Неточные совпадения
Свалив беду
на лешего,
Под лесом при дороженьке
Уселись мужики.
Зажгли костер, сложилися,
За водкой двое сбегали,
А прочие покудова
Стаканчик изготовили,
Бересты понадрав.
Приспела скоро водочка.
Приспела и закусочка —
Пируют мужички!
На бревна, тут лежавшие,
На сруб избы застроенной
Уселись мужики...
«Нет! нет!
Прошу садиться, граждане! »
Крестьяне поупрямились,
Однако делать нечего,
Уселись на валу.
Вместо того чтоб постепенно усиливать обливательную тактику, он преспокойно
уселся на кочку и, покуривая из трубочки, завел с землемерами пикантный разговор.
Когда он вошел в маленькую гостиную, где всегда пил чай, и
уселся в своем кресле с книгою, а Агафья Михайловна принесла ему чаю и со своим обычным: «А я сяду, батюшка», села
на стул у окна, он почувствовал что, как ни странно это было, он не расстался с своими мечтами и что он без них жить не может.
— Ну, я рада, что ты начинаешь любить его, — сказала Кити мужу, после того как она с ребенком у груди спокойно
уселась на привычном месте. — Я очень рада. А то это меня уже начинало огорчать. Ты говорил, что ничего к нему не чувствуешь.
После наряда, то есть распоряжений по работам завтрашнего дня, и приема всех мужиков, имевших до него дела, Левин пошел в кабинет и сел за работу. Ласка легла под стол; Агафья Михайловна с чулком
уселась на своем месте.
Всё в том же духе озабоченности, в котором она находилась весь этот день, Анна с удовольствием и отчетливостью устроилась в дорогу; своими маленькими ловкими руками она отперла и заперла красный мешочек, достала подушечку, положила себе
на колени и, аккуратно закутав ноги, спокойно
уселась.
Приезжие
уселись. Бричка Чичикова ехала рядом с бричкой, в которой сидели Ноздрев и его зять, и потому они все трое могли свободно между собою разговаривать в продолжение дороги. За ними следовала, беспрестанно отставая, небольшая колясчонка Ноздрева
на тощих обывательских лошадях. В ней сидел Порфирий с щенком.
Солнце сквозь окно блистало ему прямо в глаза, и мухи, которые вчера спали спокойно
на стенах и
на потолке, все обратились к нему: одна села ему
на губу, другая
на ухо, третья норовила как бы
усесться на самый глаз, ту же, которая имела неосторожность подсесть близко к носовой ноздре, он потянул впросонках в самый нос, что заставило его крепко чихнуть, — обстоятельство, бывшее причиною его пробуждения.
Селифан хлыснул кнутом; к нему подсел сперва повисевший несколько времени
на подножке Петрушка, и герой наш,
усевшись получше
на грузинском коврике, заложил за спину себе кожаную подушку, притиснул два горячие калача, и экипаж пошел опять подплясывать и покачиваться благодаря мостовой, которая, как известно, имела подкидывающую силу.
Феодулия Ивановна попросила садиться, сказавши тоже: «Прошу!» — и сделав движение головою, подобно актрисам, представляющим королев. Затем она
уселась на диване, накрылась своим мериносовым платком и уже не двигнула более ни глазом, ни бровью.
И снова, преданный безделью,
Томясь душевной пустотой,
Уселся он — с похвальной целью
Себе присвоить ум чужой;
Отрядом книг уставил полку,
Читал, читал, а всё без толку:
Там скука, там обман иль бред;
В том совести, в том смысла нет;
На всех различные вериги;
И устарела старина,
И старым бредит новизна.
Как женщин, он оставил книги,
И полку, с пыльной их семьей,
Задернул траурной тафтой.
В возок боярский их впрягают,
Готовят завтрак повара,
Горой кибитки нагружают,
Бранятся бабы, кучера.
На кляче тощей и косматой
Сидит форейтор бородатый,
Сбежалась челядь у ворот
Прощаться с барами. И вот
Уселись, и возок почтенный,
Скользя, ползет за ворота.
«Простите, мирные места!
Прости, приют уединенный!
Увижу ль вас?..» И слез ручей
У Тани льется из очей.
Отъехав с версту, я
уселся попокойнее и с упорным вниманием стал смотреть
на ближайший предмет перед глазами — заднюю часть пристяжной, которая бежала с моей стороны.
— Нет, батюшка, — сказала Наталья Савишна, понизив голос и
усаживаясь ближе ко мне
на постели, — теперь ее душа здесь.
Я бросился прежде всех в коляску и
уселся на заднем месте. За поднятым верхом я ничего не мог видеть, но какой-то инстинкт говорил мне, что maman еще здесь.
— Наталья Савишна, — сказал я, помолчав немного и
усаживаясь на постель, — ожидали ли вы этого?
Девочки выбежали, и мы отправились
на верх. Не без спору решив, кому первому войти в темный чулан, мы
уселись и стали ждать.
Барыни сошли и после небольшого прения о том, кому
на какой стороне сидеть и за кого держаться (хотя, мне кажется, совсем не нужно было держаться),
уселись, раскрыли зонтики и поехали.
Накануне погребения, после обеда, мне захотелось спать, и я пошел в комнату Натальи Савишны, рассчитывая поместиться
на ее постели,
на мягком пуховике, под теплым стеганым одеялом. Когда я вошел, Наталья Савишна лежала
на своей постели и, должно быть, спала; услыхав шум моих шагов, она приподнялась, откинула шерстяной платок, которым от мух была покрыта ее голова, и, поправляя чепец,
уселась на край кровати.
И они
уселись в гостинице, все вместе, двадцать четыре человека с командой, и пили, и кричали, и пели, и выпили и съели все, что было
на буфете и в кухне.
В то время, как Летика, взяв стакан обеими руками, скромно шептался с ним, посматривая в окно, Грэй подозвал Меннерса. Хин самодовольно
уселся на кончик стула, польщенный этим обращением и польщенный именно потому, что оно выразилось простым киванием Грэева пальца.
Под вечер он
уселся в каюте, взял книгу и долго возражал автору, делая
на полях заметки парадоксального свойства. Некоторое время его забавляла эта игра, эта беседа с властвующим из гроба мертвым. Затем, взяв трубку, он утонул в синем дыме, живя среди призрачных арабесок [Арабеска — здесь: музыкальное произведение, причудливое и непринужденное по своему характеру.], возникающих в его зыбких слоях.
— Ну, вот что, — говорил Польдишок Грэю,
усаживаясь на пустой ящик и набивая острый нос табаком, — видишь ты это место?
Порфирий Петрович, как только услышал, что гость имеет до него «дельце», тотчас же попросил его сесть
на диван, сам
уселся на другом конце и уставился в гостя, в немедленном ожидании изложения дела, с тем усиленным и уж слишком серьезным вниманием, которое даже тяготит и смущает с первого раза, особенно по незнакомству, и особенно если то, что вы излагаете, по собственному вашему мнению, далеко не в пропорции с таким необыкновенно важным, оказываемым вам вниманием.
— Вижу, вижу; ну так как же мы теперь себя чувствуем, а? — обратился Зосимов к Раскольникову, пристально в него вглядываясь и
усаживаясь к нему
на диван, в ногах, где тотчас же и развалился по возможности.
Петр Петрович воротился
на диван,
уселся напротив Сони, внимательно посмотрел
на нее и вдруг принял чрезвычайно солидный, даже несколько строгий вид: «Дескать, ты-то сама чего не подумай, сударыня». Соня смутилась окончательно.
— Да садитесь, Порфирий Петрович, садитесь, — усаживал гостя Раскольников, с таким, по-видимому, довольным и дружеским видом, что, право, сам
на себя подивился, если бы мог
на себя поглядеть. Последки, подонки выскребывались! Иногда этак человек вытерпит полчаса смертного страху с разбойником, а как приложат ему нож к горлу окончательно, так тут даже и страх пройдет. Он прямо
уселся пред Порфирием и, не смигнув, смотрел
на него. Порфирий прищурился и начал закуривать папироску.
— Надо, чтобы Пашенька сегодня же нам малинового варенья прислала; питье ему сделать, — сказал Разумихин,
усаживаясь на свое место и опять принимаясь за суп и за пиво.
Старые газеты и чай явились. Раскольников
уселся и стал отыскивать: «Излер — Излер — Ацтеки — Ацтеки — Излер — Бартола — Массимо — Ацтеки — Излер… фу, черт! а, вот отметки: провалилась с лестницы — мещанин сгорел с вина — пожар
на Песках — пожар
на Петербургской — еще пожар
на Петербургской — еще пожар
на Петербургской — Излер — Излер — Излер — Излер — Массимо… А, вот…»
Когда щи были принесены и он принялся за них, Настасья
уселась подле него
на софе и стала болтать. Она была из деревенских баб и очень болтливая баба.
— Они и как подписывались, так едва пером водили, — заметил письмоводитель,
усаживаясь на свое место и принимаясь опять за бумаги.
Похолодев и чуть-чуть себя помня, отворил он дверь в контору.
На этот раз в ней было очень мало народу, стоял какой-то дворник и еще какой-то простолюдин. Сторож и не выглядывал из своей перегородки. Раскольников прошел в следующую комнату. «Может, еще можно будет и не говорить», — мелькало в нем. Тут одна какая-то личность из писцов, в приватном сюртуке, прилаживалась что-то писать у бюро. В углу
усаживался еще один писарь. Заметова не было. Никодима Фомича, конечно, тоже не было.
Он встал и
уселся на краю постели, спиной к окну.
Кукушка, в новом чине,
Усевшись важно
на осине,
Таланты в музыке свои
Высказывать пустилась;
Глядит — все прочь летят,
Одни смеются ей, а те её бранят.
Вожеватов. Гаврило, запиши! Сергей Сергеич, мы нынче вечером прогулочку сочиним за Волгу.
На одном катере цыгане,
на другом — мы; приедем,
усядемся на коврике, жженочку сварим.
Фенечка вскочила со стула,
на котором она
уселась со своим ребенком, и, передав его
на руки девушки, которая тотчас же вынесла его вон из комнаты, торопливо поправила свою косынку.
— Я должен извиниться, что мешаю вам в ваших ученых занятиях, — начал он,
усаживаясь на стуле у окна и опираясь обеими руками
на красивую трость с набалдашником из слоновой кости (он обыкновенно хаживал без трости), — но я принужден просить вас уделить мне пять минут вашего времени… не более.
Аркадий ощущал
на сердце некоторую робость, когда при первых звуках мазурки он
усаживался возле своей дамы и, готовясь вступить в разговор, только проводил рукой по волосам и не находил ни единого слова.
— Ну, ну, — говорил он,
усаживаясь на ветхий диван. — Вот как. Да. В Саратове кое-кто есть. В Самаре какие-то… не понимаю. Симбирск — как нежилая изба.
— Корвин, — прошептал фельетонист, вытянув шею и покашливая; спрятал руки в карманы и
уселся покрепче. — Считает себя потомком венгерского короля Стефана Корвина; негодяй, нещадно бьет мальчиков-хористов, я о нем писал; видите, как он агрессивно смотрит
на меня?
— Как желаете, — сказал Косарев, вздохнув,
уселся на облучке покрепче и, размахивая кнутом над крупами лошадей, жалобно прибавил: — Вы сами видели, господин, я тут посторонний человек. Но, но, яростные! — крикнул он. Помолчав минуту, сообщил: — Ночью — дождик будет, — и, как черепаха, спрятал голову в плечи.
Усевшись на стул верхом и стараясь понизить непослушный голос, Лютов сообщил, что приехал покупать коня.
Сестры Сомовы жили у Варавки, под надзором Тани Куликовой: сам Варавка уехал в Петербург хлопотать о железной дороге, а оттуда должен был поехать за границу хоронить жену. Почти каждый вечер Клим подымался наверх и всегда заставал там брата, играющего с девочками. Устав играть, девочки
усаживались на диван и требовали, чтоб Дмитрий рассказал им что-нибудь.
Захарий, молча кивнув ему головой и подождав, когда он
уселся, быстро погнал лошадь, подпрыгивая
на козлах, точно деревянный.
Лютов был явно настроен
на скандал, это очень встревожило Клима, он попробовал вырвать руку, но безуспешно. Тогда он увлек Лютова в один из переулков Тверской, там встретили извозчика-лихача. Но,
усевшись в экипаж, Лютов, глядя
на густые толпы оживленного, празднично одетого народа, заговорил еще громче в синюю спину возницы...
— Обедать? Спасибо. А я хотел пригласить вас в ресторан, тут,
на площади у вас, не плохой ресторанос, — быстро и звонко говорил Тагильский, проходя в столовую впереди Самгина,
усаживаясь к столу. Он удивительно не похож был
на человека, каким Самгин видел его в строгом кабинете Прейса, — тогда он казался сдержанным, гордым своими знаниями, относился к людям учительно, как профессор к студентам, а теперь вот сорит словами, точно ветер.
В темноте Самгин наткнулся
на спинку какой-то мебели, нащупал шершавое сиденье, осторожно
уселся. Здесь было прохладнее, чем наверху, но тоже стоял крепкий запах пыли.
Клим сходил вниз, принес бутылку белого вина,
уселись втроем
на диван, и Лидия стала расспрашивать подругу: что за человек Иноков?