Неточные совпадения
Дама тоже посмотрела на Ромашова, и, как ему показалось, посмотрела пристально, со вниманием, и, проходя мимо нее, подпоручик подумал, по своему обыкновению: «Глаза прекрасной незнакомки с удовольствием остановились на стройной,
худощавой фигуре молодого
офицера».
Станция была полна народом, когда Козельцов подъехал к ней. Первое лицо, встретившееся ему еще на крыльце, был
худощавый, очень молодой человек, смотритель, который перебранивался с следовавшими за ним двумя
офицерами.
Против Зарецкого и Рославлева, между
худощавым стариком и толстым господином, поместился присмиревший Степан Кондратьевич; прочие гости расселись также рядом, один подле другого, выключая
офицера: он сел поодаль от других на конце стола, за которым оставалось еще много порожних мест.
Было восемь часов утра — время, когда
офицеры, чиновники и приезжие обыкновенно после жаркой, душной ночи купались в море и потом шли в павильон пить кофе или чай. Иван Андреич Лаевский, молодой человек лет двадцати восьми,
худощавый блондин, в фуражке министерства финансов и в туфлях, придя купаться, застал на берегу много знакомых и между ними своего приятеля, военного доктора Самойленко.
Между посетителями поднялся глухой ропот, а
худощавый камергер, близкий родственник покойницы, шепнул на ухо стоящему подле него англичанину, что молодой
офицер ее побочный сын, на что англичанин отвечал холодно: «Oh?»
В так названной гостиной, в которой был какой-то деревянный диван и несколько стульев, сидел молодой
офицер и курил трубку. Он мне особенно бросился в глаза тем, что имел чрезвычайно
худощавое лицо, покрытое всплошь желчными пятнами.
В низеньком,
худощавом старике, старшем штурманском
офицере «Коршуна», Степане Ильиче Овчинникове, адмирал встретил бывшего сослуживца в Черном море, очень обрадовался, подсел к нему, и они стали вспоминать прошлое, для них одинаково дорогое.
В большой столовой, куда вошли
офицеры, на одном краю длинного стола сидело за чаем с десяток мужчин и дам, пожилых и молодых. За их стульями, окутанная легким сигарным дымом, темнела группа мужчин; среди нее стоял какой-то
худощавый молодой человек с рыжими бачками и, картавя, о чем-то громко говорил по-английски. Из-за группы, сквозь дверь, видна была светлая комната с голубою мебелью.
В общем вагоне первого класса «для курящих» по разным углам на просторе разместились: старый еврей-банкир, со всех сторон обложившийся дорогими и прихотливыми несессерами; двое молодых гвардейских
офицеров из «новоиспеченных»; артельщик в высоких со скрипом с сборами сапогах, с туго набитой дорожной сумкой через плечо;
худощавый немец, беспрестанно кашляющий и успевший уже заплевать вокруг себя ковер на протяжении квадратного аршина, и прехорошенькая блондинка, с большими слегка подведенными глазами и в громадной, с экипажное колесо, шляпе на пепельных, тщательно подвитых волосах.
— Э! по пусту брехать-то, — сказал один из них,
худощавый с строгим лицом. — Снявши голову, по волосам не плачут. — Бери, чтò кому любо! — И он энергическим жестом махнул рукой и боком повернулся к
офицеру.