Неточные совпадения
Карандышев.
У бурлаков
учиться русскому языку!
— Впрочем, этот термин, кажется, вышел из употребления. Я считаю, что прав Плеханов: социаль-демократы могут удобно ехать в одном вагоне с либералами. Европейский капитализм достаточно здоров и лет сотню проживет благополучно. Нашему,
русскому недорослю надобно
учиться жить и работать
у варягов. Велика и обильна земля наша, но — засорена нищим мужиком, бессильным потребителем, и если мы не перестроимся — нам грозит участь Китая. А ваш Ленин для ускорения этой участи желает организовать пугачевщину.
Штольц был немец только вполовину, по отцу: мать его была
русская; веру он исповедовал православную; природная речь его была
русская: он
учился ей
у матери и из книг, в университетской аудитории и в играх с деревенскими мальчишками, в толках с их отцами и на московских базарах. Немецкий же язык он наследовал от отца да из книг.
Обед подается по-праздничному, в три часа, при свечах, и длится, по крайней мере, полтора часа. Целая масса лакеев, своих и чужих, служит за столом. Готовят три повара, из которых один отличается по части старинных
русских кушаньев, а двое обучались в Москве
у Яра и выписываются в деревню зимою на несколько недель. Сверх того, для пирожных имеется особенный кондитер, который
учился у Педотти и умеет делать конфекты. Вообще в кулинарном отношении Гуслицыны не уступают даже Струнниковым.
На второй день после своего переселения Инсаров встал в четыре часа утра, обегал почти все Кунцово, искупался в реке, выпил стакан холодного молока и принялся за работу; а работы
у него было немало: он
учился и
русской истории, и праву, и политической экономии, переводил болгарские песни и летописи, собирал материалы о восточном вопросе, составлял
русскую грамматику для болгар, болгарскую для
русских.
— Мое мнение?
У вас слишком много описаний… Да, слишком много. Это наша
русская манера… Пишите сценами, как делают французы. Мы должны
у них
учиться… Да,
учиться… И чтобы не было этих предварительных вступлений от Адама, эпизодических вставок, и вообще главное достоинство каждого произведения — его краткость. Мы работаем для нашего читателя и не имеем права отнимать
у него время напрасно.
А Литвинов опять затвердил свое прежнее слово: дым, дым, дым! Вот, думал он, в Гейдельберге теперь более сотни
русских студентов; все
учатся химии, физике, физиологии — ни о чем другом и слышать не хотят… А пройдет пять-шесть лет, и пятнадцати человек на курсах не будет
у тех же знаменитых профессоров… ветер переменится, дым хлынет в другую сторону… дым… дым… дым!
В начале июля месяца, спустя несколько недель после несчастного случая, описанного нами в предыдущей главе, часу в седьмом после обеда, Прасковья Степановна Лидина, брат ее Ижорской, Рославлев и Сурской сидели вокруг постели, на которой лежала больная Оленька; несколько поодаль сидел Ильменев, а
у самого изголовья постели стояла Полина и домовой лекарь Ижорского, к которому Лидина не имела вовсе веры, потому что он был
русской и
учился не за морем, а в Московской академии.
Еще при Михаиле Феодоровиче поняло наше правительство, что нужно
русским учиться у иноземцев ратному строю, и вызывало иноземных офицеров; при нем же артиллерийские снаряды и людей, способных распоряжаться с ними, выписывали из-за границы.
Необходимость распространить в народе просвещение, и именно на европейский манер, чувствовали
у нас начиная с Иоанна Грозного, посылавшего
русских учиться за границу, и особенно со времени Бориса Годунова, снарядившего за границу целую экспедицию молодых людей для наученья, думавшего основать университет и для того вызывавшего ученых из-за границы.
По-английски я стал
учиться еще в Дерпте, студентом, но с детства меня этому языку не учили. Потом я брал уроки в Петербурге
у известного учителя, которому выправлял
русский текст его грамматики. И в Париже в первые зимы я продолжал упражняться, главным образом, в разговорном языке. Но когда я впервые попал на улицы Лондона, я распознал ту давно известную истину, что читать, писать и даже говорить по-английски — совсем не то, что вполне понимать всякого англичанина.
Хотя Николай Герасимович и не любил пруссаков, но должен был отдать им полную справедливость, что хотя они хорошо знали, что он именно тот
русский, который два раза уже бежал и последний раз бежал от них же, пруссаков, но никакой вражды или грубых действий по отношению к нему они не применили и были с ним безукоризненно вежливы, так что голландским и бельгийским полицейским властям хорошо бы
поучиться вежливости
у этих по репутации «грубых» пруссаков.
Самая сильная опасность при переходе
русского народа из древней истории в новую, из возраста чувств в возраст мысли и знания, из жизни домашней, замкнутой в жизнь общественных народов — главная опасность при этом заключалась в отношении к чужим народам, опередившим в деле знания,
у которых поэтому надо было
учиться.
Предоставим одной сестрице моей Рабе
учиться варварскому наречию
у всезнающего нашего Глика, именно для того, что я не люблю
русских дикарей, или потому, что она с некоторого времени имеет особенное пристрастие к Алексеевичу.
Примером служит крайнее подчинение западноевропейских народов своим учителям — грекам и римлянам, когда они в эпоху Возрождения совершили такой же переход, какой
русские совершили в эпоху преобразования, с тем различием, что они подчинялись народам мертвым, тогда как
русский народ должен был
учиться у живых людей.