…» — с большим, с большим
чувством описал. Я нарочно оставил его у себя. Хотите, прочту?
Кроме того, он испытывал то
чувство сосредоточенного волнения, которое испытывает всякий охотник, приближаясь к
месту действия.
А вместе с тем на этом самом
месте воспоминаний
чувство стыда усиливалось, как будто какой-то внутренний голос именно тут, когда она вспомнила о Вронском, говорил ей: «тепло, очень тепло, горячо».
Все эти хлопоты, хождение из
места в
место, разговоры с очень добрыми, хорошими людьми, понимающими вполне неприятность положения просителя, но не могущими пособить ему, всё это напряжение, не дающее никаких результатов, произвело в Левине
чувство мучительное, подобное тому досадному бессилию, которое испытываешь во сне, когда хочешь употребить физическую силу.
Им овладело беспокойство,
Охота к перемене
мест(Весьма мучительное свойство,
Немногих добровольный крест).
Оставил он свое селенье,
Лесов и нив уединенье,
Где окровавленная тень
Ему являлась каждый день,
И начал странствия без цели,
Доступный
чувству одному;
И путешествия ему,
Как всё на свете, надоели;
Он возвратился и попал,
Как Чацкий, с корабля на бал.
Чувство умиления, с которым я слушал Гришу, не могло долго продолжаться, во-первых, потому, что любопытство мое было насыщено, а во-вторых, потому, что я отсидел себе ноги, сидя на одном
месте, и мне хотелось присоединиться к общему шептанью и возне, которые слышались сзади меня в темном чулане. Кто-то взял меня за руку и шепотом сказал: «Чья это рука?» В чулане было совершенно темно; но по одному прикосновению и голосу, который шептал мне над самым ухом, я тотчас узнал Катеньку.
Володя ущипнул меня очень больно за ногу; но я даже не оглянулся: потер только рукой то
место и продолжал с
чувством детского удивления, жалости и благоговения следить за всеми движениями и словами Гриши.
А я, может быть, так сказать, сгорел от преданности и высоких
чувств и сверх того имею значение, чин, занимаю
место!
У папеньки Катерины Ивановны, который был полковник и чуть-чуть не губернатор, стол накрывался иной раз на сорок персон, так что какую-нибудь Амалию Ивановну, или, лучше сказать, Людвиговну, туда и на кухню бы не пустили…» Впрочем, Катерина Ивановна положила до времени не высказывать своих
чувств, хотя и решила в своем сердце, что Амалию Ивановну непременно надо будет сегодня же осадить и напомнить ей ее настоящее
место, а то она бог знает что об себе замечтает, покамест же обошлась с ней только холодно.
Что память даже вам постыла
Тех
чувств, в обоих нас движений сердца тех,
Которые во мне ни даль не охладила,
Ни развлечения, ни перемена
мест.
— Оттого, что вы сами мне сказали, что скучаете только тогда, когда ваш порядок нарушается. Вы так непогрешительно правильно устроили вашу жизнь, что в ней не может быть
места ни скуке, ни тоске… никаким тяжелым
чувствам.
Немая и мягонькая, точно кошка, жена писателя вечерами непрерывно разливала чай. Каждый год она была беременна, и раньше это отталкивало Клима от нее, возбуждая в нем
чувство брезгливости; он был согласен с Лидией, которая резко сказала, что в беременных женщинах есть что-то грязное. Но теперь, после того как он увидел ее голые колени и лицо, пьяное от радости, эта женщина, однообразно ласково улыбавшаяся всем, будила любопытство, в котором уже не было
места брезгливости.
«Что беспокоит меня? — размышлял он. — Боязнь пустоты на том
месте, где
чувство и воображение создали оригинальный образ?»
Этот ход мысли раздражал его, и, крепко поставив слона на его
место к шестерым, Самгин снова начал путешествовать по комнате. Знакомым гостем явилось более острое, чем всегда,
чувство протеста: почему он не может создать себе крупное имя?
Мысли его расползались, разваливались, уступая
место все более острому
чувству недовольства собою.
Самгин наклонил голову, чтобы скрыть улыбку. Слушая рассказ девицы, он думал, что и по фигуре и по характеру она была бы на своем
месте в водевиле, а не в драме. Но тот факт, что на долю ее все-таки выпало участие в драме, несколько тронул его; он ведь был уверен, что тоже пережил драму. Однако он не сумел выразить
чувство, взволновавшее его, а два последние слова ее погасили это
чувство. Помолчав, он спросил вполголоса...
Воображение может на минуту увлечься, но ум и
чувство не удовлетворятся такой красотой: ее
место в гареме.
Пробыв неделю у Тушина в «Дымке», видя его у него, дома, в поле, в лесу, в артели, на заводе, беседуя с ним по ночам до света у камина, в его кабинете, — Райский понял вполне Тушина, многому дивился в нем, а еще более дивился глазу и
чувству Веры, угадавшей эту простую, цельную фигуру и давшей ему в своих симпатиях
место рядом с бабушкой и с сестрой.
На первом
месте Нил Андреевич Тычков, во фраке, со звездой, важный старик, с сросшимися бровями, с большим расплывшимся лицом, с подбородком, глубоко уходившим в галстук, с величавой благосклонностью в речи, с
чувством достоинства в каждом движении.
— Ни с
места! — завопил он, рассвирепев от плевка, схватив ее за плечо и показывая револьвер, — разумеется для одной лишь острастки. — Она вскрикнула и опустилась на диван. Я ринулся в комнату; но в ту же минуту из двери в коридор выбежал и Версилов. (Он там стоял и выжидал.) Не успел я мигнуть, как он выхватил револьвер у Ламберта и из всей силы ударил его револьвером по голове. Ламберт зашатался и упал без
чувств; кровь хлынула из его головы на ковер.
Так и упало у меня сердце, стою на
месте как без
чувств, ум помутился.
Это было как раз в тот день; Лиза в негодовании встала с
места, чтоб уйти, но что же сделал и чем кончил этот разумный человек? — с самым благородным видом, и даже с
чувством, предложил ей свою руку. Лиза тут же назвала его прямо в глаза дураком и вышла.
Катерина Николаевна стремительно встала с
места, вся покраснела и — плюнула ему в лицо. Затем быстро направилась было к двери. Вот тут-то дурак Ламберт и выхватил револьвер. Он слепо, как ограниченный дурак, верил в эффект документа, то есть — главное — не разглядел, с кем имеет дело, именно потому, как я сказал уже, что считал всех с такими же подлыми
чувствами, как и он сам. Он с первого слова раздражил ее грубостью, тогда как она, может быть, и не уклонилась бы войти в денежную сделку.
— Такие
чувства вам, конечно, делают честь, и, без сомнения, вам есть чем гордиться; но я бы на вашем
месте все-таки не очень праздновал, что незаконнорожденный… а вы точно именинник!
Чаще всего называют дружбу бескорыстным
чувством; но настоящее понятие о ней до того затерялось в людском обществе, что такое определение сделалось общим
местом, под которым собственно не знают, что надо разуметь.
— Я знаю это дело. Как только я взглянул на имена, я вспомнил об этом несчастном деле, — сказал он, взяв в руки прошение и показывая его Нехлюдову. — И я очень благодарен вам, что вы напомнили мне о нем. Это губернские власти переусердствовали… — Нехлюдов молчал, с недобрым
чувством глядя на неподвижную маску бледного лица. — И я сделаю распоряженье, чтобы эта мера была отменена и люди эти водворены на
место жительства.
Так закончил свое чтение длинного обвинительного акта секретарь и, сложив листы, сел на свое
место, оправляя обеими руками длинные волосы. Все вздохнули облегченно с приятным сознанием того, что теперь началось исследование, и сейчас всё выяснится, и справедливость будет удовлетворена. Один Нехлюдов не испытывал этого
чувства: он весь был поглощен ужасом перед тем, что могла сделать та Маслова, которую он знал невинной и прелестной девочкой 10 лет тому назад.
Войдя в совещательную комнату, присяжные, как и прежде, первым делом достали папиросы и стали курить. Неестественность и фальшь их положения, которые они в большей или меньшей степени испытывали, сидя в зале на своих
местах, прошла, как только они вошли в совещательную комнату и закурили папиросы, и они с
чувством облегчения разместились в совещательной комнате, и тотчас же начался оживленный разговор.
В-третьих, подвергаясь постоянной опасности жизни, — не говоря уже об исключительных случаях солнечных ударов, утопленья, пожаров, — от постоянных в
местах заключения заразных болезней, изнурения, побоев, люди эти постоянно находились в том положении, при котором самый добрый, нравственный человек из
чувства самосохранения совершает и извиняет других в совершении самых ужасных по жестокости поступков.
— Плетет кружева, вяжет чулки… А как хорошо она относится к людям! Ведь это целое богатство — сохранить до глубокой старости такое теплое
чувство и стать выше обстоятельств. Всякий другой на ее
месте давно бы потерял голову, озлобился, начал бы жаловаться на все и на всех. Если бы эту женщину готовили не специально для богатой, праздной жизни, она принесла бы много пользы и себе и другим.
Явилось
место жалости и доброму
чувству именно потому, что была пред тем чиста совесть.
— Я, брат, уезжая, думал, что имею на всем свете хоть тебя, — с неожиданным
чувством проговорил вдруг Иван, — а теперь вижу, что и в твоем сердце мне нет
места, мой милый отшельник. От формулы «все позволено» я не отрекусь, ну и что же, за это ты от меня отречешься, да, да?
Остановясь, он различил в ногах своих поверженного им мужичонку, все так же лежавшего на том же самом
месте, без
чувств и без движения.
— Хорошо коли сам наводит, а коли ему самому в самое рыло наводят, так оно тогда самое глупое чувство-с. Убежите с
места, Марья Кондратьевна.
Он проговорил это с самым неприязненным
чувством. Тем временем встал с
места и озабоченно посмотрел в зеркало (может быть, в сороковой раз с утра) на свой нос. Начал тоже прилаживать покрасивее на лбу свой красный платок.
Нужно ли рассказывать читателю, как посадили сановника на первом
месте между штатским генералом и губернским предводителем, человеком с свободным и достойным выражением лица, совершенно соответствовавшим его накрахмаленной манишке, необъятному жилету и круглой табакерке с французским табаком, — как хозяин хлопотал, бегал, суетился, потчевал гостей, мимоходом улыбался спине сановника и, стоя в углу, как школьник, наскоро перехватывал тарелочку супу или кусочек говядины, — как дворецкий подал рыбу в полтора аршина длины и с букетом во рту, — как слуги, в ливреях, суровые на вид, угрюмо приставали к каждому дворянину то с малагой, то с дрей-мадерой и как почти все дворяне, особенно пожилые, словно нехотя покоряясь
чувству долга, выпивали рюмку за рюмкой, — как, наконец, захлопали бутылки шампанского и начали провозглашаться заздравные тосты: все это, вероятно, слишком известно читателю.
Вдруг впереди меня послышался треск сучьев, и вслед за тем я услыхал чьи-то шаги. Кто-то шел мерной тяжелой походкой. Я испугался и хотел было уйти назад, но поборол в себе
чувство страха и остался на
месте. Вслед за тем я увидел в кустах какую-то темную массу. Это был большой медведь.
— Да, это
чувство неприятное. Но неужели много легче было бы вам во всяком другом
месте? Ведь очень немногим легче. И между тем, что вы делали? Для получения ничтожного облегчения себе вы бросили на произвол случая пятьдесят человек, судьба которых от вас зависела. Хорошо ли это?
А этот главный предмет, занимавший так мало
места в их не слишком частых длинных разговорах, и даже в коротких разговорах занимавший тоже лишь незаметное
место, этот предмет был не их
чувство друг к другу, — нет, о
чувстве они не говорили ни слова после первых неопределенных слов в первом их разговоре на праздничном вечере: им некогда было об этом толковать; в две — три минуты, которые выбирались на обмен мыслями без боязни подслушивания, едва успевали они переговорить о другом предмете, который не оставлял им ни времени, ни охоты для объяснений в
чувствах, — это были хлопоты и раздумья о том, когда и как удастся Верочке избавиться от ее страшного положения.
Услуги его могли бы пригодиться, пожалуй, хоть сейчас же: помогать Вере Павловне в разборке вещей. Всякий другой на
месте Рахметова в одну и ту же секунду и был бы приглашен, и сам вызвался бы заняться этим. Но он не вызвался и не был приглашен; Вера Павловна только пожала ему руку и с искренним
чувством сказала, что очень благодарна ему за внимательность.
— Другой, на моем
месте, стал бы уже говорить, что
чувство, от которого вы страдаете, хорошо. Я еще не скажу этого. Ваш батюшка знает о нем? Прошу вас помнить, что я не буду говорить с ним без вашего разрешения.
Он взошел к губернатору, это было при старике Попове, который мне рассказывал, и сказал ему, что эту женщину невозможно сечь, что это прямо противно закону; губернатор вскочил с своего
места и, бешеный от злобы, бросился на исправника с поднятым кулаком: «Я вас сейчас велю арестовать, я вас отдам под суд, вы — изменник!» Исправник был арестован и подал в отставку; душевно жалею, что не знаю его фамилии, да будут ему прощены его прежние грехи за эту минуту — скажу просто, геройства, с такими разбойниками вовсе была не шутка показать человеческое
чувство.
Он весь отдался во власть переполнившему его
чувству, беспрестанно вскакивал с
места, подбегал к другим столам, вмешивался в разговоры и вообще вел себя так, как будто совсем забыл о жене.
Новое
место давало мне
чувство меньшей зависимости от обыденной действительности и открывало больший простор для мечты.
Иерархическое
чувство связано с
чувством принадлежности к какому-то целому, в котором каждый занимает свое особое
место, соподчиненное другому.
Кровь бросилась мне в голову. Я потупился и перестал отвечать… В моей груди столпились и клокотали бесформенные
чувства, но я не умел их выразить и, может быть, расплакался бы или выбежал из класса, но меня поддержало сознание, что за мной — сочувствие товарищей. Не добившись продолжения молитвы, священник отпустил меня на
место. Когда я сел, мой сосед Кроль сказал...
Он сидел на том же
месте, озадаченный, с низко опущенною головой, и странное
чувство, — смесь досады и унижения, — наполнило болью его сердце. В первый раз еще пришлось ему испытать унижение калеки; в первый раз узнал он, что его физический недостаток может внушать не одно сожаление, но и испуг. Конечно, он не мог отдать себе ясного отчета в угнетавшем его тяжелом
чувстве, но оттого, что сознание это было неясно и смутно, оно доставляло не меньше страдания.
Действительно, его походка стала тише, лицо спокойнее. Он слышал рядом ее шаги, и понемногу острая душевная боль стихала, уступая
место другому
чувству. Он не отдавал себе отчета в этом
чувстве, но оно было ему знакомо, и он легко подчинялся его благотворному влиянию.
В душе Петра тоже было холодно и сумрачно. Темное
чувство, которое еще в тот счастливый вечер поднималось из глубины души каким-то опасением, неудовлетворенностью и вопросом, теперь разрослось и заняло в душе
место, принадлежавшее ощущениям радости и счастья.
Погасив свечку, он долго глядел вокруг себя и думал невеселую думу; он испытывал
чувство, знакомое каждому человеку, которому приходится в первый раз ночевать в давно необитаемом
месте; ему казалось, что обступившая его со всех сторон темнота не могла привыкнуть к новому жильцу, что самые стены дома недоумевают.