Неточные совпадения
Самгин
ушел к себе, разделся, лег, думая, что и в Москве, судя по письмам жены, по газетам, тоже неспокойно. Забастовки, митинги, собрания, на улицах участились драки с полицией. Здесь он все-таки притерся
к жизни. Спивак относится
к нему бережно, хотя и суховато. Она вообще
бережет людей и была против демонстрации, организованной Корневым и Вараксиным.
Но он тоже невольно поддавался очарованию летней ночи и плавного движения сквозь теплую тьму
к покою. Им овладевала приятная, безмысленная задумчивость. Он смотрел, как во тьме, сотрясаемой голубой дрожью, медленно
уходят куда-то назад темные массы
берегов, и было приятно знать, что прожитые дни не воротятся.
—
Уйди к ней,
береги ее! бабушка не может, бабушки нет! — шептала она.
Я пошел
берегом к баркасу, который
ушел за мыс, почти
к морю, так что пришлось идти версты три. Вскоре ко мне присоединились барон Шлипенбах и Гошкевич, у которого в сумке шевелилось что-то живое: уж он успел набрать всякой всячины; в руках он нес пучок цветов и травы.
Мы дошли до какого-то вала и воротились по тропинке, проложенной по
берегу прямо
к озерку. Там купались наши, точно в купальне, под сводом зелени. На
берегу мы застали живописную суету: варили кушанье в котлах, в палатке накрывали… на пол, за неимением стола. Собеседники сидели и лежали. Я
ушел в другую палатку, разбитую для магнитных наблюдений, и лег на единственную бывшую на всем острове кушетку, и отдохнул в тени. Иногда врывался свежий ветер и проникал под тент, принося прохладу.
Я шел по горе; под портиками, между фестонами виноградной зелени, мелькал тот же образ; холодным и строгим взглядом следил он, как толпы смуглых жителей юга добывали, обливаясь потом, драгоценный сок своей почвы, как катили бочки
к берегу и
усылали вдаль, получая за это от повелителей право есть хлеб своей земли.
Не дети ли, когда думали, что им довольно только не хотеть, так их и не тронут, не пойдут
к ним даже и тогда, если они претерпевших кораблекрушение и брошенных на их
берега иностранцев будут сажать в плен, купеческие суда гонять прочь, а военные учтиво просить
уйти и не приходить?
17-го утром мы распрощались с рекой Нахтоху и тронулись в обратный путь,
к староверам.
Уходя, я еще раз посмотрел на море с надеждой, не покажется ли где-нибудь лодка Хей-ба-тоу. Но море было пустынно. Ветер дул с материка, и потому у
берега было тихо, но вдали ходили большие волны. Я махнул рукой и подал сигнал
к выступлению. Тоскливо было возвращаться назад, но больше ничего не оставалось делать. Обратный путь наш прошел без всяких приключений.
Главным действующим лицом в образовании ее, конечно, являлась река Мутяшка, которая раньше подбивалась здесь
к самому
берегу и наносила золотоносный песок, а потом, размыв
берег,
ушла, оставив громадную заводь, постепенно превратившуюся в болото.
Сонная вода густо и лениво колыхалась под его ногами, мелодично хлюпая о землю, а месяц отражался в ее зыбкой поверхности дрожащим столбом, и казалось, что это миллионы серебряных рыбок плещутся на воде,
уходя узкой дорожкой
к дальнему
берегу, темному, молчаливому и пустынному.
Домой он
ушел часов в двенадцать; и когда у Годневых все успокоилось, задним двором его квартиры опять мелькнула чья-то тень, спустилась
к реке и, пробираясь по
берегу, скрылась против беседки, а на рассвете опять эта тень мелькнула, и все прошло тихо…
И в этот день, когда граф уже
ушел, Александр старался улучить минуту, чтобы поговорить с Наденькой наедине. Чего он не делал? Взял книгу, которою она, бывало, вызывала его в сад от матери, показал ей и пошел
к берегу, думая: вот сейчас прибежит. Ждал, ждал — нейдет. Он воротился в комнату. Она сама читала книгу и не взглянула на него. Он сел подле нее. Она не поднимала глаз, потом спросила бегло, мимоходом, занимается ли он литературой, не вышло ли чего-нибудь нового? О прошлом ни слова.
Нельзя было нанести ему большего оскорбления, как явиться
к нему на
берег и шумом и разговором спугнуть рыбу, которая клюет только при полной тишине и немедленно
уходит, раз эта полная тишина нарушена.
Уйду я, бывало, на
берег к озеру: с одной стороны наш монастырь, а с другой — наша Острая гора, так и зовут ее горой Острою.
Я
ушел вслед за ними; они опередили меня шагов на десять, двигаясь во тьме, наискось площади, целиком по грязи,
к откосу, высокому
берегу Волги. Мне было видно, как шатается женщина, поддерживая казака, я слышал, как чавкает грязь под их ногами; женщина негромко, умоляюще спрашивала...
(Прим. автора.)] и братьев, понеслась в погоню с воплями и угрозами мести; дорогу угадали, и, конечно, не
уйти бы нашим беглецам или по крайней мере не обошлось бы без кровавой схватки, — потому что солдат и офицеров, принимавших горячее участие в деле, по дороге расставлено было много, — если бы позади бегущих не догадались разломать мост через глубокую, лесную, неприступную реку, затруднительная переправа через которую вплавь задержала преследователей часа на два; но со всем тем косная лодка, на которой переправлялся молодой Тимашев с своею Сальме через реку Белую под самою Уфою, — не достигла еще середины реки, как прискакал
к берегу старик Тевкелев с сыновьями и с одною половиною верной своей дружины, потому что другая половина передушила на дороге лошадей.
Однажды вечером, кончив дневной сбор винограда, партия молдаван, с которой я работал,
ушла на
берег моря, а я и старуха Изергиль остались под густой тенью виноградных лоз и, лежа на земле, молчали, глядя, как тают в голубой мгле ночи силуэты тех людей, что пошли
к морю.
Вечером того же дня, отслужив панихиду, они покинули Болотово. Возвращались они тем же путем, каким ехал ночью старик. Очутившись против Комарева, которое с высокого
берега виднелось как на ладони, отец и дочь свернули влево. Им следовало зайти
к тетушке Анне и взять ребенка, после чего Дуня должна была
уйти с отцом в Сосновку и поселиться у его хозяина.
Привязав челнок
к лодке, Захар и Гришка ловко перебрались в нее; из лодки перешли они на плоты и стали пробираться
к берегу, придерживаясь руками за бревна и связи, чтобы не скатиться в воду, которая с диким ревом набегала на плоты, страшно сшибала их друг с другом и накренивала их так сильно, что часто одна половина бревен подымалась на значительную высоту, тогда как другая глубоко
уходила в волны.
Так проводил он праздники, потом это стало звать его и в будни — ведь когда человека схватит за сердце море, он сам становится частью его, как сердце — только часть живого человека, и вот, бросив землю на руки брата, Туба
ушел с компанией таких же, как сам он, влюбленных в простор, —
к берегам Сицилии ловить кораллы: трудная, а славная работа, можно утонуть десять раз в день, но зато — сколько видишь удивительного, когда из синих вод тяжело поднимается сеть — полукруг с железными зубцами на краю, и в ней — точно мысли в черепе — движется живое, разнообразных форм и цветов, а среди него — розовые ветви драгоценных кораллов — подарок моря.
Солдат тихонько засмеялся, и, отвечая его смеху, где-то близко всплеснула вода; оба молча насторожились, вытянув шеи
к морю, а от
берега кольцами
уходила тихая рябь.
Удивленный и грустный, он
ушел с палубы наверх,
к штурвалу, сел там и стал с обидой задумчиво смотреть на синий
берег и зубчатую полосу леса.
Опоздав на поезд, опоздали благодаря этому на пароход «Стим», единственное судно, обходящее раз в день
берега обоих полуостровов, обращенных друг
к другу остриями своими; «Стим»
уходит в четыре, вьется среди лагун и возвращается утром.
Анна. Он теперь, того гляди, придет, коль не обманет. Помни все, что я тебе говорила. Так прямо ему и режь. Об чем ты, дурочка, плачешь? Ведь уж все равно, долго он ходить
к тебе не станет, скорехонько ему надоест, сам он тебя бросит. Тогда хуже заплачешь, да еще слава дурная пойдет. А тебе славу свою надо
беречь, у тебя только ведь и богатства-то. Вон он, кажется, идет. Смотри же, будь поумнее! Богатым девушкам можно быть глупыми, а бедной девушке ума терять нельзя, а то пропадешь. (
Уходит).
Ступил конь в воду, шагнул три раза и
ушел в воду по шею, а дальше нога и дна не достает. Повернул Аггей назад на
берег, думает: «Олень от меня и так не
уйдет, а на такой быстрине, пожалуй, и коня утопишь». Слез с коня, привязал его
к кусту, снял с себя дорогое платье и пошел в воду. Плыл, плыл, едва не унесло. Наконец попробовал ногой — дно. «Ну, — думает, — сейчас я его достану», — и пошел в кусты.
Счастливая стоянка в С.-Франциско близилась
к концу. Все делали прощальные визиты — через три дня «Коршун» собирался
уходить; а между тем на корвете не досчитывались одного матроса — забулдыги и пьяницы Ковшикова, который, съехавши с первой вахтой на
берег, не явился и словно бы в воду канул, несмотря на энергические розыски консула и полиции.
— Вон там, в самой пучине,
к тому
берегу, у бани почти, — говорит прачка, убирая мокрое белье на коромысло. — Я гляжу, что он ныряет; а он покажется так-то, да и
уйдет опять, покажется еще, да как крикнет...
Николенька Иртеньев
уходит по утрам
к реке. «Там я ложился в тени на траве и глядел на лиловатую в тени поверхность реки, на поле желтеющей ржи на том
берегу, на светло-красный утренний свет лучей и наслаждался сознанием в себе точно такой же свежей, молодой силы жизни, какою везде кругом меня дышала природа».
Савушка не хотел приближаться
к берегу, чтобы не наткнуться на камни, но в то же время не решался и
уходить далеко в море, чтобы не заблудиться.
Желтухин. Пойти позвать его. (Идет и напевает.) «Невольно
к этим грустным
берегам…» (
Уходит.)
— Старики бают, в старину водились крупнющие, а теперь уже давненько улова на них в этих местах нет… В море, бают,
ушли, — степенно отвечал Кузьма, напрягая вместе с товарищами все силы подвести невод
к самому
берегу. На береговой отмели стало тащить еще тяжелее. Рыбаки слезли с лодок и направились
к берегу по колено в воде.
А как только вышли на
берег, Лелька быстро
ушла одна. В тоске бродила по лесу. Долго бродила, зашла далеко, чтоб ни с кем не встречаться. Потом воротилась
к себе, в одинокую свою комнату. Села с ногами на подоконник, охватив колени руками. Ночь томила теплынью и тайными зовами. Открыла Лелька тетрадку с выписками из газет (для занятий в кружке текущей политики) и, после выписки о большой стачке портовых рабочих в Марселе, написала...
Татьяна осторожно выглянула из своей засады, несколько минут как бы застыла в напряженной позе, прислушиваясь
к шуму удалявшихся в саду шагов и, наконец, убедившись, что все
ушли, осторожно стала спускаться по крутому
берегу к шалашу.
Местность, где находилась ферма, вопреки мрачным краскам, на которые не поскупилась в описании Ирена в разговоре со своей подругой, была очень живописна. Справа был густой лес, почти примыкающий
к саду, слева открывалось необозримое пространство полей и лугов; сзади фермы, на
берегу протекающей извилинами реки, раскинулось большое село, с красиво разбросанными в большинстве новыми избами и каменной церковью изящной архитектуры. Перед фермой вилась и
уходила вдаль большая дорога.