Неточные совпадения
Кудряш
уходит, а Варвара подходит
к своим
воротам и манит Бориса. Он подходит.
Самгин, оглушенный, стоял на дрожащих ногах, очень хотел
уйти, но не мог, точно спина пальто примерзла
к стене и не позволяла пошевелиться. Не мог он и закрыть глаз, — все еще падала взметенная взрывом белая пыль, клочья шерсти; раненый полицейский, открыв лицо, тянул на себя медвежью полость; мелькали люди, почему-то все маленькие, — они выскакивали из
ворот, из дверей домов и становились в полукруг; несколько человек стояло рядом с Самгиным, и один из них тихо сказал...
По утрам, через час после того, как
уходила жена, из флигеля шел
к воротам Спивак, шел нерешительно, точно ребенок, только что постигший искусство ходить по земле. Респиратор, выдвигая его подбородок, придавал его курчавой голове форму головы пуделя, а темненький, мохнатый костюм еще более подчеркивал сходство музыканта с ученой собакой из цирка. Встречаясь с Климом, он опускал респиратор
к шее и говорил всегда что-нибудь о музыке.
Часа в три мы снялись с якоря, пробыв ровно три месяца в Нагасаки: 10 августа пришли и 11 ноября
ушли. Я лег было спать, но топот людей, укладка якорной цепи разбудили меня. Я вышел в ту минуту, когда мы выходили на первый рейд,
к Ковальским, так называемым,
воротам. Недавно я еще катался тут. Вон и бухта, которую мы осматривали, вон Паппенберг, все знакомые рытвины и ложбины на дальних высоких горах, вот Каменосима, Ивосима, вон, налево, синеет мыс Номо, а вот и простор, беспредельность, море!
Уходили все; Язь провожал нас до ограды, запирал
ворота и, прижав
к решетке темное костлявое лицо, глухо говорил...
Каждый раз, когда она с пестрой ватагой гостей
уходила за
ворота, дом точно в землю погружался, везде становилось тихо, тревожно-скучно. Старой гусыней плавала по комнатам бабушка, приводя всё в порядок, дед стоял, прижавшись спиной
к теплым изразцам печи, и говорил сам себе...
Если сегодня не удалось
уйти из тюрьмы через открытые
ворота, то завтра можно будет бежать из тайги, когда выйдут на работу 20–30 человек под надзором одного солдата; кто не бежал из тайги, тот подождет месяц-другой, когда отдадут
к какому-нибудь чиновнику в прислуги или
к поселенцу в работники.
После обеда Груздев прилег отдохнуть, а Анфиса Егоровна
ушла в кухню, чтобы сделать необходимые приготовления
к ужину. Нюрочка осталась в чужом доме совершенно одна и решительно не знала, что ей делать. Она походила по комнатам, посмотрела во все окна и кончила тем, что надела свою шубку и вышла на двор.
Ворота были отворены, и Нюрочка вышла на улицу. Рынок, господский дом, громадная фабрика, обступившие завод со всех сторон лесистые горы — все ее занимало.
И, молча пожав им руки,
ушла, снова холодная и строгая. Мать и Николай, подойдя
к окну, смотрели, как девушка прошла по двору и скрылась под
воротами. Николай тихонько засвистал, сел за стол и начал что-то писать.
Межколёсица щедро оплескана помоями, усеяна сорьём, тут валяются все остатки окуровской жизни, только клочья бумаги — редки, и когда ветер гонит по улице белый измятый листок, воробьи, галки и куры пугаются, — непривычен им этот куда-то бегущий, странный предмет. Идёт унылый пёс, из подворотни вылез другой, они не торопясь обнюхиваются, и один
уходит дальше, а другой сел у
ворот и, вздёрнув голову
к небу, тихонько завыл.
— Или убейте меня за то, что мой сын стал врагом вашим, или откройте мне
ворота, я
уйду к нему…
Курослепов. Ежели которого нет, не отпирай, пусть за
воротами ночует; только хозяйку пусти. А ежели посторонних кого
к ним, хоть знакомый-раззнакомый, ни под каким видом. У меня тоже дочь невеста. (
Уходит в дом).
Гаврило идет нога за ногу. Курослепов обходит его и хочет
к нему подойти. Гаврило отступает, потом бежит на крыльцо, Курослепов за ним в дом. Стучат в калитку. Силан отпирает. Входят Матрена и Параша. Силан, впустив их,
уходит за
ворота.
— Хошь обливайся, когда гонят в ледяную воду или
к вороту поставят. Только от этой работы много бурлачков на тот свет
уходит… Тут лошадь не пошлешь в воду, а бурлаки по неделям в воде стоят.
Ей приснились две большие черные собаки с клочьями прошлогодней шерсти на бедрах и на боках; они из большой лохани с жадностью ели помои, от которых шел белый пар и очень вкусный запах; изредка они оглядывались на Тетку, скалили зубы и ворчали: «А тебе мы не дадим!» Но из дому выбежал мужик в шубе и прогнал их кнутом; тогда Тетка подошла
к лохани и стала кушать, но, как только мужик
ушел за
ворота, обе черные собаки с ревом бросились на нее, и вдруг опять раздался пронзительный крик.
Ахов. Да ты, никак, забылась! Гостем? Что ты мне за комиания! Я таких-то, как ты,
к себе дальше
ворот и пускать не велю. А то еще гостем! Не умели с хорошими людьми жить, так на себя пеняй! Близко локоть-то, да не укусишь? (
Уходит в переднюю и сейчас возвращается.) Да нет, постой! Ты меня с толку сбила. Как мне теперь людям глаза показать? Что обо добрые люди скажут?..
Из окна чердака видна часть села, овраг против нашей избы, в нем — крыши бань, среди кустов. За оврагом — сады и черные поля; мягкими увалами они
уходили к синему гребню леса, на горизонте. Верхом на коньке крыши бани сидел синий мужик, держа в руке топор, а другую руку прислонил ко лбу, глядя на Волгу, вниз. Скрипела телега, надсадно мычала корова, шумели ручьи. Из
ворот избы вышла старуха, вся в черном, и, оборотясь
к воротам, сказала крепко...
Вечером он
ушел куда-то, а часов в одиннадцать я услышал на улице выстрел, — он хлопнул где-то близко. Выскочив во тьму, под дождь, я увидел, что Михаил Антонович идет
к воротам, обходя потоки воды неторопливо и тщательно, большой, черный.
Когда буря перед рассветом утихла, кучер и Борис тихонько запрягли лошадей и тихонько же выехали, сами отперев
ворота; но когда Борис также тихо подошел опять
к нашей двери, чтобы нас вывесть, тут Селиван увидал, что добыча
уходит у него из рук, бросился на Бориса и начал его душить.
На другой день Печорин был на службе, провел ночь в дежурной комнате и сменился в 12 часов утра. Покуда он переоделся, прошел еще час. Когда он приехал в департамент, где служил чиновник Красинский, то ему сказали, что этот чиновник куда-то
ушел; Печорину дали его адрес, и он отправился
к Обухову мосту. Остановясь у
ворот одного огромного дома, он вызвал дворника и спросил, здесь ли живет чиновник Красинский.
До полуночи просидели мы с ним, и неохотно проводил я его за
ворота, да и он
ушёл тоже нехотя. Стоя у
ворот, смотрю я, как твёрдо и споро шагает он вниз посреди улицы между тёмных изб, сонно и молча прижавшихся
к земле. Уже отогретая солнцем весны, спит она и сладко дышит во сне запахами свежих трав. Хорошо было у меня на душе в тот час — люблю я чувствовать себя на месте и у дела.
По совету Стуколова, уговорились ехать в скит пообедавши. Перед самым обедом паломник
ушел в заднюю, написал там письмецо и отдал его Силантью. Через полчаса какие-нибудь хозяйский сын верхом на лошади съехал со двора задними
воротами и скорой рысью погнал
к Красноярскому скиту.
Привратник
ушел и долго не возвращался. Набежавшие
к воротам псы так и заливались свирепым лаем внутри монастыря. Тут были слышны и сиплый глухой лай какого-то старинного стража Красноярской обители, и тявканье задорной шавки, и завыванье озлившегося волкопеса, и звонкий лай выжлятника… Все сливалось в один оглушительный содом, а вдали слышались ржанье стоялых коней, мычанье коров и какие-то невразумительные людские речи.
— Чтоб
к обительским лошадям и подходить он не смел, — приказывал Патап Максимыч, — а коль Манефа тайком со двора пойдет — за
ворот ее да в избу… Так и тащи… А чужим не болтай, что у нас тут было, — прибавил он,
уходя, Пантелею.
— А ну те
к черту, паралик лохматый! — вдруг сердито крикнула Мотька, схватила ведра и стремительно
ушла в
ворота.