Неточные совпадения
И с тем неуменьем, с тою нескладностью разговора, которые так знал Константин, он, опять оглядывая всех, стал рассказывать брату историю Крицкого: как его выгнали из университета зa то, что он завел общество вспоможения бедным студентам и воскресные
школы, и как потом он поступил
в народную
школу учителем, и как его оттуда также выгнали, и как потом судили за что-то.
По бокам парадного крыльца медные и эмалированные дощечки извещали черными буквами, что
в доме этом обитают люди странных фамилий: присяжный поверенный Я. Ассикритов, акушерка Интролигатина,
учитель танцев Волков-Воловик, настройщик роялей и починка деревянных инструментов П. Е. Скромного, «
Школа кулинарного искусства и готовые обеды на дом Т. П. Федькиной», «Переписка на машинке, 3-й этаж, кв.
Самгин наблюдал шумную возню людей и думал, что для них существуют
школы, церкви, больницы, работают
учителя, священники, врачи. Изменяются к лучшему эти люди? Нет. Они такие же, какими были за двадцать, тридцать лег до этого года. Целый угол пекарни до потолка загроможден сундучками с инструментом плотников. Для них делают топоры, пилы, шерхебели, долота. Телеги, сельскохозяйственные машины, посуду, одежду. Варят стекло.
В конце концов, ведь и войны имеют целью дать этим людям землю и работу.
— Бориса исключили из военной
школы за то, что он отказался выдать товарищей, сделавших какую-то шалость. Нет, не за то, — торопливо поправила она, оглядываясь. — За это его посадили
в карцер, а один
учитель все-таки сказал, что Боря ябедник и донес; тогда, когда его выпустили из карцера, мальчики ночью высекли его, а он, на уроке, воткнул
учителю циркуль
в живот, и его исключили.
Дед Аким устроил так, что Клима все-таки приняли
в гимназию. Но мальчик считал себя обиженным
учителями на экзамене, на переэкзаменовке и был уже предубежден против
школы.
В первые же дни, после того, как он надел форму гимназиста, Варавка, перелистав учебники, небрежно отшвырнул их прочь...
Робкий, апатический характер мешал ему обнаруживать вполне свою лень и капризы
в чужих людях,
в школе, где не делали исключений
в пользу балованных сынков. Он по необходимости сидел
в классе прямо, слушал, что говорили
учителя, потому что другого ничего делать было нельзя, и с трудом, с потом, со вздохами выучивал задаваемые ему уроки.
— Вот
школа, вон и
учитель сам сидит! — прибавил он, указывая
в окно на
учителя.
— Ну хорошо, спасибо, я найду сам! — поблагодарил Райский и вошел
в школу, полагая, что
учитель, верно, знает, где живет Леонтий.
Когда опекун привез его
в школу и посадили его на лавку, во время класса, кажется, первым бы делом новичка было вслушаться, что спрашивает
учитель, что отвечают ученики.
В одном месте опекун, а
в другом бабушка смотрели только, — первый, чтобы к нему
в положенные часы ходили
учителя или чтоб он не пропускал уроков
в школе; а вторая, чтоб он был здоров, имел аппетит и сон, да чтоб одет он был чисто, держал себя опрятно, и чтоб, как следует благовоспитанному мальчику, «не связывался со всякой дрянью».
Он тихо, почти машинально, опять коснулся глаз: они стали более жизненны, говорящи, но еще холодны. Он долго водил кистью около глаз, опять задумчиво мешал краски и провел
в глазу какую-то черту, поставил нечаянно точку, как
учитель некогда
в школе поставил на его безжизненном рисунке, потом сделал что-то, чего и сам объяснить не мог,
в другом глазу… И вдруг сам замер от искры, какая блеснула ему из них.
Как
в школе у русского
учителя, он не слушал законов строения языка, а рассматривал все, как говорит профессор, как падают у него слова, как кто слушает.
Когда же Коля стал ходить
в школу и потом
в нашу прогимназию, то мать бросилась изучать вместе с ним все науки, чтобы помогать ему и репетировать с ним уроки, бросилась знакомиться с
учителями и с их женами, ласкала даже товарищей Коли, школьников, и лисила пред ними, чтобы не трогали Колю, не насмехались над ним, не прибили его.
— Это, — шепнул мне на ухо староста с значительным видом, — гражданин
учитель в нашей
школе.
Просто, реально и тепло автор рассказывал, как Фомка из Сандомира пробивал себе трудную дорогу
в жизни, как он нанялся
в услужение к
учителю в монастырской
школе, как потом получил позволение учиться с другими учениками, продолжая чистить сапоги и убирать комнату
учителя, как сначала над ним смеялись гордые паничи и как он шаг за шагом обгонял их и первым кончил
школу.
После святок мать отвела меня и Сашу, сына дяди Михаила,
в школу. Отец Саши женился, мачеха с первых же дней невзлюбила пасынка, стала бить его, и, по настоянию бабушки, дед взял Сашу к себе.
В школу мы ходили с месяц времени, из всего, что мне было преподано
в ней, я помню только, что на вопрос: «Как твоя фамилия?» — нельзя ответить просто: «Пешков», — а надобно сказать: «Моя фамилия — Пешков». А также нельзя сказать
учителю: «Ты, брат, не кричи, я тебя не боюсь…»
В школе мне снова стало трудно, ученики высмеивали меня, называя ветошником, нищебродом, а однажды, после ссоры, заявили
учителю, что от меня пахнет помойной ямой и нельзя сидеть рядом со мной. Помню, как глубоко я был обижен этой жалобой и как трудно было мне ходить
в школу после нее. Жалоба была выдумана со зла: я очень усердно мылся каждое утро и никогда не приходил
в школу в той одежде,
в которой собирал тряпье.
Преподают
в школах ссыльные, которые на родине не были
учителями, люди мало знакомые с делом и без всякой подготовки.
Заведует ими один из чиновников канцелярии начальника острова, образованный молодой человек, но это король, который царствует, но не управляет, так как,
в сущности,
школами заведуют начальники округов и смотрители тюрем, от которых зависит выбор и назначение
учителей.
На Сахалине 5
школ, не считая Дербинской,
в которой, за неимением
учителя, занятий не было.
[
В своем рапорте от 27 февраля 1890 г. начальник Александровского округа, во исполнение предписания начальника острова о подыскании благонадежных лиц свободного состояния или поселенцев для замены ими ссыльнокаторжных, несущих
в настоящее время обязанности
учителей в сельских
школах, доносит, что во вверенном ему округе не имеется ни среди людей свободного состояния, ни среди поселенцев никого, кто удовлетворял бы учительскому назначению.
Нюрочка с мужем и жили
в ней, — при
школе полагалась квартира
учителю.
Когда я у вас
в школе учителем был, то вы подобных неистовых слов не говаривали!..»
— Друзья мои, — учил он нас, — наша национальность, если и
в самом деле «зародилась», как они там теперь уверяют
в газетах, — то сидит еще
в школе,
в немецкой какой-нибудь петершуле, за немецкою книжкой и твердит свой вечный немецкий урок, а немец-учитель ставит ее на колени, когда понадобится.
Вошел с радостным громким смехом Павел Васильевич Володин, молодой человек, весь, и лицом и ухватками, удивительно похожий на барашка: волосы, как у барашка, курчавые, глаза выпуклые и тупые, — все, как у веселого барашка, — глупый молодой человек. Он был столяр, обучался раньше
в ремесленной
школе, а теперь служил
учителем ремесла
в городском училище.
Учители NN-ской гимназии были, как это бывало
в старину
в наших
школах, люди большею частию обленившиеся, огрубевшие
в провинциальной жизни, отданные тяжелым материальным привычкам и усыпившие всякое желание знать что-нибудь.
Думал, думал, что начать под конец жизни, — а тут открылось место
учителя в здешней
школе, я принял его и чрезвычайно доволен моими занятиями.
Он был много лет главным
учителем в сельской
школе, недалеко от Женевы.
— Кто это вам сказал? — отвечал я. — У вас
в школе, верно, был прескверный
учитель географии; очень много, напротив: и дворянские, и купеческие, и мещанские, и сельские, даже
в помещичьих деревнях начальник называется выборным.
Прошло пять лет с тех пор, как он принял на себя должность старшего
учителя и заведывателя
школы; он делал втрое больше, нежели требовали его обязанности, имел небольшую библиотеку, открытую для всего селения, имел сад,
в котором копался
в свободное время с детьми.
Сначала он был
учителем в разных домах, наконец дошел до того, что завел свою собственную
школу.
— А опять, — продолжает, — все тем же самым порядком: имеешь надобность ко мне, найми
в школу учителя.
— Да-с; я очень просто это делал: жалуется общество на помещика или соседей. «Хорошо, говорю, прежде
школу постройте!»
В ногах валяются, плачут… Ничего: сказал: «
школу постройте и тогда приходите!» Так на своем стою. Повертятся, повертятся мужичонки и выстроят, и вот вам лучшее доказательство: у меня уже весь, буквально весь участок обстроен
школами. Конечно,
в этих
школах нет почти еще книг и
учителей, но я уж начинаю второй круг, и уж дело пошло и на
учителей. Это, спросите, как?
Он старостой
в церкви потому, что там можно начальствовать над певчими и гнуть их
в дугу; он попечитель
школы потому, что ему нравится сознавать, что
учитель — его подчиненный и что он может разыгрывать перед ним начальство.
Илья и раньше замечал, что с некоторого времени Яков изменился. Он почти не выходил гулять на двор, а всё сидел дома и даже как бы нарочно избегал встречи с Ильёй. Сначала Илья подумал, что Яков, завидуя его успехам
в школе, учит уроки. Но и учиться он стал хуже;
учитель постоянно ругал его за рассеянность и непонимание самых простых вещей. Отношение Якова к Перфишке не удивило Илью: Яков почти не обращал внимания на жизнь
в доме, но Илье захотелось узнать, что творится с товарищем, и он спросил его...
У Евсея оказался альт,
учитель взял его
в церковный хор. Дома пришлось бывать меньше, но зато он чаще встречался с товарищами по
школе на спевках, а все они дрались не хуже Яшки.
Весёлый плотник умер за работой; делал гроб утонувшему сыну одноглазого фельдшера Морозова и вдруг свалился мёртвым. Артамонов пожелал проводить старика
в могилу, пошёл
в церковь, очень тесно набитую рабочими, послушал, как строго служит рыжий поп Александр, заменивший тихого Глеба, который вдруг почему-то расстригся и ушёл неизвестно куда.
В церкви красиво пел хор, созданный
учителем фабричной
школы Грековым, человеком похожим на кота, и было много молодёжи.
Несмотря на то, что перед обедом круглый год даже
учителям не подавалось ни водки, ни вина, раз
в год,
в день рождения Крюммера, красное вино раздавалось всей
школе в весьма почтенных размерах, увеличивавшихся по мере возраста учеников палаты.
Это был художник, каких мало, одно из тех чуд, которых извергает из непочатого лона своего только одна Русь, художник-самоучка, отыскавший сам
в душе своей, без
учителей и
школы, правила и законы, увлеченный только одною жаждою усовершенствованья и шедший, по причинам, может быть, неизвестным ему самому, одною только указанною из души дорогою; одно из тех самородных чуд, которых часто современники честят обидным словом «невежи» и которые не охлаждаются от охулений и собственных неудач, получают только новые рвенья и силы и уже далеко
в душе своей уходят от тех произведений, за которые получили титло невежи.
Знаю Костю, — мальчик лет пятнадцати, голубоглазый и беловолосый, слабосильный. Два года тому назад кончил
в школе учиться. Михайла готовит его
в помощники себе, тоже
в учителя.
Кто благоговел пред Монархинею среди Ее пышной столицы и блестящих монументов славного царствования, тот любил и восхвалял Просветительницу отечества, видя и слыша
в стенах мирной хижины юного ученика градской
школы, окруженного внимающим ему семейством и с благородною гордостию толкующего своим родителям некоторые простые, но любопытные истины, сведанные им
в тот день от своего
учителя.
Таким побытом продолжалось наше учение, и уже прочие братья: Сидорушка, Офремушка и Егорушка, поступили
в школу; а старший брат Петрусь, выучив весь псалтырь, не имел чему учиться. Нанять же «инспектора» (
учителя) батенька находили неудобным тратиться для одного, а располагали приговорить ко всем троим старшим, но я их задерживал: как стал на первом часе — да ни назад, ни вперед.
В школе,
в каковую по мере знаний ваших поступите,
учителя уважайте и отноеитеся как бы к самому начальнику; но — при глазах самого реверендиссиме —
учителя уже ставьте ни во что.
Хорошо. На другой день домине Галушкинский должен был вести нас к начальнику, помощнику и глазным
учителям школ; для чего одели нас
в новые, долгополые суконные киреи. Новость эта восхищала нас.
В самом деле, приятно перерядиться из вечного халата, хотя бы и из китайки сделанного,
в суконную,
в важно облекающую нас кирею, изукрашенную тесьмами, снурками и кистями.
Он обращался с ним высокомерно и грубо, задерживал жалованье и вмешивался
в преподавание, и, чтобы окончательно выжить его, недели за две до праздника определил
в школу сторожем дальнего родственника своей жены, пьяного мужика, который не слушался
учителя и при учениках говорил ему дерзости.
Гоголь не стал дожидаться следующего дня; он приехал ко мне
в тот же день после обеда, сильно расстроенный моею неудачей, и утешал меня, сколько мог, даже вызвался разведать об
учителях Юнкерской
школы.
В это время
учитель занимается
в тесной и темной
школе. Он сидит
в пальто, а ребятишки
в тулупах, и у всех изо рта вылетают клубы пара. Оконные стекла изнутри сплошь покрыты толстым белым бархатным слоем снега. Снег бахромой висит на потолочных брусьях и блестит нежным инеем на округлости стенных бревен.
Но все это нужно было делать с разумною осторожностью, чтобы не отпугивать среду:
в школу ходил также меламед [Меламед —
учитель еврейской духовной
школы.], и
в известные часы,
в промежуток между другими уроками, из классных комнат неслось тонкое, многоголосое жужжание.
Он долго копался около тележки, завязывая вожжи за облучок, прежде чем войти
в школу, а проходя мимо одного окна, увидел, что
учитель ставит на полку какую-то толстую книжицу и улыбается, — едко так улыбается.
Сколько разговоров про
школы, сельские библиотеки, про всеобщее обучение, но ведь если бы все эти знакомые инженеры, заводчики, дамы не лицемерили, а
в самом деле верили, что просвещение нужно, то они не платили бы
учителям по 15 рублей
в месяц, как теперь, и не морили бы их голодом.