Неточные совпадения
«Я не мало встречал болтунов, иногда они возбуждали у меня чувство, близкое зависти. Чему я завидовал? Уменью связывать все противоречия мысли в одну
цепь, освещать их каким-то одним своим
огоньком. В сущности, это насилие над свободой мысли и зависть к насилию — глупа. Но этот…» — Самгин был неприятно удивлен своим открытием, но чем больше думал о Тагильском, тем более убеждался, что сын трактирщика приятен ему. «Чем? Интеллигент в первом поколении? Любовью к противоречиям? Злостью? Нет. Это — не то».
Лязг якорных
цепей и крики команды разбудили Фому; он посмотрел в окно и увидал: далеко, во тьме, сверкали маленькие
огоньки; вода была черна и густа, как масло, — и больше ничего не видать.
— Посмотри, что это там за французской
цепью против
огонька мелькнуло? Как будто б верховой… вон опять!.. видишь?
Идти играть в карты было уже поздно, ресторанов в городе не было. Он опять лег и заткнул уши, чтобы не слышать всхлипываний, и вдруг вспомнил, что можно пойти к Самойленку. Чтобы не проходить мимо Надежды Федоровны, он через окно пробрался в садик, перелез через палисадник и пошел по улице. Было темно. Только что пришел какой-то пароход, судя по огням — большой пассажирский… Загремела якорная
цепь. От берега по направлению к пароходу быстро двигался красный
огонек: это плыла таможенная лодка.
Помню, мне хотелось, чтоб ее состояние было объяснено как-то иначе; нервная болезнь — это слишком просто для такой девушки и в такой странной комнате, где все вещи робко прижались к стенам, а в углу, пред иконами, слишком ярко горит
огонек лампады и по белой скатерти большого обеденного стола беспричинно ползает тень ее медных
цепей.
Бурмистров вздрагивал от холода. Часто повторяемый вопрос — что делать? — был близок ему и держал его в углу, как собаку на
цепи. Эти зажиточные люди были не любимы им, он знал, что и они не любят его, но сегодня в его груди чувства плыли подобно облакам, сливаясь в неясную свинцовую массу. Порою в ней вспыхивал какой-то синий болотный
огонек и тотчас угасал.
Гуляка праздный, пьяный молодец,
С осанкой важной, в фризовой шинели,
Держась за них, бредет — и вот конец
Перилам. — «Всё направо!» — Заскрипели
Полозья по сугробам, как резец
По мрамору… Лачуги,
цепью длинной
Мелькая мимо, кланяются чинно…
Вдали мелькнул знакомый
огонек…
«Держи к воротам… Стой, — сугроб глубок!..
Пойдем по снегу, муза, только тише
И платье подними как можно выше».
Густав отворял уже калитку пасторова жилища, а насмешки насчет великого педагога все еще сыпались, как беглые
огоньки в
цепи стрелковой.