Неточные совпадения
И вдруг из того таинственного и ужасного, нездешнего
мира,
в котором он жил эти двадцать два часа, Левин мгновенно
почувствовал себя перенесенным
в прежний, обычный
мир, но сияющий теперь таким новым светом счастья, что он не перенес его. Натянутые струны все сорвались. Рыдания и слезы радости, которых он никак не предвидел, с такою силой поднялись
в нем, колебля всё его тело, что долго мешали ему говорить.
Детскость выражения ее лица
в соединении с тонкой красотою стана составляли ее особенную прелесть, которую он хорошо помнил: но, что всегда, как неожиданность, поражало
в ней, это было выражение ее глаз, кротких, спокойных и правдивых, и
в особенности ее улыбка, всегда переносившая Левина
в волшебный
мир, где он
чувствовал себя умиленным и смягченным, каким он мог запомнить
себя в редкие дни своего раннего детства.
Pluck, то есть энергии и смелости, Вронский не только
чувствовал в себе достаточно, но, что гораздо важнее, он был твердо убежден, что ни у кого
в мире не могло быть этого pluck больше, чем у него.
Она как будто очнулась;
почувствовала всю трудность без притворства и хвастовства удержаться на той высоте, на которую она хотела подняться; кроме того, она
почувствовала всю тяжесть этого
мира горя, болезней, умирающих,
в котором она жила; ей мучительны показались те усилия, которые она употребляла над
собой, чтобы любить это, и поскорее захотелось на свежий воздух,
в Россию,
в Ергушово, куда, как она узнала из письма, переехала уже ее сестра Долли с детьми.
«Да, одно очевидное, несомненное проявление Божества — это законы добра, которые явлены
миру откровением, и которые я
чувствую в себе, и
в признании которых я не то что соединяюсь, а волею-неволею соединен с другими людьми
в одно общество верующих, которое называют церковью.
Еще утром, едва проснувшись, он уже
почувствовал, что этот день начался
в черных лучах. Он мрачно оделся, неохотно позавтракал, забыл прочитать газету и долго курил, погруженный
в невыразимый
мир бесцельного напряжения; среди смутно возникающих слов бродили непризнанные желания, взаимно уничтожая
себя равным усилием. Тогда он занялся делом.
— Всегда были — и будут — люди, которые,
чувствуя себя неспособными сопротивляться насилию над их внутренним
миром, — сами идут встречу судьбе своей, сами отдают
себя в жертву. Это имеет свой термин — мазохизм, и это создает садистов, людей, которым страдание других — приятно.
В грубой схеме садисты и мазохисты — два основных типа людей.
Клим Иванович Самгин
чувствовал себя человеком, который знает все, что было сказано мудрыми книжниками всего
мира и многократно
в раздробленном виде повторяется Пыльниковыми, Воиновыми. Он был уверен, что знает и все то, что может быть сказано человеком
в защиту от насилия жизни над ним, знает все, что сказали и способны сказать люди, которые утверждают, что человека может освободить только коренное изменение классовой структуры общества.
— Ну, —
в привычках мысли,
в направлении ее, — сказала Марина, и брови ее вздрогнули, по глазам скользнула тень. — Успенский-то, как ты знаешь, страстотерпец был и
чувствовал себя жертвой
миру, а супруг мой — гедонист, однако не
в смысле только плотского наслаждения жизнью, а — духовных наслаждений.
— Она будет очень счастлива
в известном, женском смысле понятия о счастье. Будет много любить; потом, когда устанет, полюбит собак, котов, той любовью, как любит меня. Такая сытая, русская. А вот я не
чувствую себя русской, я — петербургская. Москва меня обезличивает. Я вообще мало знаю и не понимаю Россию. Мне кажется — это страна людей, которые не нужны никому и сами
себе не нужны. А вот француз, англичанин — они нужны всему
миру. И — немец, хотя я не люблю немцев.
И вот ей не к кому обратиться! Она на груди этих трех людей нашла защиту от своего отчаяния, продолжает находить мало-помалу потерянную уверенность
в себе,
чувствует возвращающийся
в душу
мир.
С отъездом Веры Райского охватил ужас одиночества. Он
чувствовал себя сиротой, как будто целый
мир опустел, и он очутился
в какой-то бесплодной пустыне, не замечая, что эта пустыня вся
в зелени,
в цветах, не
чувствуя, что его лелеет и греет природа, блистающая лучшей, жаркой порой лета.
Прежде Вера прятала свои тайны, уходила
в себя, царствуя безраздельно
в своем внутреннем
мире, чуждаясь общества,
чувствуя себя сильнее всех окружающих. Теперь стало наоборот. Одиночность сил, при первом тяжелом опыте, оказалась несостоятельною.
Потные красные бородатые лица лезли к Привалову целоваться; корявые руки хватали его за платье; он тоже пил водку вместе с другими и
чувствовал себя необыкновенно хорошо
в этом пьяном мужицком
мире.
И нужна была совершенно исключительная мировая катастрофа, нужно было сумасшествие германизма от гордости и самомнения, чтобы Россия осознала
себя, стряхнула с
себя пассивность, разбудила
в себе мужественные силы и
почувствовала себя призванной к великим делам
в мире.
— Бог сжалился надо мной и зовет к
себе. Знаю, что умираю, но радость
чувствую и
мир после стольких лет впервые. Разом ощутил
в душе моей рай, только лишь исполнил, что надо было. Теперь уже смею любить детей моих и лобызать их. Мне не верят, и никто не поверил, ни жена, ни судьи мои; не поверят никогда и дети. Милость Божию вижу
в сем к детям моим. Умру, и имя мое будет для них незапятнано. А теперь предчувствую Бога, сердце как
в раю веселится… долг исполнил…
Я чуть не захохотал, но, когда я взглянул перед
собой, у меня зарябило
в глазах, я
чувствовал, что я побледнел и какая-то сухость покрыла язык. Я никогда прежде не говорил публично, аудитория была полна студентами — они надеялись на меня; под кафедрой за столом — «сильные
мира сего» и все профессора нашего отделения. Я взял вопрос и прочел не своим голосом: «О кристаллизации, ее условиях, законах, формах».
Я не
чувствовал себя вполне легко и свободно, не мог слишком ударять по марксизму, так как все время
чувствовал мир,
в отношении которого марксизм был прав.
Я никогда не
чувствовал себя чему-либо и кому-либо
в мире вполне принадлежащим.
Но я твердо знаю, что я изначально
чувствовал себя попавшим
в чуждый мне
мир, одинаково
чувствовал это и
в первый день моей жизни, и
в нынешний ее день.
Я никогда не
чувствовал себя частью объективного
мира и занимающим
в нем какое-то место.
Но
в моем соприкосновении и общении с западным христианским
миром я также
почувствовал себя одиноким.
Человек огромного самомнения может
себя чувствовать слитым с окружающим
миром, быть очень социализированным и иметь уверенность, что
в этом
мире, совсем ему не чуждом, он может играть большую роль и занимать высокое положение.
Но война кончилась, опасность миновалась; Иван Петрович опять заскучал, опять потянуло его вдаль,
в тот
мир, с которым он сросся и где
чувствовал себя дома.
С оника, после многолетней разлуки, проведенной
в двух различных
мирах, не понимая ясно ни чужих, ни даже собственных мыслей, цепляясь за слова и возражая одними словами, заспорили они о предметах самых отвлеченных, — и спорили так, как будто дело шло о жизни и смерти обоих: голосили и вопили так, что все люди всполошились
в доме, а бедный Лемм, который с самого приезда Михалевича заперся у
себя в комнате,
почувствовал недоуменье и начал даже чего-то смутно бояться.
Баушка Лукерья угнетенно молчала.
В лице Родиона Потапыча перед ней встал позабытый старый
мир, где все было так строго, ясно и просто и где баба
чувствовала себя только бабой. Сказалась старая «расейка», несшая на своих бабьих плечах всяческую тяготу. Разве можно применить нонешнюю бабу, особенно промысловую? Их точно ветром дует
в разные стороны. Настоящая беспастушная скотина… Не стало, главное, строгости никакой, а мужик измалодушествовался. Правильно говорит Родион-то Потапыч.
Однажды за преферансом она
почувствовала себя дурно, просила подождать, сказала, что вернется через минутку, прилегла
в спальне на кровать, вздохнула глубоко и перешла
в иной
мир, со спокойным лицом, с мирной старческой улыбкой на устах.
Они не подали друг другу рук, а только притронулись к козырькам. Но когда Ромашов глядел на удаляющийся
в пыли белый крепкий затылок Николаева, он вдруг
почувствовал себя таким оставленным всем
миром и таким внезапно одиноким, как будто от его жизни только что отрезали что-то самое большое, самое главное.
Повторяю: солидный читатель относится к читаемому, не руководясь собственным почином, а соображаясь с настроением минуты. Но не могу не сказать, что хотя превращения происходят
в нем почти без участия воли, но
в льготные минуты он все-таки
чувствует себя веселее. Потому что даже самая окаменелая солидность инстинктивно чуждается злопыхательства, как нарушающего душевный
мир.
Кровь не кипела
в его жилах, глаза не туманились страстью, но он
чувствовал себя как бы умиротворенным, достигшим заветной цели, и
в этот миг совершенно искренно желал, чтобы этот сердечный
мир, это душевное равновесие остались при нем навсегда.
У всякого мужчины (ежели он, впрочем, не бонапартист и не отставной русский сановник, мечтающий,
в виду Юнгфрау 1(Комментарии к таким сноскам смотри
в Примечаниях I), о коловратностях
мира подачек) есть родина, и
в этой родине есть какой-нибудь кровный интерес,
в соприкосновении с которым он
чувствует себя семьянином, гражданином, человеком.
В образованном
мире, с людьми, я сильнее
чувствую невыгоды жизни, а у
себя, один, вдалеке от толпы, я одеревенел: случись что хочет
в этом сне — я не замечаю ни людей, ни
себя.
И как стоит человеку во сне только сделать усилие сознания и спросить
себя: да не сон ли это? для того, чтобы мгновенно разрушилось казавшееся ему таким безнадежным положение и он проснулся бы к спокойной и радостной действительности, точно так же и современному человеку стоит только сделать усилие сознания, усомниться
в действительности того, что ему представляет его собственное и окружающее его лицемерие, и спросить
себя: да не обман ли это? чтобы он
почувствовал себя тотчас же перешедшим так же, как и проснувшийся человек, из воображаемого и страшного
мира в настоящую, спокойную и радостную действительность.
Завидев сквозь сети зелени зоркие окна кельи старца, Кожемякин снимал картуз, подойдя к людям, трижды
в пояс кланялся им,
чувствуя себя грешнее всех; садился на одну из трёх скамей у крыльца или отходил
в сторону, под мачтовую сосну, и, прижавшись к ней, благоговейно ждал выхода старца, простеньких его слов, так легко умягчавших душу
миром и покорностью судьбе.
Он потерял ее
в ту самую пору, когда
чувствовал себя в полном соку, когда ни один физикат
в целом
мире, не нашел бы
в нем ни малейшей погрешности, которая бы свидетельствовала о его несостоятельности.
Страх есть дело невольное, и, без сомнения, эти несчастные
чувствуют нередко то, что я, за грехи мои, однажды
в жизни испытал над самим
собою; и если ужасные страдания возбуждают
в нас не только жалость, но даже некоторый род почтения к страдальцу, то знайте, господа! что трусы народ препочтенный: никто
в целом
мире не терпит такой муки и не страдает, как они.
Все, что я читал прежде, все, что узнавал с такой наивной радостью, все свои и чужие материалистические мысли о
мире, о людях, о
себе самом, все это проходило через освещенную полосу, и по мере того, как мысли и образы приходили, вспыхивали и уступали место другим, — я
чувствовал, что из-за них подымается все яснее, выступает все ближе то серое, ужасно безжизненное или ужасно живое, что лежало
в глубине всех моих представлений и чего я так боялся.
Это оскорбление есть вина (die Schuld) и отзывается
в субъекте тем, что, связанный узами единства, внешний
мир весь как одно целое взволновывается действием субъекта и чрез это отдельный поступок субъекта влечет за
собою необозримый и непредусмотримый ряд последствий,
в которых субъект уже не узнает своего поступка и своей воли; тем не менее он должен признавать необходимую связь всех этих последующих явлений со своим поступком и
чувствовать себя в ответственности за них.
— После отхода поезда, с которым уехал мой купец, — говорил Бенни, — я, признаюсь, долго думал: зачем же этот человек взманивал меня, зачем он меня вез и что это такое он теперь сделал? Я ничего этого не мог
себе разрешить и
чувствовал только, что, вероятно, еще ни один революционер
в мире не был поставлен
в такое смешное, глупое и досадное положение,
в какое поставлен был я. Я был жалок самому
себе и самого
себя ненавидел; но возвращаться не хотел. Меня словно что-то роковое неодолимо тянуло
в Россию.
Здесь исчезает житейская нравственность: ты создаешь
себе новую
в своем новом
мире и
в нем
чувствуешь свою правоту, достоинство или ничтожество и ложь по-своему, независимо от жизни.
Враждебного
себе и непонятного
в душе моей я ничего не находил, а
чувствовал непонятное
в боге и враждебное
в мире, значит — вне
себя.
Я знала, что он любит меня, — как ребенка или как женщину, я еще не спрашивала
себя; я дорожила этою любовью, и,
чувствуя, что он считает меня самою лучшею девушкою
в мире, я не могла не желать, чтоб этот обман оставался
в нем.
— Ах, как вы ошибаетесь, Сергей Петрович! Как мало нужно для моего великого ума и для моего возвышенного сердца — одна любовь и больше ничего… Любовь, если хотите, среди бедности, но живая, страстная любовь; чтобы человек понимал меня,
чувствовал каждое биение моего сердца, чтобы он, из симпатии, скучал, когда мне скучно, чтобы он был весел моим весельем. Вот что бы надобно было, и я сочла бы
себя счастливейшей
в мире женщиной.
— Отец настоятель, — ворчал он про
себя. — Скорбит о грехах
мира. Нельзя, чорт возьми, и пошутить… Чорт бы побрал весь этот возвышенный тон! И эти тоже… Идут, как
в воду опущенные… Согрешили…
чувствуют…
Потом он вдруг выпрямлялся при последней певучей ноте и, как будто
чувствуя себя выше всех
в мире, гордо, решительно вскидывал ногой гитару, перевертывал ее, притопывал, встряхивал волосами и, нахмурившись, оглядывался на хор.
Главный доктор
в заведении был добрейший человек
в мире, но, без сомнения, более поврежденный, нежели половина больных его (он надевал, например, на
себя один шейный и два петличных ордена для того, чтобы пройти по палатам безумных; он давал
чувствовать фельдшерам, что ему приятно, когда они говорят «ваше превосходительство», а чином был статский советник, и разные другие шалости ясно доказывали поражение больших полушарий мозга); больные ненавидели его оттого, что он сам, стоя на одной почве с ними, вступал всегда
в соревнование.
И только улегшись
в постель, повернувшись к стене и натянув на голову одеяло, он
почувствовал себя спокойнее и перестал бояться
мира, который вошел ему
в душу, — такой грязный, отвратительный и жестокий.
Так как
в истинном христианском учении нет никаких оснований для учреждения брака, то люди нашего христианского
мира, не веря
в церковные определения брака,
чувствуя, что это учреждение не имеет основания
в христианском учении, и вместе с тем не видя перед
собою, закрытого церковным учением идеала Христа — полного целомудрия, остаются по отношению брака без всякого руководства.
Человек закричал бы от боли, если бы, не работая,
почувствовал в мышцах ту боль, которую он, не замечая ее, испытывает при работе. Точно так же и человек, не работающий духовную работу над своим внутренним
миром, испытывает мучительную боль от тех невзгод, которые, не замечая их, переносит человек, полагающий главное дело жизни
в усилии для освобождения
себя от грехов, соблазнов и суеверий, то есть
в нравственном совершенствовании.
Хвалынцеву было теперь все равно где ни провести вечер, и он согласился тем охотнее, что ему еще с обеда у Колтышко почему-то казалось, будто Чарыковский непременно должен быть посвящен
в тайны Лесницкого и Свитки, а теперь — почем знать — может, чрез это новое знакомство, пред его пытливо-любопытными глазами приподнимается еще более край той непроницаемой завесы, за которой кроется эта таинственная «сила» с ее заманчивым, интересным
миром, а к этому
миру, после стольких бесед с Цезариной и после всего, что довелось ему перечитать за несколько дней своего заточения и над чем было уже столько передумано, он, почти незаметно для самого
себя, начинал
чувствовать какое-то симпатическое и словно бы инстинктивное влечение.