Неточные совпадения
По мере того как она шла, лицо ее прояснялось, дыхание становилось реже и покойнее, и она опять пошла ровным шагом. Она видела, как свято ее «никогда»
для Обломова, и порыв гнева мало-помалу
утихал и уступал место сожалению. Она шла все тише, тише…
Днем мне недомогалось: сильно болел живот. Китаец-проводник предложил мне лекарство, состоящее из смеси женьшеня, опиума, оленьих пантов и навара из медвежьих костей. Полагая, что от опиума боли
утихнут, я согласился выпить несколько капель этого варева, но китаец стал убеждать меня выпить целую ложку. Он говорил, что в смеси находится немного опиума, больше же других снадобий. Быть может, дозу он мерил по себе; сам он привык к опиуму, а
для меня и малая доза была уже очень большой.
Ночью, когда погода несколько
утихла, катерная прислуга, состоявшая из каторжных, предъявила надзирателю подложную телеграмму из Дуэ, в которой было приказание немедленно отправиться на катере в море
для спасения барж с людьми, будто бы унесенных штормом от берега.
Я из всех сил старался поскорее заснуть, но не скоро
утихло детское мое волненье и непостижимое
для меня чувство умиленья.
В Берлине можно купить одеяло, но не такое, чтоб им покрывать постель днем; можно купить резиновый мячик, но лишь
для детей небогатых родителей; наконец, в Берлине можно купить колбасу, но не такую, чтоб потчевать ею людей, которым желаешь добра, а такую, чтоб съесть ее от нужды одному, при запертых дверях, съесть, и когда желудочные боли
утихнут, то позабыть.
И они вышли на шоссе. Дождь то принимался идти, то
утихал, и все пространство между почерневшею землей и небом было полно клубящимися, быстро идущими облаками. Снизу было видно, как тяжелы они и непроницаемы
для света от насытившей их воды и как скучно солнцу за этою плотною стеной.
Часов около восьми вечера гроза
утихла на несколько минут, но только
для того, чтобы потом начаться с новым ожесточением.
Но когда
утихло, я достал еще в одной аптеке на окраине пятнадцать грамм однопроцентного раствора — вещь
для меня бесполезная и нудная (девять шприцов придется впрыскивать!).
Но вихрь, наконец,
утихает, и разум, обогащенный идеями, находит
для себя счастливую пристань, где тишина и мирные наслаждения ожидают его.
В Москве между тем действительно жить было трудно. До народа доходили вести одна другой тяжелее и печальнее. Говорили, конечно, шепотом и озираясь, что царь после смерти сына не знал мирного сна. Ночью, как бы устрашенный привидениями, он вскакивал, падая с ложа, валялся посреди комнаты, стонал, вопил,
утихал только от изнурения сил, забывался в минутной дремоте на полу, где клали
для него тюфяк и изголовье. Ждал и боялся утреннего света, страшился видеть людей и явить на лице своем муку сыноубийцы.