Неточные совпадения
На Леню костюмов недостало; была только надета на голову красная вязанная из гаруса шапочка (или,
лучше сказать, колпак) покойного
Семена Захарыча, а в шапку воткнут обломок белого страусового пера, принадлежавшего еще бабушке Катерины Ивановны и сохранявшегося доселе в сундуке в виде фамильной редкости.
— Устрой, господи, все на пользу! — крестился старик. — На что
лучше… Николай-то Иваныч золотая душа, ежели его в руках держать. Вере-то Васильевне, пожалуй, трудновато будет совладать с им на первых порах… Только же и слово сказал: «в
семена пойду!» Ах ты, господи батюшко!
— Позвольте вам, ваше сиятельство, доложить! Это точно, что по нашему месту… по нашему, можно сказать, необразованию… лен у нас, можно сказать, в большом упущении… Это так-с. Однако, ежели бы теперича обучить, как его сеять, или хоша бы, например,
семена хорошие предоставить… большую бы пользу можно от этого самого льна получить! Опять хоша бы и наша деревенская баба… нешто она хуже галанской бабы кружева сплетет, коли-ежели ей показать?
— Мне очень приятно, — сказала Глафира Львовна, прищуривая немного глаза и с некоторой ужимкой, когда-то ей удававшейся. — Наш Миша так давно нуждается в
хорошем наставнике; мы, право, не знаем, как благодарить
Семена Иваныча, что он доставил нам ваше знакомство. Прошу вас быть без церемонии; не угодно ли вам сесть?
Он начал производить на меня окончательно неприятное впечатление, но вместе с тем я с удовольствием смотрел на несколько ленивую и флегматическую фигуру моего
Семена, который слушал все это с тем худо скрытым невниманьем и презреньем, с каким обыкновенно слушает,
хороший мужик плутоватую болтовню своего брата.
— На конопляное
семя лучше всего идет птица! — говорил Мучеников.
«Да от каких-то, — отвечал он, — из Коломны, шут их знает, господа не господа, а гулявшие, веселые господа; так-таки вот такого и сдали; подрались они, что ли, или судорогой какой его передернуло, бог знает какого тут было; а господа веселые,
хорошие!» Взяли
Семена Ивановича, приподняли на пару-другую дюжих плеч и снесли на кровать.
Из жильцов особенно замечательны были: Марк Иванович, умный и начитанный человек; потом еще Оплеваниев-жилец; потом еще Преполовенко-жилец, тоже скромный и
хороший человек; потом еще был один Зиновий Прокофьевич, имевший непременною целью попасть в высшее общество; наконец, писарь Океанов, в свое время едва не отбивший пальму первенства и фаворитства у
Семена Ивановича; потом еще другой писарь Судьбин; Кантарев-разночинец; были еще и другие.
Как из дурных
семян рождаются дурные плоды, так из дурных мыслей рождаются дурные дела. Как земледелец отбирает
хорошие, настоящие
семена от
семян сорных трав и из настоящих
семян отбирает лучшие и бережет и перебирает их, так и разумный человек поступает с своими мыслями: он отгоняет пустые, дурные, удерживает лучшие и бережет и перебирает их.
— С вами-то не позволить! — молвил Марко Данилыч. — А здесь точно что ей скучновато; подруг таких, с какими бы можно ей знакомство водить, нет ни одной у нас в городу. Купцов
хороших ни единого, дворян
хороших тоже нет, одно только крапивное
семя — чиновники. А с ихними дочерями, с мещанками да с крестьянками не позволю водиться Дунюшке. Народ балованный. Мало ли чего можно от них набраться.
— Жена моего дяди
Семена Федорыча. Ты ее не знаешь. Она очень добрая и
хорошая…
И казалось бы, что стоит ему, богатому человеку, из этой дурной дороги сделать
хорошую, чтобы не мучиться так и не видеть этого отчаяния, какое написано на лицах у кучера и
Семена; но он только смеется, и, по-видимому, для него все равно и лучшей жизни ему по нужно.
— Сына? Да! стоило царевне заботиться о таком поганом
семени;
лучше бы втоптать его в грязь, откуда оно вышло! И тебе пришла же охота повивать грех, ухаживать за ним, чтобы он вырос на пагубу чужую, свою, твою собственную! Ты бы…
В расчетах этих он не догадался только, что хотя просвещенной национальности не существовало в России, но
семя ее заброшено в каждом человеке, где лишь только есть народ; и потому действовать именем ее легко было в лице той, которая, как дочь Великого Петра, отца отечества, могла возбудить эту народность
лучше сборища патриотов, действующих от себя.
Не порадовал ее и приезд из Москвы дяди
Семена Иоаникиевича Строганова, привезшего
хорошие вести. Царь обласкал его, милостиво принял его челобитье и не только согласился на назначение Ермака Тимофеевича воеводою запермского края, но даже вручил ему, Строганову, о том свой царский указ.