Неточные совпадения
В этой борьбе пострадала и семья Самгиных: старший брат Ивана Яков, просидев почти два года
в тюрьме, был сослан
в Сибирь, пытался бежать из ссылки и, пойманный, переведен куда-то
в Туркестан; Иван Самгин тоже не избежал ареста и тюрьмы, а затем его исключили из университета; двоюродный брат Веры Петровны и муж Марьи Романовны
умер на этапе по
пути в Ялуторовск
в ссылку.
В пути от острога к вокзалу упало и
умерло от удара, кроме тех двух человек, которых видел Нехлюдов, еще три человека: один был свезен, так же как первые два,
в ближайшую часть, и два упали уже здесь, на вокзале.
То ли дело господа! Живут как вздумается, ни на что им запрета нет. И таиться им не
в чем, потому что они
в свою пользу закон отмежевали. А рабам нет закона;
в беззаконии они родились,
в беззаконии и
умереть должны, и если по временам пытаются окольным
путем войти
в заповедную область, осеняемую законом, то господа не находят достаточной казни, которая могла бы искупить дерзновенное посягательство.
Библиотека эта по завещанию поступила
в музей. И старик Хлудов до седых волос вечера проводил по-молодому, ежедневно за лукулловскими ужинами
в Купеческом клубе, пока
в 1882 году не
умер скоропостижно по
пути из дома
в клуб. Он ходил обыкновенно
в высоких сапогах,
в длинном черном сюртуке и всегда
в цилиндре.
Каких ужасов нагляделся и чего только он не вынес, пока его судили, мытарили по тюрьмам и потом три года тащили через Сибирь; на
пути его дочь, девушка, которая пошла добровольно за отцом и матерью на каторгу,
умерла от изнурения, а судно, которое везло его и старуху
в Корсаковск, около Мауки потерпело аварию.
Многие сотни! А сколько еще было таких, кто не
в силах был идти и
умер по
пути домой. Ведь после трупы находили на полях,
в лесах, около дорог, за двадцать пять верст от Москвы, а сколько
умерло в больницах и дома! Погиб и мой извозчик Тихон, как я узнал уже после.
Отныне ты пойдешь отверженца
путем,
Кровавых слез познаешь сладость,
И счастье ближних будет
в тягость
Твоей душе, и мыслить об одном
Ты будешь день и ночь, и постепенно чувства
Любви, прекрасного погаснут и
умрутИ счастья не отдаст тебе ничье искусство!
Муж Ирины быстро подвигается на том
пути, который у французов называется
путем почестей. Тучный генерал обскакивает его; снисходительный остается сзади. И
в том же городе, где проживает Ирина, проживает и наш приятель, Созонт Потугин: он редко с ней видится, и нет для нее особенной надобности поддерживать с ним связь… Та девочка, которую поручили его попечениям, недавно
умерла.
Он
умер на
пути в университет
в вагоне трамвая.
Пустились мы с Иваном Афанасьевичем
в обратный
путь; Кузьма сидел со мною и тут-то он мне порассказал, какой ему показался Петербург! Это чудеса. Я
умирал со смеху. Он обо всем судил превратно и иначе, нежели я. Когда проезжали через Тулу, я не забыл его подразнить услужливым хозяином; а Кузьма сердился и ругал его всячески.
Моряк выслал шесть, и мера эта оказалась вовсе не излишней; от сильного мороза и слабых тулупов две лучшие кормилицы, отправленные на пятый день после родов, простудились, и так основательно, что потом, сколько их старуха птичница не окуривала калганом и сабуром, все-таки водяная сделалась; у третьей на дороге с ребенком родимчик приключился, вероятно от дурного глаза, и, несмотря на чистый воздух и прочие удобства зимнего
пути,
в пошевнях он
умер, не доезжая Реполовки, где обыкновенно липовские останавливались; так как у матери от этого молоко поднялось
в голову, то она и оказалась не способною кормить грудью.
Напрасно кто-нибудь, более их искусный и неустрашимый, переплывший на противный берег, кричит им оттуда, указывая
путь спасения: плохие пловцы боятся броситься
в волны и ограничиваются тем, что проклинают свое малодушие, свое положение, и иногда, заглядевшись на бегущую мимо струю или ободренные криком, вылетевшим из капитанского рупора, вдруг воображают, что корабль их бежит, и восторженно восклицают: «Пошел, пошел, двинулся!» Но скоро они сами убеждаются
в оптическом обмане и опять начинают проклинать или погружаются
в апатичное бездействие, забывая простую истину, что им придется
умереть на мели, если они сами не позаботятся снять с нее корабль и прежде всего хоть помочь капитану и его матросам выбросить балласт, мешающий кораблю подняться.
Ругался мир ругательски, посылал ко всем чертям Емельяниху, гроб безо дна, без покрышки сулил ей за то, что и жить
путем не умела и померла не
путем: суд по мертвому телу навела на деревню… Что гусей было перерезано, что девок да молодок к лекарю да к стряпчему было посылано, что исправнику денег было переплачено! Из-за кого ж такая мирская сухота? Из-за паскуды Емельянихи, что не умела с мужем жить, не умела
в его делах концы хоронить, не умела и
умереть как следует.
По законам вестготов, врач, у которого
умер больной, немедленно выдавался родственникам умершего, «чтоб они имели возможность сделать с ним, что хотят». И
в настоящее время многие и многие вздохнули бы по этому благодетельному закону: тогда прямо и верно можно было бы достигать того, к чему теперь приходится стремиться не всегда надежными
путями.
Человек
в своей жизни то же, чтò дождевая туча, выливающаяся на луга, поля, леса, сады, пруды, реки. Туча вылилась, освежила и дала жизнь миллионам травинок, колосьев, кустов, деревьев и теперь стала светлой, прозрачной и скоро совсем исчезнет. Так же и телесная жизнь доброго человека: многим и многим помог он, облегчил жизнь, направил на
путь, утешил и теперь изошел весь и,
умирая, уходит туда, где живет одно вечное, невидимое, духовное.
Размышление —
путь к бессмертию, легкомыслие —
путь к смерти. Бодрствующие
в размышлении не
умирают никогда; легкомысленные, неверующие — подобны мертвым.
Первые русские скупщики пушнины появились на реке Самарге
в 1900 году. Их было три человека; они прибыли из Хабаровска через Сихотэ-Алинь. Один из них
в пути отморозил себе ноги. Двое вернулись назад, а больного оставили
в юрте удэхейца Бага. Этот русский болел около двух месяцев и
умер. Удэхейцы были
в большом затруднении, как его хоронить и
в какой загробный мир отвести его душу, чтобы она не мешала людям. По-видимому, это им удалось, потому что дух погибшего лоца не проявил себя ничем.
Нива смерти зреет быстро. Вслед за Гриневичами
умерла вскоре и старуха Висленева. Проживя с год при сыне
в одном из отдаленных городов и затем
в Петербурге, она вернулась домой с окончившею курс красавицей дочерью, Ларисою, и не успела
путем осмотреться на старом пепелище
в своем флигельке, как тоже скончалась.
Венгерец, разнесенный на части шальной шрапнелью, давно уже исчез с лица земли. Пробираться же медленно ползком под этим свинцовым градом взяло бы немало времени. Теперь же каждая минута была дорога. A между тем раненая и беспомощная Милица могла уже давно
умереть. — «Я виноват, я виноват. И буду виноват один
в ее гибели. Потому что, сам толкнул ее, слабую девушку, на этот тяжелый боевой
путь. И нет мне прощения», терзался ежеминутно бедный юноша. Да и не одного Игоря тревожила участь его друга.
Остермана и Миниха и других судили и определили: первого колесовать, второго — четвертовать, а остальных сослать
в Сибирь. На эшафоте Остерман уже положил голову на плаху, как вышло помилование; его сослали
в Березов, Миниха
в Пелым. На
пути с Сибирь, Миних встретился с возвращавшимся Бироном. Соперники-временщики молча раскланялись. Анну Леопольдовну с мужем отправили
в Ходмогоры, где она
умерла через пять лет.
Эта любимица, столько предпочтенная, столько дорогая,
умирает, ждет его помощи тут,
в доме, куда загородила ему
путь ужасная ревность женщины.
— Я
умираю, ты остаешься единственной опорой твоей матери, единственным представителем рода князей Гариных. Надеюсь, что эти важные обязанности,
в связи с просьбой своего умирающего отца, заставят тебя изменить твою жизнь, а пойти иным, более достойным носимого тобою имени жизненным
путем.
Иду
в незнаемый я
путь,
Иду меж страха и надежды;
Мой взор угас, остыла грудь,
Не внемлет слух, сомкнуты вежды;
Лежу безгласен, недвижим,
Не слышу вашего рыданья
И от кадила синий дым
Не мне струит благоуханье.
Но, вечным сном пока я сплю,
Моя любовь не
умирает,
И ею всех я вас молю,
Пусть каждый за меня взывает:
Господь!
В тот день, когда труба
Вострубит мира преставленье, —
Прими усопшего раба
В твои блаженные селенья.
— Птицы небесные не сеют и не жнут, а с голоду не
умирают, — возразил боярин, — обо всех их господь равно промышляет, равно их от грозы приючает, показывает им всем
путь чист
в привольную сторону. А нам за грехи ли наших прародителей или за наши не всем одинака доля дается: кому талан, кому два, овому нет ничего. Забот и у нас о детках немало, да… (тут он глубоко вздохнул).
Остермана сослали
в Березов, Миниха —
в Пелым. На
пути в Сибирь Миних встретился с возвращавшимся Бироном. Соперники-временщики молча раскланялись. Анну Леопольдовну с мужем отправили
в Холмогоры, где она
умерла через пять лет. Иван VI был заключен
в Шлиссельбургскую крепость.
«Нам пишут из Т-а, — так гласила заметка, — что
в городе носятся упорные слухи, будто бы наделавшее несколько лет тому назад шуму дело по обвинению княжны Маргариты Шестовой
в отравлении своих дяди и тетки, за что она была присуждена к каторжным работам, но
умерла на
пути следования
в Сибирь — будет возбуждено вновь,
в силу открывшихся новых обстоятельств, хотя и не оправдывающих обвиненную, но обнаруживающих ее пособника и подстрекателя, до сих пор гулявшего на свободе и безнаказанно пользовавшегося плодами совершенных преступлений.
—
В тюрьме,
в несчастии, узнаю истинную цену дружбе, любви, — говорил он дьяку, — могу ли роптать после всего, чем господь наградил меня, могу ли жаловаться на судьбу свою? Вот, подле меня, князь венчанный, а — слышишь ли его стенания?.. изнывает, заброшенный всеми!.. С сокровищем, которое ты мне принес, могу
умереть без ропота;
в последние минуты мои должен благословлять пройденный
путь и целовать руку, которая вела меня по нем.