Неточные совпадения
Г-жа Простакова. Ты же еще, старая ведьма, и разревелась. Поди, накорми их с собою, а после обеда тотчас опять сюда. (
К Митрофану.) Пойдем со мною, Митрофанушка. Я тебя из глаз теперь не выпущу. Как скажу я тебе нещечко, так пожить на свете слюбится. Не век тебе, моему другу, не век тебе
учиться. Ты, благодаря Бога, столько уже смыслишь, что и сам взведешь деточек. (
К Еремеевне.) С братцем переведаюсь не по-твоему. Пусть же все добрые люди увидят, что мама и что мать родная. (Отходит с Митрофаном.)
Г-жа Простакова. Старинные люди, мой отец! Не нынешний был век. Нас ничему не учили. Бывало, добры люди приступят
к батюшке, ублажают, ублажают, чтоб хоть братца отдать в школу.
К статью ли, покойник-свет и руками и ногами, Царство ему Небесное! Бывало, изволит закричать: прокляну ребенка, который что-нибудь переймет у басурманов, и не будь тот Скотинин, кто чему-нибудь
учиться захочет.
— Нет, — перебила его графиня Лидия Ивановна. — Есть предел всему. Я понимаю безнравственность, — не совсем искренно сказала она, так как она никогда не могла понять того, что приводит женщин
к безнравственности, — но я не понимаю жестокости,
к кому же?
к вам! Как оставаться в том городе, где вы? Нет, век живи, век
учись. И я
учусь понимать вашу высоту и ее низость.
Она теперь с радостью мечтала о приезде Долли с детьми, в особенности потому, что она для детей будет заказывать любимое каждым пирожное, а Долли оценит всё ее новое устройство. Она сама не знала, зачем и для чего, но домашнее хозяйство неудержимо влекло ее
к себе. Она, инстинктивно чувствуя приближение весны и зная, что будут и ненастные дни, вила, как умела, свое гнездо и торопилась в одно время и вить его и
учиться, как это делать.
— Не знаю, — сказала она. — Она не велела
учиться, а велела итти гулять с мисс Гуль
к бабушке.
Он отвечал на все пункты даже не заикнувшись, объявил, что Чичиков накупил мертвых душ на несколько тысяч и что он сам продал ему, потому что не видит причины, почему не продать; на вопрос, не шпион ли он и не старается ли что-нибудь разведать, Ноздрев отвечал, что шпион, что еще в школе, где он с ним вместе
учился, его называли фискалом, и что за это товарищи, а в том числе и он, несколько его поизмяли, так что нужно было потом приставить
к одним вискам двести сорок пьявок, — то есть он хотел было сказать сорок, но двести сказалось как-то само собою.
А ведь было время, когда он только был бережливым хозяином! был женат и семьянин, и сосед заезжал
к нему пообедать, слушать и
учиться у него хозяйству и мудрой скупости.
Мечтам и годам нет возврата;
Не обновлю души моей…
Я вас люблю любовью брата
И, может быть, еще нежней.
Послушайте ж меня без гнева:
Сменит не раз младая дева
Мечтами легкие мечты;
Так деревцо свои листы
Меняет с каждою весною.
Так, видно, небом суждено.
Полюбите вы снова: но…
Учитесь властвовать собою:
Не всякий вас, как я, поймет;
К беде неопытность ведет».
Все это прекрасно! — продолжала бабушка таким тоном, который ясно доказывал, что она вовсе не находила, чтобы это было прекрасно, — мальчиков давно пора было прислать сюда, чтобы они могли чему-нибудь
учиться и привыкать
к свету; а то какое же им могли дать воспитание в деревне?..
— Нет,
учусь… — отвечал молодой человек, отчасти удивленный и особенным витиеватым тоном речи, и тем, что так прямо, в упор, обратились
к нему. Несмотря на недавнее мгновенное желание хотя какого бы ни было сообщества с людьми, он при первом, действительно обращенном
к нему, слове вдруг ощутил свое обычное неприятное и раздражительное чувство отвращения ко всякому чужому лицу, касавшемуся или хотевшему только прикоснуться
к его личности.
Вот Львёнка снарядили
И отпустили
Учиться царствовать
к Орлу.
Учились бы, на старших глядя:
Мы, например, или покойник дядя,
Максим Петрович: он не то на серебре,
На золоте едал; сто человек
к услугам...
— Вы где
учились? — тихо спросила Алина, присматриваясь
к нему.
«
Учится. Метит в университет, — а наскандалил где-то», — думал Самгин, переговорив с доктором, шагая
к воротам по дорожке больничного сада. В калитке ворот с ним столкнулся человек в легком не по сезону пальто, в шапке с наушниками.
В пять минут Клим узнал, что Марина
училась целый год на акушерских курсах, а теперь
учится петь, что ее отец, ботаник, был командирован на Канарские острова и там помер и что есть очень смешная оперетка «Тайны Канарских островов», но,
к сожалению, ее не ставят.
Учился он автоматически, без увлечения, уже сознавая, что сделал ошибку, избрав юридический факультет. Он не представлял себя адвокатом, произносящим речи в защиту убийц, поджигателей, мошенников. У него вообще не было позыва
к оправданию людей, которых он видел выдуманными, двуличными и так или иначе мешавшими жить ему, человеку своеобразного духовного строя и даже как бы другой расы.
— А ты — умен! На кой черт нужен твой ум? Какую твоим умом дыру заткнуть можно? Ну!
Учитесь в университетах, — в чьих? Уйди! Иди
к черту! Вон…
— Это, конечно, главная линия раскола, — продолжал Радеев еще более певуче и мягко. — Но намечается и еще одна, тоже полезная: заметны юноши, которые
учатся рассуждать не только лишь о печалях народа, а и о судьбах российского государства, о Великом сибирском пути
к Тихому океану и о прочем, столь же интересном.
— Больше я не стану говорить на эту тему, — сказал Клим, отходя
к открытому во двор окну. — А тебе, разумеется, нужно ехать за границу и
учиться…
Отец его, провинциальный подьячий старого времени, назначал было сыну в наследство искусство и опытность хождения по чужим делам и свое ловко пройденное поприще служения в присутственном месте; но судьба распорядилась иначе. Отец, учившийся сам когда-то по-русски на медные деньги, не хотел, чтоб сын его отставал от времени, и пожелал поучить чему-нибудь, кроме мудреной науки хождения по делам. Он года три посылал его
к священнику
учиться по-латыни.
А бедный Илюша ездит да ездит
учиться к Штольцу. Как только он проснется в понедельник, на него уж нападает тоска. Он слышит резкий голос Васьки, который кричит с крыльца...
— И! нет, какой характер! Не глупа,
училась хорошо, читает много книг и приодеться любит. Поп-то не бедный: своя земля есть. Михайло Иваныч, помещик, любит его, — у него там полная чаша! Хлеба, всякого добра — вволю; лошадей ему подарил, экипаж, даже деревьями из оранжерей комнаты у него убирает. Поп умный, из молодых — только уж очень по-светски ведет себя: привык там в помещичьем кругу. Даже французские книжки читает и покуривает — это уж и не пристало бы
к рясе…
Эта, уже утрированная, мечта повлияла даже тогда на мой успех в седьмом классе гимназии; я перестал
учиться именно из фанатизма: без образования будто прибавлялось красоты
к идеалу.
— Уверяю вас, — обратился я вдруг
к доктору, — что бродяги — скорее мы с вами и все, сколько здесь ни есть, а не этот старик, у которого нам с вами еще
поучиться, потому что у него есть твердое в жизни, а у нас, сколько нас ни есть, ничего твердого в жизни… Впрочем, где вам это понять.
Он уговаривал их сблизиться с европейцами, слушать учение миссионеров,
учиться по-английски, заниматься ремеслами, торговать честно, привыкать
к употреблению монеты, доказывая им, что все это, и одно только это, то есть цивилизация, делает белых счастливыми, добрыми, богатыми и сильными.
Он был по привычкам аскет, довольствовался самым малым и, как всякий с детства приученный
к работе, с развитыми мускулами человек, легко и много и ловко мог работать всякую физическую работу, но больше всего дорожил досугом, чтобы в тюрьмах и на этапах продолжать
учиться.
Через неделю после ее поступления старший, усатый 6-го класса гимназист бросил
учиться и не давал покою Масловой, приставая
к ней.
Последняя фраза целиком долетела до маленьких розовых ушей Верочки, когда она подходила
к угловой комнате с полной тарелкой вишневого варенья. Фамилия Привалова заставила ее даже вздрогнуть… Неужели это тот самый Сережа Привалов, который
учился в гимназии вместе с Костей и когда-то жил у них? Один раз она еще укусила его за ухо, когда они играли в жгуты… Сердце Верочки по неизвестной причине забило тревогу, и в голове молнией мелькнула мысль: «Жених… жених для Нади!»
Она не
училась у Европы, что нужно и хорошо, не приобщалась
к европейской культуре, что для нее спасительно, а рабски подчинялась Западу или в дикой националистической реакции громила Запад, отрицала культуру.
Начнет со мной разговаривать, расспрашивает меня, где я
учился, как живу, кто мои родные,
к кому я езжу?
Нет, Верочка, это не странно, что передумала и приняла
к сердцу все это ты, простенькая девочка, не слышавшая и фамилий-то тех людей, которые стали этому учить и доказали, что этому так надо быть, что это непременно так будет, что «того не может не быть; не странно, что ты поняла и приняла
к сердцу эти мысли, которых не могли тебе ясно представить твои книги: твои книги писаны людьми, которые
учились этим мыслям, когда они были еще мыслями; эти мысли казались удивительны, восхитительны, — и только.
Сверх передней и девичьей, было у меня еще одно рассеяние, и тут, по крайней мере, не было мне помехи. Я любил чтение столько же, сколько не любил
учиться. Страсть
к бессистемному чтению была вообще одним из главных препятствий серьезному учению. Я, например, прежде и после терпеть не мог теоретического изучения языков, но очень скоро выучивался кой-как понимать и болтать с грехом пополам, и на этом останавливался, потому что этого было достаточно для моего чтения.
«Я не стыжусь тебе признаться, — писал мне 26 января 1838 один юноша, — что мне очень горько теперь. Помоги мне ради той жизни,
к которой призвал меня, помоги мне своим советом. Я хочу
учиться, назначь мне книги, назначь что хочешь, я употреблю все силы, дай мне ход, — на тебе будет грех, если ты оттолкнешь меня».
Учились ей мы с Ником у одного учителя, которого мы любили за его анекдоты и рассказы; при всей своей занимательности, он вряд мог ли развить особую страсть
к своей науке.
— Вот, князь, — продолжал государь, — вот я вам дам образчик университетского воспитания, я вам покажу, чему
учатся там молодые люди. Читай эту тетрадь вслух, — прибавил он, обращаясь снова
к Полежаеву.
Канцелярия была без всякого сравнения хуже тюрьмы. Не матерьяльная работа была велика, а удушающий, как в собачьем гроте, воздух этой затхлой среды и страшная, глупая потеря времени, вот что делало канцелярию невыносимой. Аленицын меня не теснил, он был даже вежливее, чем я ожидал, он
учился в казанской гимназии и в силу этого имел уважение
к кандидату Московского университета.
Хозяйство Савельцевых окончательно процвело. Обездолив крестьян, старик обработывал уже значительное количество земли, и доходы его росли с каждым годом. Смотря на него, и соседи стали задумываться, а многие начали даже ездить
к нему под предлогом
поучиться, а в сущности — в надежде занять денег. Но Абрам Семеныч, несмотря на предлагаемый высокий процент, наотрез всем отказывал.
Она рассказала мне, что ей совсем не скучно, а ежели и случится соскучиться, то она уходит
к соседским детям, которые у нее бывают в гостях; что она, впрочем, по будням и
учится, и только теперь, по случаю моего приезда, бабушка уволила ее от уроков.
— Тебе «кажется», а она, стало быть, достоверно знает, что говорит. Родителей следует почитать. Чти отца своего и матерь, сказано в заповеди. Ной-то выпивши нагой лежал, и все-таки, как Хам над ним посмеялся, так Бог проклял его. И пошел от него хамов род. Которые люди от Сима и Иафета пошли, те в почете, а которые от Хама, те в пренебрежении. Вот ты и мотай себе на ус. Ну, а вы как
учитесь? — обращается он
к нам.
Училась, конечно, поверхностно, ходя ежедневно
к соседям, у которых была гувернантка, за что, впрочем, мать ежегодно вносила известное вознаграждение домашними припасами.
По окончании всенощной все подходят
к хозяевам с поздравлениями, а дети по очереди целуют у старой полковницы ручку. Старушка очень приветлива, всякому найдет доброе слово сказать, всякого спросит: «Хорошо ли, душенька,
учишься? слушаешься ли папеньку с маменькой?» — и, получив утвердительный ответ, потреплет по щеке и перекрестит.
Девичий гомон мгновенно стихает; головы наклоняются
к работе; иглы проворно мелькают, коклюшки стучат. В дверях показывается заспанная фигура барыни, нечесаной, немытой, в засаленной блузе. Она зевает и крестит рот; иногда так постоит и уйдет, но в иной день заглянет и в работы. В последнем случае редко проходит, чтобы не раздалось, для начала дня, двух-трех пощечин. В особенности достается подросткам, которые еще
учатся и очень часто портят работу.
У С. И. Грибкова начал свою художественную карьеру и Н. И. Струнников, поступивший
к нему в ученики четырнадцатилетним мальчиком. Так же как и все, был «на побегушках», был маляром, тер краски, мыл кисти, а по вечерам
учился рисовать с натуры. Раз С. И. Грибков послал ученика Струнникова
к антиквару за Калужской заставой реставрировать какую-то старую картину.
Просто, реально и тепло автор рассказывал, как Фомка из Сандомира пробивал себе трудную дорогу в жизни, как он нанялся в услужение
к учителю в монастырской школе, как потом получил позволение
учиться с другими учениками, продолжая чистить сапоги и убирать комнату учителя, как сначала над ним смеялись гордые паничи и как он шаг за шагом обгонял их и первым кончил школу.
Моя маленькая драма продолжалась: я
учился (неважно), переходил из класса в класс, бегал на коньках, пристрастился
к гимнастике, ходил
к товарищам, вздрагивал с замиранием сердца, когда в знойной тишине городка раздавалось болтливое шарканье знакомых бубенцов, и все это время чувствовал, что девочка в серой шубке уходит все дальше…
— Мы, — говорил он, — три года мучимся, три года
учимся, три года учим, три года мучим, а там — хоть
к чорту…
Его сестра
училась танцам вместе с нами, и мать настояла, чтобы
к этому изящному искусству приобщился также и сын.
В одно прекрасное утро была запряжена заслуженная кобыла, и поп Макар покатил в Заполье. Здесь он прежде всего толкнулся
к соборному протопопу, с которым вместе
учился в семинарии, и по пунктам изложил нанесенную Полуяновым обиду.
Ведь бывали же на Руси примеры, что мальчики, одержимые страстью
к науке, бросали все и шли
учиться, не заботясь ни о мнении родных, ни о какой поддержке в жизни…
Вспомним, как Андрюша Брусков порывается
учиться, как Митя стремится
к тому, чтобы «образовать себя», и как им это не удается.