Неточные совпадения
Ну, в ином случае много
ума хуже, чем бы его совсем не было.
С пребеглыми
умами видим мы
худых мужей,
худых отцов,
худых граждан.
Я люблю сомневаться во всем: это расположение
ума не мешает решительности характера — напротив, что до меня касается, то я всегда смелее иду вперед, когда не знаю, что меня ожидает. Ведь
хуже смерти ничего не случится — а смерти не минуешь!
Что может быть на свете
хужеСемьи, где бедная жена
Грустит о недостойном муже,
И днем и вечером одна;
Где скучный муж, ей цену зная
(Судьбу, однако ж, проклиная),
Всегда нахмурен, молчалив,
Сердит и холодно-ревнив!
Таков я. И того ль искали
Вы чистой, пламенной душой,
Когда с такою простотой,
С таким
умом ко мне писали?
Ужели жребий вам такой
Назначен строгою судьбой?
А без
ума перенимать,
И боже сохрани, как
худо!
Паратов. Очень просто, потому что если мужчина заплачет, так его бабой назовут, а эта кличка для мужчины
хуже всего, что только может изобресть
ум человеческий.
Подумаешь, как счастье своенравно!
Бывает
хуже, с рук сойдет;
Когда ж печальное ничто на
ум не йдет,
Забылись музыкой, и время шло так плавно;
Судьба нас будто берегла;
Ни беспокойства, ни сомненья…
А горе ждет из-за угла.
— Евгений Васильев, — отвечал Базаров ленивым, но мужественным голосом и, отвернув воротник балахона, показал Николаю Петровичу все свое лицо. Длинное и
худое, с широким лбом, кверху плоским, книзу заостренным носом, большими зеленоватыми глазами и висячими бакенбардами песочного цвету, оно оживлялось спокойной улыбкой и выражало самоуверенность и
ум.
— Профессор Захарьин в Ливадии, во дворце, орал и топал ногами на придворных за то, что они поместили больного царя в
плохую комнату, — вот это я понимаю! Вот это власть
ума и знания…
— Нет еще, мало знаю, — ты так странен, что я теряюсь в соображениях; у меня гаснут
ум и надежда… скоро мы перестанем понимать друг друга: тогда
худо!
Она знала, у кого спросить об этих тревогах, и нашла бы ответ, но какой? Что, если это ропот бесплодного
ума или, еще
хуже, жажда не созданного для симпатии, неженского сердца! Боже! Она, его кумир — без сердца, с черствым, ничем не довольным
умом! Что ж из нее выйдет? Ужели синий чулок! Как она падет, когда откроются перед ним эти новые, небывалые, но, конечно, известные ему страдания!
— А я тебе вот что скажу, — говорил Виктор Васильич, помещаясь в пролетке бочком, — если хочешь угодить маменьке, заходи попросту, без затей, вечерком… Понимаешь — по семейному делу. Мамынька-то любит в преферанс сыграть, ну, ты и предложи свои услуги. Старуха без
ума тебя любит и даже
похудела за эти дни.
— Да, сошла, бедная, с
ума… Вот ты и подумай теперь хоть о положении Привалова: он приехал в Узел — все равно как в чужое место, еще
хуже. А знаешь, что загубило всех этих Приваловых? Бесхарактерность. Все они — или насквозь добрейшая душа, или насквозь зверь; ни в чем середины не знали.
Дмитрий Федорович
хуже всякого лакея и поведением, и
умом, и нищетой своею-с, и ничего-то он не умеет делать, а, напротив, от всех почтен.
Я уже упоминал в начале моего рассказа, как Григорий ненавидел Аделаиду Ивановну, первую супругу Федора Павловича и мать первого сына его, Дмитрия Федоровича, и как, наоборот, защищал вторую его супругу, кликушу, Софью Ивановну, против самого своего господина и против всех, кому бы пришло на
ум молвить о ней
худое или легкомысленное слово.
Я утверждаю, что он именно в своем
уме, но что это-то и всего
хуже: был бы не в своем, то оказался бы, может быть, гораздо умнее.
Кокетство, — я говорю про настоящее кокетство, а не про глупые, бездарные подделки под него: они отвратительны, как всякая
плохая подделка под хорошую вещь, — кокетство — это
ум и такт в применении к делам женщины с мужчиною.
Конечно, если бы Марья Алексевна знала хотя половину того, что знают эти писатели, у ней достало бы
ума сообразить, что Лопухов
плохая компания для нее.
— Это он тебя подтыкает на скорые-то слова, Михей Зотыч… Мирское у тебя на
уме. А ты думай про себя, что
хуже ты всех, — вот ему и нечего будет с тобой делать. А как ты погордился, он и проскочит.
Всё ж будет верст до восьмисот,
А главная беда:
Дорога
хуже там пойдет,
Опасная езда!..
Два слова нужно вам сказать
По службе, — и притом
Имел я счастье графа знать,
Семь лет служил при нем.
Отец ваш редкий человек
По сердцу, по
уму,
Запечатлев в душе навек
Признательность к нему,
К услугам дочери его
Готов я… весь я ваш…
— Достаточно по твоему великому
уму… И Шишка дурак, что с таким
худым решетом, как ты, связывается!..
— Мечтание это, голубушка!.. Враг он тебе злейший, мочеганин-то этот. Зачем он ехал-то, когда добрые люди на молитву пришли?.. И Гермогена знаю. В четвертый раз сам себя окрестил: вот он каков человек…
Хуже никонианина. У них в Златоусте последнего
ума решились от этих поморцев… А мать Фаина к поповщине гнет, потому как сама-то она из часовенных.
Ведь не съест же она ее в самом деле, ежели у ней и на
уме нет ничего
худого, как у других фабричных девок.
— Я знаю чему! — подхватила Настенька. — И тебя за это, Жак, накажет бог. Ты вот теперь постоянно недоволен жизнью и несчастлив, а после будет с тобой еще
хуже — поверь ты мне!.. За меня тоже бог тебя накажет, потому что, пока я не встречалась с тобой, я все-таки была на что-нибудь похожа; а тут эти сомнения, насмешки… и что пользы? Как отец же Серафим говорит: «Сердце черствеет,
ум не просвещается. Только на краеугольном камне веры, страха и любви к богу можем мы строить наше душевное здание».
Фоминишна (возвращаясь). Ах я дура, дура! Уж не взыщи на
плохой памяти. Холодной-то поросенок совсем из
ума выскочил.
Если б мы жили среди полей и лесов дремучих — так, а то жени вот этакого молодца, как ты, — много будет проку! в первый год с
ума сойдет, а там и пойдет заглядывать за кулисы или даст в соперницы жене ее же горничную, потому что права-то природы, о которых ты толкуешь, требуют перемены, новостей — славный порядок! а там и жена, заметив мужнины проказы, полюбит вдруг каски, наряды да маскарады и сделает тебе того… а без состояния так еще
хуже! есть, говорит, нечего!
— Вы с
ума сошли! — пробормотал Степан Трофимович и вдруг точно вышел из себя: — Липутин, вы слишком хорошо знаете, что только затем и пришли, чтобы сообщить какую-нибудь мерзость в этом роде и… еще что-нибудь
хуже!
— Наконец-то догадался. Неужели вы до сих пор не понимали, Кириллов, с вашим
умом, что все одни и те же, что нет ни лучше, ни
хуже, а только умнее и глупее, и что если все подлецы (что, впрочем, вздор), то, стало быть, и не должно быть неподлеца?
Догадавшись, что сглупил свыше меры, — рассвирепел до ярости и закричал, что «не позволит отвергать бога»; что он разгонит ее «беспардонный салон без веры»; что градоначальник даже обязан верить в бога, «а стало быть, и жена его»; что молодых людей он не потерпит; что «вам, вам, сударыня, следовало бы из собственного достоинства позаботиться о муже и стоять за его
ум, даже если б он был и с
плохими способностями (а я вовсе не с
плохими способностями!), а между тем вы-то и есть причина, что все меня здесь презирают, вы-то их всех и настроили!..» Он кричал, что женский вопрос уничтожит, что душок этот выкурит, что нелепый праздник по подписке для гувернанток (черт их дери!) он завтра же запретит и разгонит; что первую встретившуюся гувернантку он завтра же утром выгонит из губернии «с казаком-с!».
Отец Захария, вынужден будучи так этого дерзкого ответа не бросить, начал разъяснять ученикам, что мы, по несовершенству
ума нашего, всему сему весьма
плохие судьи, и подкрепил свои слова указанием, что если бы мы во грехах наших вечны были, то и грех был бы вечен, все порочное и злое было бы вечно, а для большего вразумления прибавил пример, что и кровожадный тигр и свирепая акула были бы вечны, и достаточно сим всех убедил.
— Соскучился по тебе, Федорыч, — отвечал Митя. — Эх, жаль мне тебя, видит бог, жаль!..
Худо, Федорыч,
худо!.. Митя шел селом да плакал: мужички испитые, церковь набоку… а ты себе на
уме: попиваешь да бражничаешь с приятелями!.. А вот как все приешь да выпьешь, чем-то станешь угощать нежданную гостью?.. Хвать, хвать — ан в погребе и вина нет!
Худо, Федорыч,
худо!
Медведев. Жулики — все умные… я знаю! Им без
ума — невозможно. Хороший человек, он — и глупый хорош, а
плохой — обязательно должен иметь
ум. Но насчет верблюда ты — неверно… он — животная ездовая… рогов у него нет… и зубов нет…
Бывают такие книжки, что грешно и в руки взять… да таких Ванюша твой не читает; учился он доброму —
худое на
ум не пойдет!..
«Женится — слюбится (продолжал раздумывать старый рыбак). Давно бы и дело сладили, кабы не стройка, не новая изба… Надо, видно, дело теперь порешить. На Святой же возьму его да схожу к Кондратию: просватаем, а там и делу конец! Авось будет тогда повеселее. Через эвто, думаю я, более и скучает он, что один, без жены, живет: таких парней видал я не раз! Сохнут да сохнут, а женил, так и беда прошла. А все вот так-то задумываться не с чего… Шут его знает!
Худеет, да и полно!..
Ума не приложу…»
Это первое; а
хуже всего то, что зачитался:
ум за разум зашел — вот что!..
Во всякой толпе есть человек, которому тяжело в ней, и не всегда для этого нужно быть лучше или
хуже её. Можно возбудить в ней злое внимание к себе и не обладая выдающимся
умом или смешным носом: толпа выбирает человека для забавы, руководствуясь только желанием забавляться. В данном случае выбор пал на Илью Лунёва. Наверное, это кончилось бы плохо для Ильи, но как раз в этот момент его жизни произошли события, которые сделали школу окончательно не интересной для него, в то же время приподняли его над нею.
Признаюсь, я был не
плохого мнения об его
уме.
—
Хуже! Совсем с
ума сошел…
Но — ах! — будет еще
хуже, когда этот зверь к своей силе прикопит немножко
ума и дисциплинирует ее!
— Не то. Не так. У тебя
ум — как
плохое ружьё, — разносит мысли по сторонам, а надо стрелять так, чтобы весь заряд лёг в цель, кучно.
Гавриловна. То-то вот, ты говоришь, примеры-то? Лучше бы она сама хороший пример показывала! А то только и кричит: смотри да смотри за девками! А что за ними смотреть-то? Малолетные они, что ли? У всякого человека свой
ум в голове. Пущай всякий сам о себе и думает. Смотрят-то только за пятилетними, чтоб они не сбаловали чего-нибудь. Эка жизнь девичья! Нет-то
хуже ее на свете! А не хотят того рассудить: много ли девка в жизнь-то радости видит! Ну, много ли? — скажи.
Можно судить, что сталось с ним: не говоря уже о потере дорогого ему существа, он вообразил себя убийцей этой женщины, и только благодаря своему сильному организму он не сошел с
ума и через год физически совершенно поправился; но нравственно, видимо, был сильно потрясен: заниматься чем-нибудь он совершенно не мог, и для него началась какая-то бессмысленная скитальческая жизнь: беспрерывные переезды из города в город, чтобы хоть чем-нибудь себя занять и развлечь; каждодневное читанье газетной болтовни; химическим способом приготовленные обеды в отелях;
плохие театры с их несмешными комедиями и смешными драмами, с их высокоценными операми, в которых постоянно появлялись то какая-нибудь дива-примадонна с инструментальным голосом, то необыкновенно складные станом тенора (последних, по большей части, женская половина публики года в три совсем порешала).
Во-первых, во всем можно сыскать пятна, а во-вторых, если даже вы и дело говорите, вам же
хуже: ваш
ум, направленный на одно отрицание, беднеет, сохнет.
Кричали, что это грешно, даже подло; что старик не в своем
уме; что старика обманули, надули, облапошили, пользуясь его слабоумием; что старика надо спасти от кровожадных когтей; что это, наконец, разбой и безнравственность; что, наконец, чем же другие
хуже Зины? и другие могли бы точно так же выйти за князя.
Чаи́ гони,
гони, поэт, варенье!»
Слеза из глаз у самого —
жара с
ума сводила,
но я ему —
на самовар:
«Ну что ж,
садись, светило!»
Черт дернул дерзости мои
орать ему, —
сконфужен,
я сел на уголок скамьи,
боюсь — не вышло б
хуже!
—
Ума особого не видно в нем. Ну, перебил он князей, так на их место расплодил мелких дворянишек. Да еще чужих навез, иноземцев. В этом — нет
ума. Мелкий помещик
хуже крупного. Муха — не волк, из ружья не убьешь, а надоедает она
хуже волка.
— Лучше — от
ума, конечно!
Ум без пользы не живет, а где польза — там дело прочное. Сердце —
плохой советчик нам. По сердцу я бы такого наделал — беда! Попа обязательно поджег бы, — не суйся куда не надо!
— Ох, не тем я провинился, сударыня, а гордостью. Гордость погубила меня, не
хуже царя Навуходоносора. Думал я: не обидел меня господь бог умом-разумом; коли я что решил — стало, так и следует… А тут страх смерти подошел… Вовсе я сбился! Покажу, мол, я напоследках силу да власть свою! Награжу — а они должны по гроб чувствовать… (Харлов вдруг весь всколыхался…) Как пса паршивого выгнали из дому вон! Вот их какова благодарность!
Бригадир. Слушай, жена, мне все равно, сдуру ли ты врешь или из
ума, только я тебе при всей честной компании сказываю, чтобы ты больше рта не отворяла. Ей-ей, будет
худо!
Бригадирша. Как ничто! Кто тебе это сказывал, батюшка? Без
ума жить
худо; что ты наживешь без него?