Неточные совпадения
Мне-с?.. ваша тетушка на
ум теперь пришла,
Как молодой
француз сбежал у ней из дому.
Голубушка! хотела схоронить
Свою досаду, не сумела:
Забыла волосы чернить
И через три дни поседела.
Вот почитаешь о
французах, об англичанах: будто они всё работают, будто все дело на
уме!
— Врешь,
француз, я — не шпион, но во мне много
ума!
«Храпит бестия
француз, — подумал Антон Пафнутьич, — а мне так сон и в
ум нейдет. Того и гляди воры войдут в открытые двери или влезут в окно, а его, бестию, и пушками не добудишься».
Этот m-r Jules был очень противен Варваре Павловне, но она его принимала, потому что он пописывал в разных газетах и беспрестанно упоминал о ней, называя ее то m-me de L…tzki, то m-me de ***, cette grande dame russe si distinguée, qui demeure rue de P…, [Г-жа ***, это знатная русская дама, столь изысканная, которая живет по улице П… (фр.)] рассказывал всему свету, то есть нескольким сотням подписчиков, которым не было никакого дела до m-me L…tzki, как эта дама, настоящая по
уму француженка (une vraie française par l’ésprit) — выше этого у
французов похвал нет, — мила и любезна, какая она необыкновенная музыкантша и как она удивительно вальсирует (Варвара Павловна действительно так вальсировала, что увлекала все сердца за краями своей легкой, улетающей одежды)… словом, пускал о ней молву по миру — а ведь это, что ни говорите, приятно.
Прочтите речь Наполеона на выставке. Отсюда так и хочется взять его за шиворот. Но что же
французы? Где же
умы и люди, закаленные на пользу человечества в переворотах общественных? — Тут что-то кроется. Явится новое, неожиданное самим двигателям. В этой одной вере можно найти некоторое успокоение при беспрестанном недоумении. Приезжайте сюда и будем толковать, — а писать нет возможности.
Результатом такого положения вещей является, конечно, не торжество государства, а торжество ловких людей. Не преданность стране, не талант, не
ум делаются гарантией успеха, а пронырливость, наглость и предательство. И Франция доказала это самым делом, безропотно, в течение двадцати лет, вынося иго людей, которых, по счастливому выражению одной английской газеты, всякий честный
француз счел бы позором посадить за свой домашний обед.
Дела, само собою разумеется, и там ему не нашлось; он занимался бессистемно, занимался всем на свете, удивлял немецких специалистов многосторонностью русского
ума; удивлял
французов глубокомыслием, и в то время, как немцы и
французы делали много, — он ничего, он тратил свое время, стреляя из пистолета в тире, просиживая до поздней ночи у ресторанов и отдаваясь телом, душою и кошельком какой-нибудь лоретке.
Рогожин, к счастию своему, никогда не знал, что в этом споре все преимущества были на его стороне, ему и в
ум не приходило, что Gigot называл ему не исторические лица, а спрашивал о вымышленных героях третьестепенных французских романов, иначе, конечно, он еще тверже обошелся бы с бедным
французом.
— Конечно, — продолжал ученый прохожий, — Наполеон, сей новый Аттила, есть истинно бич небесный, но подождите: non semper erunt Saturnalia — не все коту масленица. Бесспорно, этот Наполеон хитер, да и нашего главнокомандующего не скоро проведешь. Поверьте, недаром он впускает
французов в Москву. Пусть они теперь в ней попируют, а он свое возьмет. Нет, сударь! хоть светлейший смотрит и не в оба, а ведь он: sidbi in mente — сиречь: себе на
уме!
— Что это?
Французы с
ума сошли! — сказал Рославлев. — Да в кого они стреляют?.. Ну, видно, у них много лишнего пороху.
Много способствовало блистательному успеху Яковлева то, что тогда были военные обстоятельства: все сердца и
умы были настроены патриотически, и публика сделала применение Куликовской битвы к ожидаемой тогда битве наших войск с
французами.
Она, брат… эти, брат,
французы себе на
уме!
В нем было тогда много привлекательного. Помимо знаний, живого
ума, большой житейской бывалости, он привлекал редким в
французе добродушием, простотой, отсутствием мелочности.
Дюма, быть может, еще менее хромал на эту ножку. Его все-таки занимали вопросы общественной морали и справедливости. И его интерес к театру, к изящным искусствам делал его беседу более разнообразной. И его
ум, меткость суждений и независимость взглядов делали его разговор все-таки менее личным и анекдотическим, чем с большинством
французов из литературного и артистического мира.
Но самое замечательное, самое непонятное и всего больше поражавшее мой
ум было в нем то, что он только очень редкие фразы говорил по-русски, больше же всего говорил на великолепном французском языке, хотя кругом ни одного
француза не было.
Вопрос о том, действительно ли «красавчик» был русский или принятый за такового только по ошибке решен окончательно не был; мнения пассажиров разделились: дамы были на стороне признания его чистокровным
французом, понятие о котором в дамском
уме соединяется с идеалом галантного, мужественного, сильного телом и духом красавца, а к такому идеалу, по мнению пароходных дам, подходил «таинственный пассажир».
— Теперь мой черед спросить вас «отчего», мой милый? — сказал Болконский. — Я вам признаюсь, что не понимаю, может быть, тут есть дипломатические тонкости выше моего слабого
ума, но я не понимаю: Мак теряет целую армию, эрцгерцог Фердинанд и эрцгерцог Карл не дают никаких признаков жизни и делают ошибки за ошибками, наконец, один Кутузов одерживает действительную победу, уничтожает charme [Зарок непобедимости.]
французов, и военный министр не интересуется даже знать подробности!
Француз бывает самоуверен потому, что он почитает себя лично, как
умом так и телом, непреодолимо-обворожительным как для мужчин, так и для женщин.
Кутузов знал не
умом, или наукой, а всем русским существом своим, знал и чувствовал то, чтò чувствовал каждый русский солдат, что
французы побеждены, что враги бегут, и надо выпроводить их; но вместе с тем он чувствовал, за одно с солдатами, всю тяжесть этого, неслыханного по быстроте и времени года, похода.
Он воображал себе, что по его воле произошла война с Россией, и ужас совершившегося не поражал его душу. Он смело принимал на себя всю ответственность события, и его помраченный
ум видел оправдание в том, что в числе сотен тысяч погибших людей было меньше
французов, чем гессенцев и баварцев.