Мелькая, рисовался на стекле
И исчезал. На площади пустынной,
Как чудный путь к неведомой земле,
Лежала тень от колокольни длинной,
И даль сливалась в синеватой мгле.
Задумчив Саша… Вдруг скрипнули двери,
И вы б сказали — поступь райской пери
Послышалась. Невольно наш герой
Вздрогнул. Пред ним, озарена луной,
Стояла дева, опустивши очи,
Бледнее той луны —
царицы ночи…
Неточные совпадения
Наполненное шумом газет, спорами на собраниях, мрачными вестями с фронтов, слухами о том, что
царица тайно хлопочет о мире с немцами, время шло стремительно, дни перескакивали через
ночи с незаметной быстротой, все более часто повторялись слова — отечество, родина, Россия, люди на улицах шагали поспешнее, тревожней, становились общительней, легко знакомились друг с другом, и все это очень и по-новому волновало Клима Ивановича Самгина. Он хорошо помнил, когда именно это незнакомое волнение вспыхнуло в нем.
«La regina en aveva molto!», [«У
царицы их было много!» (ит.)] — говорит импровизатор в «Египетских
ночах» Пушкина…
— Ну, теперь пойдет голова рассказывать, как вез
царицу! — сказал Левко и быстрыми шагами и радостно спешил к знакомой хате, окруженной низенькими вишнями. «Дай тебе бог небесное царство, добрая и прекрасная панночка, — думал он про себя. — Пусть тебе на том свете вечно усмехается между ангелами святыми! Никому не расскажу про диво, случившееся в эту
ночь; тебе одной только, Галю, передам его. Ты одна только поверишь мне и вместе со мною помолишься за упокой души несчастной утопленницы!»
Сказавши это и отдохнувши немного, дед достал коня и уже не останавливался ни днем, ни
ночью, пока не доехал до места и не отдал грамоты самой
царице.
— О, помню, помню,
царица Раиса! Дайте ручку поцеловать… Да, да… Когда-то, давно-давно, Виталий Прозоров не только декламировал вам чужие стихи, но и сам парил для вас. Ха-ха… Получается даже каламбур: парил и парил. Так-с… Вся жизнь состоит из таких каламбуров! Тогда, помните эту весеннюю лунную
ночь… мы катались по озеру вдвоем… Как теперь вижу все: пахло сиренями, где-то заливался соловей! вы были молоды, полны сил, и судеб повинуясь закону…
—
Царица небесная! Владычица моя! На тебя только моя надежда, всеми оставлена: и родными и прислугою… Что это? Помилуйте, до чего безнравственность доходит: по
ночам бегают… трубку курят… этта одна пьяная пришла… Содом и Гоморр! Содом и Гоморр!
Раз — это еще в деревне было — застала я его в саду с одною дамой, и ушла я… ушла, куда глаза мои глядят, и не знаю, как очутилась на паперти, упала на колени: «
Царица, говорю, небесная!» А на дворе
ночь, месяц светит…
Я ль не молила
Царицу Небесную?
Я ли ленива была?
Ночью одна по икону чудесную
Я не сробела — пошла...
Он подробно рассказывает историю какого-то истопника, который в одну
ночь с
царицей получил все чины от сержанта до генерала. Его жена, внимательно слушая, облизывает губы и толкает ногою под столом мою ногу. Ннкифорыч говорит очень плавно, вкусными словами и, как-то незаметно для меня, переходит на другую тему...
Девять месяцев проходит,
С поля глаз она не сводит:
Вот в сочельник в самый, в
ночьБог дает
царице дочь.
В сени вышел царь-отец.
Все пустились во дворец.
Царь недолго собирался:
В тот же вечер обвенчался.
Царь Салтан за пир честной
Сел с
царицей молодой;
А потом честные гости
На кровать слоновой кости
Положили молодых
И оставили одних.
В кухне злится повариха,
Плачет у станка ткачиха —
И завидуют оне
Государевой жене.
А
царица молодая,
Дела вдаль не отлагая,
С первой
ночи понесла.
Сами шлют гонца другого
Вот с чем от слова до слова:
«Родила
царица в
ночьНе то сына, не то дочь...
Идем под свежим ветерком, катерок кренится и бортом захватывает, а я ни на что внимания не обращаю, и в груди у меня слезы. В душе самые теплые чувства, а на уме какая-то гадость, будто отнимают у меня что-то самое драгоценное, самое родное. И чуть я позабудусь, сейчас в уме толкутся стихи: «А ткачиха с поварихой, с сватьей бабой Бабарихой». «Родила
царица в
ночь не то сына, не то дочь, не мышонка, не лягушку, а неведому зверюшку». Я зарыдал во сне. «Никита мой милый! Никитушка! Что с тобою делают!»
Царица грозная, Чума
Теперь идет на нас сама
И льстится жатвою богатой;
И к нам в окошко день и
ночьСтучит могильною лопатой…
Что делать нам? и чем помочь?
А было то в
ночь на светлое Христово воскресенье, когда, под конец заутрени, Звезда Хорасана, потаенная христианка, первая с иереем христосовалась. Дворец сожгли, останки его истребили, деревья в садах порубили. Запустело место. А речку, что возле дворца протекала, с тех пор прозвали речкою
Царицей. И до сих пор она так зовется. На Волге с одной стороны устья
Царицы город Царицын стоит, с другой — Казачья слободка, а за ней необъятные степи, и на них кочевые кибитки калмыков.
День и
ночь стану теплить лампаду перед тобой,
Царица Небесная!..
Доподлинно знаю, что у нее в пустынном дворце по
ночам бывает веселье: приходят к
царице собаки-гяуры, ровно ханы какие в парчовых одеждах, много огней тогда горит у
царицы, громкие песни поют у нее, а она у гяуров даже руки целует.
Волшебное зрелище представляли тогда этот ледяной дворец, один, посреди
ночи, потешающийся огнями своими, эта
царица, казалось, навеки усыпленная в зимнем экипаже, эти кони, воины, двор, народ около нее, на снежном полотне, убеленные морозом — все это будто в саванах, неподвижное, немое, мертвое, — и вдали кругом мрачные здания, выглядывающие с своими снежными крышами из-за ограды этой сцены!
— О светлая посланница Великого Духа! Пойдем с нами в наш храм. Там твое место. День и
ночь ты будешь жить в храме, и голубой дымок в честь твою понесется из наших кадильниц благовонной струею, мы будем петь тебе священные песни и украсим тебя цветами. Ты будешь
царицей нашего храма.
Пала темная
ночь, все в аккурат по Левонтьеву расписанию и вышло. Объявилась у подземельного хода
царица, королевич за ей, в затылок. И Левонтий тут как тут, а сбоку девушка, личность закутана, с узелком.