Неточные совпадения
— Слушайте, — прервал я его однажды, — я всегда подозревал, что вы говорите все это только так, со злобы и от страдания, но втайне, про себя, вы-то и есть
фанатик какой-нибудь высшей
идеи и только скрываете или стыдитесь признаться.
Фанатик не может установить никакой связи между
идеей, которой он одержим, и свободой.
Фанатика порабощает
идея, в которую он верит, она суживает его сознание, вытесняет очень важные человеческие состояния; он перестает внутренно владеть собой.
Но и это было всё равно, ибо маленькие
фанатики, подобные Эркелю, никак не могут понять служения
идее, иначе как слив ее с самим лицом, по их понятию выражающим эту
идею.
Живучесть роли Чацкого состоит не в новизне неизвестных
идей, блестящих гипотез, горячих и дерзких утопий или даже истин en herbe [В зародыше (франц.).]: у него нет отвлеченностей. Провозвестники новой зари, или
фанатики, или просто вестовщики — все эти передовые курьеры неизвестного будущего являются и — по естественному ходу общественного развития — должны являться, но их роли и физиономии до бесконечности разнообразны.
Фанатик не видит человека и не интересуется человеком, он видит лишь
идею и интересуется лишь
идеей.
Фанатик любви может совершать величайшие злодеяния и насилия во имя
идеи любви, вытеснившей свободу, справедливость, познание и т. д.
Но для
фанатиков свободы существует лишь
идея свободы, во имя которой допустимы все средства, но не существует самой свободы.
Фанатик всегда «идеалист» в том смысле, что «
идея» для него выше человека, живого существа, и он готов насиловать, истязать, пытать и убивать людей во имя «
идеи», все равно, будет ли это «
идеей» Бога и теократии или справедливости и коммунистического строя.
Фанатик ортодоксии совсем не живет полнотой и гармонией истины откровения, он одержим этой «
идеей», вытесняющей для него все остальные, всю сложность и многообразие жизни.
Но в действительности
фанатик веры есть человек, одержимый своей
идеей и в нее верующий беззаветно, а вовсе не человек, находящийся в общении с живым Богом.
И
идеей свободы
фанатик одержим в такой исключительности, что все другие
идеи оказываются для него вытесненными.
По душевной своей структуре он имел в себе типически интеллигентские черты, он был нетерпимым
фанатиком, склонен к сектантству, беззаветно увлечен
идеями, постоянно вырабатывал себе мировоззрение не из потребности чистого знания, а для обоснования своих стремлений к лучшему, более справедливому социальному строю.