Неточные совпадения
Но как ни строго хранили будочники вверенную им тайну, неслыханная весть об упразднении градоначальниковой головы в несколько минут облетела весь город. Из обывателей многие плакали, потому что
почувствовали себя сиротами и, сверх того, боялись подпасть под ответственность за то, что повиновались такому градоначальнику, у которого на плечах вместо головы была
пустая посудина. Напротив, другие хотя тоже плакали, но утверждали, что за повиновение их ожидает не кара, а похвала.
Наконец, после отчаянного задыхающегося вскрика,
пустого захлебывания, дело уладилось, и мать и ребенок одновременно
почувствовали себя успокоенными, и оба затихли.
Маргарита говорила вполголоса, ленивенько растягивая
пустые слова, ни о чем не спрашивая. Клим тоже не находил, о чем можно говорить с нею.
Чувствуя себя глупым и немного смущаясь этим, он улыбался. Сидя на стуле плечо в плечо с гостем, Маргарита заглядывала в лицо его поглощающим взглядом, точно вспоминая о чем-то, это очень волновало Клима, он осторожно гладил плечо ее, грудь и не находил в
себе решимости на большее. Выпили по две рюмки портвейна, затем Маргарита спросила...
Самгин сказал, что завтра утром должен ехать в Дрезден, и не очень вежливо вытянул свои пальцы из его влажной, горячей ладони. Быстро шагая по слабо освещенной и
пустой улице, обернув руку платком, он
чувствовал, что нуждается в утешении или же должен оправдаться в чем-то пред
собой.
Самгин движением плеча оттолкнулся от стены и пошел на Арбат, сжав зубы, дыша через нос, — шел и слышал, что отяжелевшие ноги его топают излишне гулко. Спина и грудь обильно вспотели;
чувствовал он
себя пустой бутылкой, — в горлышко ее дует ветер, и она гудит...
Самгин
почувствовал, что он теряет сознание, встал, упираясь руками в стену, шагнул, ударился обо что-то гулкое, как
пустой шкаф. Белые облака колебались пред глазами, и глазам было больно, как будто горячая пыль набилась в них. Он зажег спичку, увидел дверь, погасил огонек и, вытолкнув
себя за дверь, едва удержался на ногах, — все вокруг колебалось, шумело, и ноги были мягкие, точно у пьяного.
Тогда он был бодрый, свободный человек, перед которым раскрывались бесконечные возмояжости, — теперь он
чувствовал себя со всех сторон пойманным в тенетах глупой,
пустой, бесцельной, ничтожной жизни, из которых он не видел никакого выхода, да даже большей частью и не хотел выходить.
Он едва держался на ногах, тело его изнемогало, а он и не
чувствовал усталости, — зато усталость брала свое: он сидел, глядел и ничего не понимал; не понимал, что с ним такое случилось, отчего он очутился один, с одеревенелыми членами, с горечью во рту, с камнем на груди, в
пустой незнакомой комнате; он не понимал, что заставило ее, Варю, отдаться этому французу и как могла она, зная
себя неверной, быть по-прежнему спокойной, по-прежнему ласковой и доверчивой с ним! «Ничего не понимаю! — шептали его засохшие губы.
После этих слов она увидела перед
собой неизбежную тропу, которая безответно тянулась вокруг
пустого, темного места. И неизбежность идти этой тропой наполнила ее грудь слепым покоем. Так и теперь. Но,
чувствуя приход нового горя, она внутри
себя говорила кому-то...
Проводивши внучек, она, может быть, в первый раз
почувствовала, что от ее существа что-то оторвалось и что она разом получила какую-то безграничную свободу, до того безграничную, что она уже ничего не видела перед
собой, кроме
пустого пространства.
Никто не подозревал, что один кончит свое поприще начальником отделения, проигрывающим все достояние свое в преферанс; другой зачерствеет в провинциальной жизни и будет
себя чувствовать нездоровым, когда не выпьет трех рюмок зорной настойки перед обедом и не проспит трех часов после обеда; третий — на таком месте, на котором он будет сердиться, что юноши — не старики, что они не похожи на его экзекутора ни манерами, ни нравственностью, а все
пустые мечтатели.
Фома посмотрел на него и,
чувствуя что-то похожее на уважение к этому человеку, осторожно пошел вон из дома. Ему не хотелось идти к
себе в огромный
пустой дом, где каждый шаг его будил звучное эхо, и он пошел по улице, окутанной тоскливо-серыми сумерками поздней осени. Ему думалось о Тарасе Маякине.
— Это, положим, верно, — бойка она — не в меру… Но это —
пустое дело! Всякая ржавчина очищается, ежели руки приложить… А крестный твой — умный старик… Житье его было спокойное, сидячее, ну, он, сидя на одном-то месте, и думал обо всем… его, брат, стоит послушать, он во всяком житейском деле изнанку видит… Он у нас — ристократ — от матушки Екатерины! Много о
себе понимает… И как род его искоренился в Тарасе, то он и решил — тебя на место Тараса поставить,
чувствуешь?
— А это верно господин Шпандорчук не
чувствует ли
себя перед Нестором Игнатьевичем в чем-нибудь… неисправным? — тихо вмешалась Анна Михайловна. — Все
пустые люди, — продолжала она, — у которых очень много самолюбия и есть какие-то следы совести, а нет ни искренности, ни желания поправиться, всегда кончают этим, что их раздражают лица, напоминающие им об их собственной гадости.
"Хищник"говорит коротко, отрывисто: он
чувствует себя настолько сильным, чтоб пренебречь
пустыми разговорами; пенкосниматель не говорит, а излагает; он любит угнести своего слушателя и в многоглаголании надеется стяжать свою душу!
Пустела площадь, и уже неловко становилось бродить в одиночку среди покинутых, задраенных досками ларей, — сам
себя чувствовал Жегулев похожим на вора и подозрительного человека.
Это вышло уж очень грубо, так что ему даже стало жаль ее. На его сердитом, утомленном лице она прочла ненависть, жалость, досаду на
себя и вдруг пала духом. Она поняла, что пересолила, вела
себя слишком развязно, и, опечаленная,
чувствуя себя тяжелой, толстой, грубой и пьяною, села в первый попавшийся
пустой экипаж вместе с Ачмиановым. Лаевский сел с Кирилиным, зоолог с Самойленком, дьякон с дамами, и поезд тронулся.
У доктора Арбузов
чувствовал себя почти здоровым, но на свежем воздухе им опять овладели томительные ощущения болезни. Голова казалась большой, отяжелевшей и точно
пустой, и каждый шаг отзывался в ней неприятным гулом. В пересохшем рту опять слышался вкус гари, в глазах была тупая боль, как будто кто-то надавливал на них снаружи пальцами, а когда Арбузов переводил глаза с предмета на предмет, то вместе с этим по снегу, по домам и по небу двигались два больших желтых пятна.
И таким
пустым и бедным
почувствовал он
себя, как последний нищий, самый последний нищий, у которого душа черства, как брошенное ему подаяние.
Но когда меркнет в душе солнечный свет, когда тварь замыкается в
себе и перестает
чувствовать себя в Боге, — опять поднимается леденящая дрожь, ничто ощущается как мертвенная, зияющая дыра, как курносая смерть, и тогда
себе самому начинаешь казаться лишь
пустой скорлупой, не имеющей бытийного ядра.
Длинная-длинная служба, выпивоха-иеромонах с веселыми глазами и фальшиво-благочестивым голосом, белые,
пустые стены гимназической церкви, холодная живопись иконостаса; серые ряды расставленных по росту гимназистов; на возвышении, около свечного ящика, грозный инспектор Гайчман: то крестится, то инквизиторским взглядом прощупывает наши ряды, — благоговейно ли
чувствуем себя.
Кофею Дениза Яковлевна напилась основательно. С
пустым желудком, как все французы и француженки, она
чувствовала себя и с
пустой головой. Для всякого разговора по делу, а особенно по такому, ей необходимо было иметь что-нибудь"sur l'estomac" [в желудке (фр.).]. Она скушала три тартинки. В залу не вошла она, прежде чем не услыхала коротких шажков Ивана Алексеевича с перевальцем и с приятным поскрипыванием.
Я поднялся на руках, огляделся. Исчезла перегородка. И я увидел: Алеша лежит на спине, с
пустыми, остановившимися глазами. А Хозяин его, как вывалившийся из гнезда гад, барахтается на полу возле кровати; в ужасе барахтается, вьется и мечется, чуя над
собою недвижную силу Неведомого. Заражаясь, затрепетал и мой Хозяин. И я
чувствовал, — в судорогах своих он сейчас тоже выбросится на пол, а я с
пустыми глазами повалюсь навзничь.
Не умом я понял. Всем телом, каждою его клеточкою я в мятущемся ужасе
чувствовал свою обреченность. И напрасно ум противился, упирался, смотря в сторону. Мутный ужас смял его и втянул в
себя. И все вокруг втянул. Бессмысленна стала жизнь в ее красках, борьбе и исканиях. Я уничтожусь, и это неизбежно. Не через неделю, так через двадцать лет. Рассклизну, начну мешаться с землей, все во мне начнет сквозить, пусто станет меж ребрами, на дне
пустого черепа мозг ляжет горсточкою черного перегноя…