Неточные совпадения
Ее сомнения смущают:
«Пойду ль вперед, пойду ль назад?..
Его здесь нет. Меня не знают…
Взгляну на дом, на этот сад».
И вот
с холма Татьяна
сходит,
Едва дыша; кругом обводит
Недоуменья полный взор…
И входит на пустынный двор.
К ней, лая, кинулись собаки.
На крик испуганный ея
Ребят дворовая семья
Сбежалась шумно. Не без драки
Мальчишки разогнали псов,
Взяв барышню под свой покров.
«Жениться? Ну… зачем же нет?
Оно и тяжело, конечно,
Но что ж, он молод и здоров,
Трудиться день и ночь готов;
Он кое-как себе устроит
Приют смиренный и простой
И в нем Парашу успокоит.
Пройдет, быть может, год-другой —
Местечко получу — Параше
Препоручу хозяйство наше
И воспитание
ребят…
И станем жить, и так до гроба
Рука
с рукой дойдем мы оба,
И внуки нас похоронят...
— Был такой грех, Флегонт Василич… В том роде, как утенок попался:
ребята с покоса привели. Главная причина — не прост человек. Мало ли бродяжек в лето-то
пройдет по Ключевой; все они на один покрой, а этот какой-то мудреный и нас всех дурачками зовет…
— Куда я теперь
ребят дену? Возись
с ними!
Ходил к смотрителю, просил, чтобы дал бабу, — не дает!
Эвелина, неслышно ступая в темноте,
сошла уже до половины первого прохода, когда за ней раздались уверенные шаги обоих слепых, а сверху донесся радостный визг и крики
ребят, кинувшихся целою стаей на оставшегося
с ними Романа.
Рассказал, что он из деревни Васильевского, в 12 верстах от города, что он отделенный от отца и братьев и живет теперь
с женой и двумя
ребятами, из которых старший только
ходил в училище, а еще не помогал ничего.
Некоторые из них бегали по платформе к кадке
с водой, чтобы напиться, и, встречая офицеров, умеряя шаг, делали свои глупые жесты прикладывания руки ко лбу и
с серьезными лицами, как будто делали что-то не только разумное, но и очень важное,
проходили мимо них, провожая их глазами, и потом еще веселее пускались рысью, топая по доскам платформы, смеясь и болтая, как это свойственно здоровым, добрым молодым
ребятам, переезжающим в веселой компании из одного места в другое.
Писаря, льготные и вернувшиеся на праздник молодые
ребята в нарядных белых и новых красных черкесках, обшитых галунами,
с праздничными, веселыми лицами, по-двое, по-трое, взявшись рука
с рукой,
ходили от одного кружка баб и девок к другому и, останавливаясь, шутили и заигрывали
с казачками.
Пока я им толковал, в чем дело, пока вздули огонь и Архип
с своими
ребятами одевался,
прошло этак
с полчаса времени...
Так жили они, трое, по виду спокойно и радостно, и сами верили в свою радость; к детям
ходило много молодого народу, и все любили квартиру
с ее красотою. Некоторые, кажется, только потому и
ходили, что очень красиво, — какие-то скучные, угреватые подростки, весь вечер молча сидевшие в углу. За это над ними подсмеивался и Саша, хотя в разговоре
с матерью уверял, что это очень умные и в своем месте даже разговорчивые
ребята.
— Нет, не будет этого. Иди куда хочешь
с своими
ребятами, только не
ходите ко мне, не кладите на меня славы понапрасно. Не
ходите, а то в избе спать стану.
Был Настин черед стряпаться, но она
ходила домой нижней дорогой, а не рубежом. На другое утро
ребята, ведя раненько коней из ночного, видели, что Степан шел
с рубежа домой, и спросили его: «Что, дядя Степан, рано поднялся?» Но Степан им ничего не отвечал и шибко шел своей дорогой. Рубашка на нем была мокра от росы, а свита была связана кушаком. Он забыл ее развязать, дрожа целую ночь в ожидании Насти.
Со звездой тут
ребята не
ходят и на клирос петь никого не пущают, а раз я видал в одной лавке на окно крючки продаются прямо
с леской и на всякую рыбу, очень стоющие, даже такой есть один крючок, что пудового сома удержит.
— Вам бы,
ребята, на медведей
сходить, забава хорошая! Я хаживал
с князь Георгием в рязанские леса, на рогатину брали хозяев, интересно!
Сергей
ходил, замотав горло пунсовым платком, и жаловался, что у него что-то завалило горло. Между тем, прежде чем у Сергея зажили метины, положенные зубами Зиновия Борисыча, мужа Катерины Львовны хватились. Сам Сергей еще чаще прочих начал про него поговаривать. Присядет вечерком
с молодцами на лавку около калитки и заведет: «Чтой-то, однако, исправди,
ребята, нашего хозяина по сю пору нетути?»
— И-их, бабка, кажись, уж ты много больно берешь бедности на свою душу, — вымолвил
с досадою хозяин, — ишь вон сказывают, будто ты даром что
ходишь в оборвышах да христарадничаешь, а богаче любого из нашего брата… нагдысь орешкинские
ребята говорили, у тебя, вишь, и залежные денежки водятся… правда, что ли?..
— Ой, ничего, — отвечает она, — мало ли
с ребятами ходят, не одна я — ничего!
Вот и говорим мы
с Володькой
ребятам: «Погодите-ка вы здесь, а уж мы по берегу пойдем, может, на гиляков наткнемся: как-нибудь лодку ли, две ли промыслим. А вы тут,
ребята, смотрите,
ходите с опаской, потому что кордон, надо быть, поблизости находится».
И хоть небольшая забота, а сейчас, как я этим занялся, так и скука у меня
прошла, и я даже радостно сижу да кусочки отсчитываю и думаю: простые люди —
с ними никто не нежничает, — им и это участие приятно будет. Как услышу, что отпустный звон прозвонят и люди из церкви пойдут, я поздороваюсь — скажу: «
Ребята! Христос воскресе!» и предложу им это мое угощение.
— Намедни, как ты хворала, матушка, ронжински
ребята ко мне в келарню старчика приводили. В Поломских лесах, сказывал, спасался, да лес-то вырубать зачали, так он в иное место пробирался… И сказывал тот старчик, что твое же слово: по скорости-де скончание веку будет, антихрист-де давно уж народился, а под Москвой, в Гуслицах, и Господни свидетели уж
с полгода
ходят — Илья пророк
с Енохом праведным.
— Девица, вижу, ты хорошая, — молвила та женщина, глядя
с любовью на Таню. — Не тебе б по зарям
ходить, молоды
ребята здесь бессовестные, старые люди обидливые — как раз того наплетут на девичью голову, что после не открестишься, не отмолишься.
— Именно так, вашескородие! — говорит свидетель староста. — Всем миром жалимся. Жить
с ним никак невозможно!
С образами ли
ходим, свадьба ли, или, положим, случай какой, везде он кричит, шумит, всё порядки вводит.
Ребятам уши дерет, за бабами подглядывает, чтоб чего не вышло, словно свекор какой… Намеднись по избам
ходил, приказывал, чтоб песней не пели и чтоб огней не жгли. Закона, говорит, такого нет, чтоб песни петь.
Положим, теперь бы и отец не подбросил девочку — подросла Дуня. Бабушке в избе помогает, за водой
ходит к колодцу, в лес бегает
с ребятами. Печь умеет растопить, коровушке корм задать, полы вымыть…
И повелел потом мужикам Сухой Мартын, чтобы в каждой избе было жарко вытоплена подовая печь и чтоб и стар и млад, и парень и девка, и старики, и малые
ребята, все в тех печах перепарились, а женатый народ
с того вечера чтобы про жен позабыл до самой до той поры, пока
сойдет на землю и будет принесен во двор новый живой огонь.
—
Ребята! Что же вы это,
с ума что ли
сошли, чтобы меня
с краденой собакой из полка выпроваживать? Кто вас этому научил? — заговорил майор.
Был мальчик, звали его Филипп. Пошли раз все
ребята в школу. Филипп взял шапку и хотел тоже идти. Но мать сказала ему: куда ты, Филипок, собрался? — В школу. — Ты еще мал, не
ходи, — и мать оставила его дома.
Ребята ушли в школу. Отец еще
с утра уехал в лес, мать ушла на поденную работу. Остались в избе Филипок да бабушка на печке. Стало Филипку скучно одному, бабушка заснула, а он стал искать шапку. Своей не нашел, взял старую, отцовскую и пошел в школу.
— К Корытовым в угол новая жиличка въехала. Жена конторщика. Конторщик под новый год помер, она
с тремя
ребятами осталась. То-то бедность! Мебель, одежду — все заложили, ничего не осталось.
Ходит на водочный завод бутылки полоскать, сорок копеек получает за день.
Ребята рваные, голодные, сама отрепанная.
И во мне, и в сестре моей, и в наших приятельницах жило, напротив, всегдашнее ласковое чувство к девчатам, к мальчикам, к молодухам и старухам. Мы
ходили в лес и поле
с ребятами сбирать грибы, ягоды, цветы, не испытывая никакого брезгливо-дворянского чувства.
— Кто сказал что нельзя убивать, жечь и грабить? Мы будем убивать, и грабить, и жечь. Веселая, беспечная ватага храбрецов — мы разрушим все: их здания, их университеты и музеи; веселые
ребята, полные огненного смеха, — мы попляшем на развалинах. Отечеством нашим я объявлю сумасшедший дом; врагами нашими и сумасшедшими — всех тех, кто еще не
сошел с ума; и когда, великий, непобедимый, радостный, я воцарюсь над миром, единым его владыкою и господином, — какой веселый смех огласит вселенную!
Сколько
прошло отличных
ребят или забавных, нелепых; но
с ними весело жилось.
— Ничего! На кой же они нужны! На сторону нам
ходить некуда, заработки плохие!.. Ложись да помирай… По нашему делу, барин мой любимый, столько
ребят не надобно. Если чей бог хороший, то прибирает к себе, — значит, сокращает семейство. Слыхал, как говорится? Дай, господи, скотинку
с приплодцем, а деток
с приморцем. Вот как говорится у нас!
Бой был окончен. Благодаря Лелькиной речи он закончился ярко, крепким аккордом. Штаб сидел кружком под большим дубом и подводил итоги боя. Солнце садилось, широкие лучи пронизывали сбоку чащу леса.
Ребята сидели,
ходили, оживленно обсуждали результаты боя. Лелька увидела: Юрка о чем-то горячо спорил
с Ведерниковым и Оськой. Ведерников как будто нападал, Юрка защищался.
Она
сошла на пол, бойко постукивая своими,
с высокими каблучками, новыми ботинками, не глядя на
ребят, вышла в сени.
Проснулся Борька очень поздно,
с тяжелою головой, мрачный. В восемь утра его пытались разбудить
ребята на утреннюю физкультуру, но он сказал, что нездоровится. Никого уже в спальне не было. Он долго лежал, глядел на лепные украшения потолка, и мутные, пугающие мысли
проходили в голове.
Так ничтожно то, что могут сделать один, два человека, десятки людей, живя в деревне среди голодных и по силам помогая им. Очень мало. Но вот что я видел в свою поездку. Шли
ребята из-под Москвы, где они были в пастухах. И один заболел и отстал от товарищей. Он часов пять просидел и пролежал на краю дороги, и десятки мужиков
прошли мимо его. В обед ехал мужик
с картофелем и расспросил малого и, узнав, что он болен, пожалел его и привез в деревню.
Ходил в хороводах наравне
с молодыми девками и
ребятами; пел жалобные песни высоким переливчатым голосом, и тому, кто его слышал, плакать хотелось, а он насмешливо и тихо улыбался.