Неточные совпадения
Артемий Филиппович. Смотрите, чтоб он вас по
почте не отправил куды-нибудь подальше. Слушайте: эти дела не так делаются в благоустроенном
государстве. Зачем нас здесь целый эскадрон? Представиться нужно поодиночке, да между четырех глаз и того… как там следует — чтобы и уши не слыхали. Вот как в обществе благоустроенном делается! Ну, вот вы, Аммос Федорович, первый и начните.
«Как можете вы, представитель закона, говорить спокойно и
почти хвалебно о проповеднике учения, которое отрицает основные законы
государства?»
Почти не оставалось сил у русского народа для свободной творческой жизни, вся кровь шла на укрепление и защиту
государства.
Размеры русского
государства ставили русскому народу
почти непосильные задачи, держали русский народ в непомерном напряжении.
Все же это ничем не унизит его, не отнимет ни
чести, ни славы его как великого
государства, ни славы властителей его, а лишь поставит его с ложной, еще языческой и ошибочной дороги на правильную и истинную дорогу, единственно ведущую к вечным целям.
И так да и не ослепимся внешним спокойствием
государства и его устройством и для сих только причин да не
почтем оное блаженным.
Если в каком-либо сочинении порочили народные нравы того или другого
государства, он недозволенным сие
почитал, говоря: Россия имеет трактат дружбы с ним.
—
Государство ваше Российское, — продолжал он
почти со скрежетом зубов, — вот взять его зажечь с одного конца да и поддувать в меха, чтобы сгорело все до тла!
Взвешивая все эти выгоды и сравнивая их с теми жертвами, которые
государство, взамен их, от него требует, буржуа не может не сознавать, что последние
почти ничтожны, и потому редко ропщет по их поводу (между прочим, он понимает и то, что всегда имеет возможность эти жертвы разложить на других).
Но вот что: если этот мир — только мой, зачем же он в этих записях? Зачем здесь эти нелепые «сны», шкафы, бесконечные коридоры? Я с прискорбием вижу, что вместо стройной и строго математической поэмы в
честь Единого
Государства — у меня выходит какой-то фантастический авантюрный роман. Ах, если бы и в самом деле это был только роман, а не теперешняя моя, исполненная иксов, и падений, жизнь.
Чтобы вполне оценить гнетущее влияние «мелочей», чтобы ощутить их во всей осязаемости, перенесемся из больших центров в глубь провинции. И чем глубже, тем яснее и яснее выступит ненормальность условий, в которые поставлено человеческое существование. [Прошу читателя иметь в виду, что я говорю не об одной России:
почти все европейские
государства в этом отношении устроены на один образец. (Прим. М. Е. Салтыкова-Щедрина.)]
Он скромно стоял во главе скромного
государства и, находясь
почти в центре его, был очень удобен в качестве административного распорядителя.
Любовь своего одноплеменного, одноязычного, одноверного народа еще возможна, хотя чувство это далеко не такое сильное, не только как любовь к себе, но и к семье или роду; но любовь к
государству, как Турция, Германия, Англия, Австрия, Россия, уже
почти невозможная вещь и, несмотря на усиленное воспитание в этом направлении, только предполагается и не существует в действительности.
Карцером, во времена моего счастливого отрочества, называлось темное, тесное и
почти лишенное воздуха место, в которое ввергались преступные школьники, в видах искупления их школьных прегрешений. Говорят, будто подобные же темные места существовали и существуют еще в острогах (карцер в карцере, всё равно, что
государство в
государстве), но так как меня от острогов бог еще миловал, то я буду говорить исключительно о карцере школьном.
Елена при этом всплеснула только руками: «Ну, можно ли жить и существовать в подобном
государстве?» — воскликнула она и затем впала
почти в совершенное беспамятство.
Но ежели бы кто, видя, как извозчик истязует лошадь,
почел бы за нужное, рядом фактов, взятых из древности или и в истории развития современных
государств, доказать вред такого обычая, то сие не токмо не возбраняется, но именно и составляет тот высший вид пенкоснимательства, который в современной литературе известен под именем"науки".
В настоящий момент, когда разговор коснулся
государства, генерал более всего боялся, чтобы речь как-нибудь не зашла о Петре Великом, — пункт, на котором Татьяна Васильевна была
почти помешана и обыкновенно во всеуслышание объявляла, что она с детских лет все, что писалось о Петре Великом, обыкновенно закалывала булавкою и не читала! «Поэтому вы не знаете деяний Петра?» — осмеливались ей замечать некоторые.
Она была уже несколько лет правительницею
государства; важнейшие государственные сановники — Голицын, Шакловитый, сам патриарх (до последнего времени) — были к ней в отношениях весьма дружественных; стрельцы были ей преданны, как всегда; в руках ее были награды,
почести, деньги и вместе с тем пытки и казни.
Отменение внутренних таможен, официальное поощрение разных отраслей промышленности, учреждение
почт, старание образовать регулярные войска, попытка завести флот — все это остается памятником постоянных усилий царя привести в лучший вид течение дел в его
государстве.
Внешняя Политика, внутреннее правление, трудное и на многие предметы обращенное правосудие, занимая всю душу, истощают ее деятельность, которая, укрываясь в частях своих от глаз Историка, не менее нужна и спасительна для
государств и которая, подобно тонким, едва заметным нитям ручейка, мало-помалу образующим светлую реку, обращает на себя внимание наблюдателя только чрез большое пространство времени, представляя картину народного счастия, удовольствия и порядка [Я не могу говорить здесь о всех Указах Екатерины: например, о межевании, о фабриках, о таможнях, о рудокопнях, о
почте, о сборе податей, о банках и проч.
Но собрание Депутатов было полезно: ибо мысли их открыли Монархине источник разных злоупотреблений в
государстве. Прославив благую волю Свою,
почтив народ доверенностию, убедив его таким опытом в Ее благотворных намерениях, Она решилась Сама быть Законодательницею России.
Но в
государстве просвещенном, где жизнь,
честь и собственность гражданина священны, требуется основательного разыскания истины (112–114)».
И этого количества было еще недостаточно. «Колико наборы ни разорительны
государству, — пишет Щербатов, — ибо, считая со всего числа душ, уже
почти 23-й человек в рекруты взят, а с числа работников смело положить можно 11-й или 10-й; а со всем тем армия не удовольствована, ибо предводители оных беспрестанно жалуются на малое число людей оныя».
Словом,
почти с каждым днем являлись новые знаки ее заботливости о благосостоянии
государства, и при этом нужно еще заметить, что Екатерина нисколько не старалась замаскировать печальное положение, в котором она застала
государство, принимая власть в свои руки.
Точно так, зная, что в Австрии
почти не выходит порядочных философских книг, нельзя полагать, чтобы немцы, живущие в Австрии, от природы лишены были способности философствовать, которою так богаты их единоплеменники, живущие в других
государствах.
«Сим имею
честь, по долгу верноподданнической присяги и по внушению гражданского моего чувства, почтительнейше известить, что вольнопроживающий в городе Санкт-Петербурге нигилист Моисей Исааков Фрумкин распространяет пропаганду зловредных идей, вредящих началам доброй нравственности и Святой Религии, подрывающих авторитет Высшей Власти и Закона, стремящихся к ниспровержению существующего порядка и наносящих ущерб целости
Государства. А посему…»
Высшую ценность — человеческую личность не хотели признавать, ценность же низшую —
государство с его насилием и ложью, с шпионажем и холодным убийством
почитали высшей ценностью и рабьи поклонялись ей.
Тоталитарные
государства не могут иметь никаких понятий о
чести, не могут их иметь и тоталитарные войны.
Но Сербия, не желая нарушать мира, вопреки даже чувству своего достоинства, как самостоятельного и независимого
государства, все-таки согласилась
почти на все эти ужасные требования, кроме одного-двух пунктов…
Но с той разницей, что у разбойников есть свои понятия о
чести, свои понятия о справедливости, свои нравы, чего у
государства, одержимого волей к власти, нет.
Но война и военный дух, отвердевший и оформленный в
государстве, порождают другое явление, абсолютно неблагородное и низкое, не имеющее даже относительных оправданий, не предполагающее никакого благородства, мужественного характера, никакого обнаружения чувства
чести.
Образователь обширнейшего
государства в мире нередко удостоивает советоваться с нами насчет просвещения вверенных ему народов, и, наконец, Кете — о! судьба ее превзошла мои ожидания! — старик возвел к небу полные слез глаза; потом, успокоившись, произнес вполголоса,
почти на ухо Густаву: — Я вам скажу тайну, которая, правду сказать, с мая
почти всей России известна, — моя бывшая Кете первая особа по царе…
Быстрое усмирение бунта 14 декабря и не менее быстрое раскрытие преступной деятельности тайного общества «Союза друзей», покрывшего сетью своих, хотя и мелких, разветвлений
почти всю Россию,
государство обязано не только личным качествам Николая I, как монарха, но и как прошлым, так и современным заслугам графа Аракчеева по управлению им русскими войсками.
— Сердце мое обливается кровью, видя опустошение
государства от Немана до Москвы и гибель стольких людей, а потому я
почти решился предложить мир.
Австрийский посланник граф Кобенцель, представитель королевской Франции граф Эстергази и посланник короля неополитанского герцог де Серра-Каприоли постоянно были готовы к услугам скромного аббата, который, кроме того, успел завести обширные сношения и вне Петербурга,
почти во всех
государствах Европы.
Слух о созыве всех отлучных гвардейцев распространился, как мы уже имели случай заметить, подобно электрическому току,
почти в один миг по всему
государству и произвел повсюду страшный переполох.
Новый «социалистический» мир отменил
государство, расчленил Россию, превратил нашу родину в кучу мусора и надругался над патриотическим чувством, над национальной
честью и достоинством в формах еще невиданных в истории.
«Ну и пускай такой-то обокрал
государство и царя, а
государство и царь воздают ему
почести; а она вчера улыбнулась мне и просила приехать, и я люблю ее, и никто никогда не узнает этого», думал он.
Старый «буржуазный» мир создал Великую Россию, великое русское
государство, он признавал предрассудок патриотизма, национальной
чести, долга перед отечеством.
Ты думаешь, меня это страшит?
Я знаю мою игру.
Мне здесь на все наплевать.
Я теперь вконец отказался от многого,
И в особенности от
государства,
Как от мысли праздной,
Оттого что постиг я,
Что все это договор,
Договор зверей окраски разной.
Люди обычаи
чтут как науку,
Да только какой же в том смысл и прок...
Воля русского народа есть воля тысячелетнего народа, который через Владимира Св. принял христианство, который собирал Россию при Великих Князьях Московских, который нашел выход из смутной эпохи, прорубил окно в Европу при Петре Великом, который выдвинул великих святых и подвижников и
чтил их, создал великое
государство и культуру, великую русскую литературу.