Неточные совпадения
Война вплотную поставила перед русским сознанием и русской волей все больные славянские вопросы — польский,
чешский, сербский, она привела в движение и заставила мучительно задуматься над судьбой своей весь славянский мир Балканского полуострова и Австро-Венгрии.
Рядом с тейчтумом, [германизмом (от старонем. Teutschtum).] шедшим на воскресение счастливых времен Барбароссы и Гогенштауфенов, явился
чешский панславизм.
Чешский панславизм подзадорил славянские сочувствия в России.
Эго ощущение было так сильно и так странно, что мы просто не знали, что с ним делать и куда его пристроить. Целой группой мы решили снести его к «чехам», в новооткрытую пивную… Крепкое
чешское пиво всем нам казалось горько и отвратительно, но… еще вчера мы не имели права входить сюда и потому пошли сегодня. Мы сидели за столами, глубокомысленно тянули из кружек и старались подавить невольные гримасы…
Чешская речь все-таки, славянская.
Профессор писал мне, что сочинение Хельчицкого должно было быть издано в первый раз на
чешском языке в журнале Петербургской академии наук.
Не имея возможности достать самое сочинение, я постарался познакомиться с тем, что известно о Хельчицком, и такие сведения я получил из немецкой книги, присланной мне тем же пражским профессором, и из истории
чешской литературы Пыпина.
— Перевод «Юрия Милославского» на
чешский язык вышел прошлого года.
Он не знал, как видно, что в
Чешской земле большинство жителей исповедует римское католичество.
Другой
чешский патриот, званием фармацевт, был страстный поклонник России и стремился в Петербург слушать лекции Драгомирова, тогда профессора Военной академии, с целью усовершенствовать себя в теории"уличной войны".
По случаю национальных празднеств — и большой съезд, вся
чешская интеллигенция была в сборе.
Нас, русских, очень услаждали, и нас с князем Е. (тем самым, который сошелся со мною в Вене) поместили в доме какой-то
чешской титулованной барыни.
— Он сам
чешский князь, он первозданный рыцарь Мероница!
Чешский принц, первозданный князь, и потом сам швырнул его на грязную тарелку…
Цветных камней в
чешских землях не мало, но все они невысокого достоинства и вообще много уступают цейлонским и нашим сибирским. Исключение составляет один
чешский пироп, или «огненный гранат», добываемый на «сухих полях» Мероница. Лучше его нет нигде граната.
У нас пироп был когда-то в почете и в старину высоко ценился, но теперь хорошего крупного
чешского пиропа в России почти невозможно найти ни у одного ювелира.
— Ага, — отвечал Венцель: — а я думал, что вы уже сделались швабом и нарочно хотите оставить
чешского князя трубочистом…
Венцель, вероятно, имел все это в голове, когда сидел в садике пивницы при Нуссельских сходах, и унес это с собою на сухую гору, на которой глубоко и мирно уснул и видел прелюбопытный сон: он видел бедную
чешскую избу в горах Мероница, в избушке сидела молодая крестьянка и пряла руками козью шерсть, а ногою качала колыбель, которая при каждом движении тихонько толкала в стенку.
А я его вижу: вон он густой, неугасимый огонь
чешской горы…
Он не советуется с камнем — чем тот может быть, да
чешский пироп и горд для того, чтобы отвечать швабу.
Он учил его по-русски, и понятливый ученик, с помощью
чешского языка, делал быстрые успехи.
Одежда странника была не немецкая; он говорил и языком хотя понятным для чехов, но все-таки не
чешским. Старик, прежде чем поклонился хозяевам, положил несколько крестных знамений перед иконою, вделанною в небольшое дупло вяза, что очень понравилось набожным чехам.
На скором поезде между
чешской Прагой и Веной я очутился vis-à-vis с неизвестным мне славянским братом, с которым мы вступили по дороге в беседу. Предметом наших суждений был «наш век и современный человек». И я, и мой собеседник находили много странного и в веке, и в человеке; но чтобы не впадать в отчаяние, я привел на память слово Льва Толстого и сказал...
— Кожа с этой щуки снята без одной дырочки, как чулок с ножки красивой панянки, и вы лучшей щуки не найдете даже в самой
чешской Праге на жидовском базаре.
О
чешских освободительных стремлениях он говорит: «Богемия впредь может существовать лишь в качестве составной части Германии, хотя бы часть ее населения продолжала в течение еще нескольких веков говорить не на немецком языке» (стр. 82).