Неточные совпадения
Освободясь
от деловых
забот, Обломов любил
уходить в себя и жить в созданном им мире.
По словам матушки, которая часто говорила: «Вот
уйду к Троице, выстрою себе домичек» и т. д., — монастырь и окружающий его посад представлялись мне местом успокоения, куда не проникают ни нужда, ни болезнь, ни скорбь, где человек, освобожденный
от житейских
забот, сосредоточивается — разумеется, в хорошеньком домике, выкрашенном в светло-серую краску и весело смотрящем на улицу своими тремя окнами, — исключительно в самом себе, в сознании блаженного безмятежия…
Милый ангел Наташа! Еще в этот же вечер, несмотря на свое горе, она смогла-таки принять участие и в моих
заботах, когда я, видя, что она немножко успокоилась, или, лучше сказать, устала, и думая развлечь ее, рассказал ей о Нелли… Мы расстались в этот вечер поздно; я дождался, пока она заснула, и,
уходя, просил Мавру не отходить
от своей больной госпожи всю ночь.
«Поверь! — старуха продолжала, —
Людмилу мудрено сыскать;
Она далеко забежала;
Не нам с тобой ее достать.
Опасно разъезжать по свету;
Ты, право, будешь сам не рад.
Последуй моему совету,
Ступай тихохонько назад.
Под Киевом, в уединенье,
В своем наследственном селенье
Останься лучше без
забот:
От нас Людмила не
уйдет».
Вижу — у каждого свой бог, и каждый бог не многим выше и красивее слуги и носителя своего. Давит это меня. Не бога ищет человек, а забвения скорби своей. Вытесняет горе отовсюду человека, и
уходит он
от себя самого, хочет избежать деяния, боится участия своего в жизни и всё ищет тихий угол, где бы скрыть себя. И уже чувствую в людях не святую тревогу богоискания, но лишь страх пред лицом жизни, не стремление к радости о господе, а
заботу — как избыть печаль?
Старый профессор собирался на лекцию, но встретил меня очень ласково, наскоро закусил с нами и
ушел, поручив меня попечениям дочери; но бедной девушке было, кажется, совсем не до
забот обо мне. Она, видимо, перемогалась и старалась улыбаться отцу и мне, но
от меня не скрылось, что у нее подергивало губы — и лицо ее то покрывалось смертною бледностию, то по нем выступали вымученные сине-розовые пятна.
Голова работала днем и ночью. Жажда покончить с собою все росла и переходила в ежеминутную
заботу. Выздоровление шло
от этого туго: опять показалось кровохарканье, температура поднялась, ночью случался бред. Он страшно похудел; но ему было все равно, — только бы
уйти «
от жизни».
Но я все-таки не мог
уйти совершенно
от интересов и
забот драматического писателя, у которого уже больше года его первая пьеса"Однодворец"томилась в Третьем отделении вместе с драмой"Ребенок".
Взвешивая теперь все обстоятельства, я думаю: совсем не к чему было мне приезжать с бала; я вправду вовсе не был нужен дома, — а просто я должен был проявить чуткость и
заботу, тут больше была педагогия. Но тогда мне стало очень стыдно, и я
ушел от папы с лицом, облитым слезами раскаяния.