Неточные совпадения
Вскочил Захарий и, вместе с высоким, седым человеком, странно легко поднял ее, погрузил в чан, —
вода выплеснулась через
края и точно обожгла ноги людей, — они взвыли, закружились еще бешенее, снова падали, взвизгивая, тащились по полу, — Марина стояла в
воде неподвижно, лицо
у нее было тоже неподвижное, каменное.
Сегодня я проехал мимо полыньи: несмотря на лютый мороз,
вода не мерзнет, и облако черного пара, как дым, клубится над ней. Лошади храпят и пятятся. Ямщик франт попался, в дохе, в шапке с кистью, и везет плохо. Лицо
у него нерусское. Вообще здесь смесь в народе. Жители по Лене состоят и из крестьян, и из сосланных на поселение из разных наций и сословий; между ними есть и жиды, и поляки, есть и из якутов. Жидов здесь любят: они торгуют, дают движение
краю.
В другом месте мы спугнули даурского бекаса. Он держался около
воды, там, где еще не было снега. Я думал, что это отсталая птица, но вид
у него был веселый и бодрый. Впоследствии я часто встречал их по берегам незамерзших проток. Из этого я заключаю, что бекасы держатся в Уссурийском
крае до половины зимы и только после декабря перекочевывают к югу.
В верхней части река Сандагоу слагается из 2 рек — Малой Сандагоу, имеющей истоки
у Тазовской горы, и Большой Сандагоу, берущей начало там же, где и Эрлдагоу (приток Вай-Фудзина). Мы вышли на вторую речку почти в самых ее истоках. Пройдя по ней 2–3 км, мы остановились на ночлег около ямы с
водою на
краю размытой террасы. Ночью снова была тревога. Опять какое-то животное приближалось к биваку. Собаки страшно беспокоились. Загурский 2 раза стрелял в воздух и отогнал зверя.
В свежевырытой могиле на четверть
вода. Каторжные, запыхавшись, с потными лицами, громко разговаривая о чем-то, что не имело никакого отношения к похоронам, наконец, принесли гроб и поставили его
у края могилы. Гроб дощатый, наскоро сбитый, некрашеный.
Шагах в полутораста от камней, на прибрежной гальке,
у самого
края воды лежала какая-то большая темная масса.
Некоторые родники были очень сильны и вырывались из середины горы, другие били и кипели
у ее подошвы, некоторые находились на косогорах и были обделаны деревянными срубами с крышей; в срубы были вдолблены широкие липовые колоды, наполненные такой прозрачной
водою, что казались пустыми;
вода по всей колоде переливалась через
край, падая по бокам стеклянною бахромой.
У листа этого Плавин аккуратно загнул
края и, смочив его чистою
водой, положил на доску, а самые
края, намазав клейстером, приклеил к ней.
Он не знал также, как все это окончилось. Он застал себя стоящим в углу, куда его оттеснили, оторвав от Николаева. Бек-Агамалов поил его
водой, но зубы
у Ромашова судорожно стучали о
края стакана, и он боялся, как бы не откусить кусок стекла. Китель на нем был разорван под мышками и на спине, а один погон, оторванный, болтался на тесемочке. Голоса
у Ромашова не было, и он кричал беззвучно, одними губами...
У края моста сидел, спустив ноги в
воду, какой-то матрос в одной рубахе и топором рубил что-то.
Слушая, он смотрел через крышу пристани на спокойную гладь тихой реки;
у того её берега, чётко отражаясь в сонной
воде, стояли хороводы елей и берёз, далее они сходились в плотный синий лес, и, глядя на их отражения в реке, казалось, что все деревья выходят со дна её и незаметно, медленно подвигаются на
край земли.
Он обращался к своему соседу, тот ответил ему пьяной улыбкой. Ухтищев тоже был пьян. Посоловевшими глазами глядя в лицо своей дамы, он что-то бормотал. Дама с птичьим лицом клевала конфеты, держа коробку под носом
у себя. Павленька ушла на
край плота и, стоя там, кидала в
воду корки апельсина.
Помню, что я потом приподнялся и, видя, что никто не обращает на меня внимания, подошел к перилам, но не с той стороны, с которой спрыгнул Давыд: подойти к ней мне казалось страшным, — а к другой, и стал глядеть на реку, бурливую, синюю, вздутую; помню, что недалеко от моста,
у берега, я заметил причаленную лодку, а в лодке несколько людей, и один из них, весь мокрый и блестящий на солнце, перегнувшись с
края лодки, вытаскивал что-то из
воды, что-то не очень большое, какую-то продолговатую темную вещь, которую я сначала принял за чемодан или корзину; но, всмотревшись попристальнее, я увидал, что эта вещь была — Давыд!
Пройдя таким образом немного более двух верст, слышится что-то похожее на шум падающих
вод, хотя человек, не привыкший к степной жизни, воспитанный на булеварах, не различил бы этот дальний ропот от говора листьев; — тогда, кинув глаза в ту сторону, откуда ветер принес сии новые звуки, можно заметить крутой и глубокий овраг; его берег обсажен наклонившимися березами, коих белые нагие корни, обмытые дождями весенними, висят над бездной длинными хвостами; глинистый скат оврага покрыт камнями и обвалившимися глыбами земли, увлекшими за собою различные кусты, которые беспечно принялись на новой почве; на дне оврага, если подойти к самому
краю и наклониться придерживаясь за надёжные дерева, можно различить небольшой родник, но чрезвычайно быстро катящийся, покрывающийся по временам пеною, которая белее пуха лебяжьего останавливается клубами
у берегов, держится несколько минут и вновь увлечена стремлением исчезает в камнях и рассыпается об них радужными брызгами.
Хотя могила на берегу, даже и совсем пустынном, не редкость в том
краю, так как якут старается лечь на вечный покой непременно на возвышенности,
у воды, в таких местах, где много дали и простора, — но все же я узнал Ат-Даванскую станцию, которую заметил уже в первую свою поездку.
Сокол поймал зайца. Царь отнял зайца и стал искать
воды, где бы напиться. В бугре царь нашел
воду. Только она по капле капала. Вот царь достал чашу с седла и подставил под
воду.
Вода текла по капле, и когда чаша набралась полная, царь поднял ее ко рту и хотел пить. Вдруг сокол встрепенулся на руке
у царя, забил крыльями и выплеснул
воду. Царь опять подставил чашу. Он долго ждал, пока она наберется вровень с
краями, и опять, когда он стал подносить ее ко рту, сокол затрепыхался и разлил
воду.
Заслышав
у двери злейшего своего врага Кишенского, Жозеф с силой отчаяния хватался за все, что нащупывал под руками, и наконец, осязав кран, дернул его так усердно, что тот совсем выскочил вон и
вода засвистала через
край ванны на средину комнаты и через минуту уже стремилась отсюда быстрыми потоками под дверь в другие покои, угрожая наводнением всей квартире.
Проходили мимо гористых берегов, покрытых лесом почти вровень с
водою. Теркин сел
у кормы, как раз в том месте, где русло сузилось и от лесистых
краев нагорного берега пошли тени. — Василию Ивановичу! — окликнул его сверху жирным, добродушным звуком капитан Кузьмичев. Как почивали?
Пожил Митька
у меня месяцев с восемь. Андрей Васильич Абдулин той порой на теплые
воды собрался жену лечить. Ехал в чужие
край всей семьей. Стал
у меня Митька с ними проситься. Что ж, думаю, избным теплом далеко не уедешь, печка нежит, дорога разуму учит, дам я Митьке партию сала, пущай продаст его в чужих
краях; а благословит его бог, и заграничный торг заведем!.. Тут уж меня никто не уговаривал — враг смутил!.. Захочет кого господь наказать — разум отымет, слепоту на душу нашлет!..