Неточные совпадения
Она и про себя рассказывала и про свою
свадьбу, и улыбалась, и жалела, и ласкала его, и говорила
о случаях выздоровления, и всё выходило хорошо; стало быть, она
знала.
Раз приезжает сам старый князь звать нас на
свадьбу: он отдавал старшую дочь замуж, а мы были с ним кунаки: так нельзя же,
знаете, отказаться, хоть он и татарин. Отправились. В ауле множество собак встретило нас громким лаем. Женщины, увидя нас, прятались; те, которых мы могли рассмотреть в лицо, были далеко не красавицы. «Я имел гораздо лучшее мнение
о черкешенках», — сказал мне Григорий Александрович. «Погодите!» — отвечал я, усмехаясь. У меня было свое на уме.
(Эта женщина никогда не делала вопросов прямых, а всегда пускала в ход сперва улыбки и потирания рук, а потом, если надо было что-нибудь
узнать непременно и верно, например: когда угодно будет Аркадию Ивановичу назначить
свадьбу, то начинала любопытнейшими и почти жадными вопросами
о Париже и
о тамошней придворной жизни и разве потом уже доходила по порядку и до третьей линии Васильевского острова.)
Случилась ее кончина без супруга и без сына.
Там, в Крапивне, гремел бал;
Никто этого не
знал.
Телеграмму
о смерти получили
И со
свадьбы укатили.
Здесь лежит супруга-мать
Ольга, что бы ей сказать
Для души полезное?
Царство ей небесное».
— Я радуюсь только одному, — со слезами на глазах говорил Привалову доктор, когда
узнал о его
свадьбе, — именно, что выбор Зоси пал на вас… Лучшего для нее я ничего не желаю; под вашим влиянием совсем сгладятся ее недостатки. Я в этом глубоко убежден, Сергей Александрыч…
А Полозов еще и не
знал о решении дочери отложить
свадьбу; дочь постоянно чувствовала, что он оставляет ей полную свободу.
—
Знаю: коли не
о свадьбе, так известно
о чем. Да не на таковских напал. Мы его в бараний рог согнем. В мешке в церковь привезу, за виски вокруг налоя обведу, да еще рад будет. Ну, да нечего с тобой много говорить, и так лишнее наговорила: девушкам не следует этого
знать, это материно дело. А девушка должна слушаться, она еще ничего не понимает. Так будешь с ним говорить, как я тебе велю?
— Мы все говорили обо мне, — начал Лопухов: — а ведь это очень нелюбезно с моей стороны, что я все говорил
о себе. Теперь я хочу быть любезным, — говорить
о вас! Вера Павловна.
Знаете, я был
о вас еще гораздо худшего мнения, чем вы обо мне. А теперь… ну, да это после. Но все-таки, я не умею отвечать себе на одно. Отвечайте вы мне. Скоро будет ваша
свадьба?
—
О, часто!.. Было совестно, а все-таки думал. Где-то она? что-то она делает? что думает? Поэтому и на
свадьбу к тебе не приехал… Зачем растравлять и тебя и себя? А вчера… ах, как мне было вчера тяжело! Разве такая была Харитина! Ты нарочно травила меня, — я
знаю, что ты не такая. И мне так было жаль тебя и себя вместе, — я как-то всегда вместе думаю
о нас обоих.
Он тотчас догадался, что им совершенно известно, кто он такой, и что они отлично
знают, что вчера должна была быть его
свадьба, и умирают от желания расспросить и
о свадьбе, и
о том чуде, что вот он спрашивает у них
о той, которая должна бы быть теперь не иначе как с ним вместе, в Павловске, но деликатятся.
Иван Федорович клялся, что всё это одна только «выходка» и произошла от Аглаиной «стыдливости»; что если б князь Щ. не заговорил
о свадьбе, то не было бы и выходки, потому что Аглая и сама
знает,
знает достоверно, что всё это одна клевета недобрых людей и что Настасья Филипповна выходит за Рогожина; что князь тут не состоит ни при чем, не только в связях; и даже никогда и не состоял, если уж говорить всю правду-истину.
Первый посетитель после тебя был Бракман — он отправился в Екатеринбург торговать или не
знаю, что делать. Сообщил нам известие
о свадьбе Ж. А. с Мейером, которая должна была совершиться в Дерпте в первое воскресенье великого поста.
Полинька сама не
знала, любила ли она своего мужа, но ей было его жаль, когда вскоре после
свадьбы она стала слышать
о нем самые дурные отзывы.
— Как тебе заблагорассудится. Жениха своего она заставит подозревать бог
знает что; пожалуй, еще и
свадьба разойдется, а отчего? оттого, что вы там рвали вместе желтые цветы… Нет, так дела не делаются. Ну, так ты по-русски писать можешь, — завтра поедем в департамент: я уж говорил
о тебе прежнему своему сослуживцу, начальнику отделения; он сказал, что есть вакансия; терять времени нечего… Это что за кипу ты вытащил?
Лизавета Александровна вынесла только то грустное заключение, что не она и не любовь к ней были единственною целью его рвения и усилий. Он трудился и до женитьбы, еще не
зная своей жены.
О любви он ей никогда не говорил и у ней не спрашивал; на ее вопросы об этом отделывался шуткой, остротой или дремотой. Вскоре после знакомства с ней он заговорил
о свадьбе, как будто давая
знать, что любовь тут сама собою разумеется и что
о ней толковать много нечего…
Никто лучше не
знал распорядков, свычаев и обычаев старинного житья-бытья, которое изобрело тысячи церемоний на всякий житейский случай, не говоря уже
о таких важных событиях, как
свадьбы, похороны, родины, разные семейные несчастия и радости.
Старая боярыня крепилась месяца два, наконец не вытерпела и пересказала Федоре, под большою тайной, что нищая говорила с ней
о ее внуке, Юрии Дмитриче, что будто б он натерпится много горя, рано осиротеет и хоть будет человек ратный, а умрет на своей постеле; что станет служить иноплеменному государю; полюбит красную девицу, не
зная, кто она такова, и что всего-то чуднее, хоть и женится на ней, а
свадьба их будет не веселее похорон.
Литвинов покраснел до ушей… Он действительно с намерением не упомянул
о Тане; но ему стало страх досадно, во-первых, что Ирина
знает о его
свадьбе, а во-вторых, что она как будто уличила его в желании скрыть от нее эту самую
свадьбу. Он решительно не
знал, что сказать, а Ирина не спускала с него глаз.
— Отсюда начинается другая история, синьоры, прошу внимания, — это лучшая история моей долгой жизни! Рано утром, за день до
свадьбы, старик Джиованни, у которого я много работал, сказал мне — так,
знаете, сквозь зубы — ведь речь шла
о пустяках!
Знал он также
о Щурове, что старик изжил двух жен, — одна из них умерла в первую ночь после
свадьбы в объятиях Анания.
Рогожин не любил ничего говорить
о себе и, вероятно, считал себя мелочью, но он, например, живообразно повествовал
о честности князя Федора Юрьича Ромодановского, как тот страшные богатства царя Алексея Михайловича,
о которых никто не
знал, спрятал и потом, во время турецкой войны, Петру отдал; как князю Ивану Андреевичу Хованскому-Тарарую с сыном головы рубили в Воздвиженском; как у князя Василия Голицына роскошь шла до того, что дворец был медью крыт, а червонцы и серебро в погребах были ссыпаны, а потом родной внук его, Михайло Алексеич, при Анне Ивановне шутом состоял, за ее собакой ходил и за то при Белгородском мире тремя тысячами жалован, и в посмеяние «Квасником» звался, и
свадьба его с Авдотьей-калмычкой в Ледяном доме справлялась…
— Моего благополучия!.. Но почему вы
знаете… и время ли теперь думать
о свадьбе? Ты больна, мой друг…
— Я не
знаю, что мне написать
о твоей
свадьбе? Ведь, кажется, на будущей неделе?..
— А как я ревновал тебя все это время! Мне кажется, я бы умер, если б услышал
о твоей
свадьбе! Я подсылал к тебе, караулил, шпионил… вот она все ходила (и он кивнул на мать). — Ведь ты не любила Мозглякова, не правда ли, Зиночка?
О ангел мой? Вспомнишь ли ты обо мне, когда я умру?
Знаю, что вспомнишь; но пройдут годы, сердце остынет, настанет холод, зима на душе, и забудешь ты меня, Зиночка!..
Та,
узнав о такой ошибке, прислала к нам с большим упреком, что Иван Афанасьевич и все его глупое семейство уважает троюродных больше, нежели двоюродных, что прислал к ней приглашение после всех; что после этого, будь она проклятая дочь, если не только на
свадьбу, но и никогда к нам не будет;
знать нас не хочет и презирать будет вечно.
— Пожалуйста, ни слова
о свадьбе! — умоляла она его. — Вы ничего не
знаете.
Но Варвара Михайловна, напротив, ежеминутно открывая в своей дочери драгоценнейшие качества и сердца, и нрава, и здравого ума, которого и не подозревала, и видя в то же время ее детскую невинность, ее совершенное непонимание важности дела, к которому готова была приступить, — Варвара Михайловна думала
о другом: как бы оттянуть
свадьбу на год, как бы сделать так, чтоб жених прежде вполне
узнал и оценил, какое сокровище получает.
Замолк Евграф Макарыч, опустил голову, слезы на глазах у него выступили. Но не смел супротив родителя словечка промолвить. Целу ночь он не спал, горюя
о судьбе своей, и на разные лады передумывал, как бы ему устроить, чтоб отец его
узнал Залетовых, чтобы Маша ему понравилась и согласился бы он на их
свадьбу. Но ничего придумать не мог. Одолела тоска, хоть руки наложить, так в ту же пору.
—
О, будь покойна: то, что я скажу, не составляет ничего важного, я просто припомнила в пример, что этот человек, по-видимому, столь холодный и самообладающий, при известии
о твоей
свадьбе стал такая кислая дрянь, как и все, — точно так же одурел, точно так же злился, корчился, не ел и не находил смысла в своем существовании. Он даже был глупее чем другие, и точно гусар старинных времен проводил целые дни в размышлении, как бы тебя похитить. Я уж не
знаю, что может быть этого пошлее.
— Между тем, мне кажется, я сделал все, — продолжал Серж, — ты желала, чтобы я помирился с тетками, и я для тебя помирился с этими сплетницами… И даже более: ты хотела, чтобы в течение года, как мы любим друг друга, с моей стороны не было никакой речи
о нашей
свадьбе. Я
знал, что это фантазия; вам угодно было меня испытать, удостовериться: люблю ли я вас с такою прочностию, какой вы требуете?
— Она уже
знает о нашей
свадьбе? — помолчав, спросила баронесса.
Генеральша как услыхала об этой
свадьбе, так и ахнула. То,
о чем она
узнала, еще никому не было известно.
Он последний в роде графов Белавиных, и хотя со стороны матери у него были в Петербурге родственные связи, но ввиду того, что его отец еще вскоре после
свадьбы разошелся с родными своей жены, эти родственники
знали о сыне враждебно относящегося к ним человека — некоторые только понаслышке, а некоторые по встречам в великосветских гостиных.
— Свалит такое горе… Накануне
свадьбы вдруг беследно пропадет красавица-невеста… Как они любили друг друга… Каково-то ему, бедному… И как раз это случилось в день ее рождения… при нем… — сожалели
о графе в обществе,
узнав о его болезни.
— Полноте, прекрасно понимаете, не мне слушать, не вам говорить
о тех добродетелях не от мира сего, которыми обладаете вы и ваши собратья… Напрасно вы прикидываетесь, что вы не
знаете о толках
о свадьбе Похвисневой и Оленина и что вас не интересуют ни они, ни эта
свадьба… Я
знаю гораздо более, чем вы думаете.
Наступил январь месяц 1806 года. По Петербургу разнесся слух
о предстоящей
свадьбе графа Аракчеева с Натальей Федоровной Хомутовой — Екатерина Петровна
знала об этом, конечно, ранее всех.
Последний дрожащими от волнения руками схватил перстень. Он
узнал его, и ему припомнилось все давно минувшее. Князь Никита Воротынский,
о судьбе которого он, бывши в походах, почти не
знал ничего, был действительно друг и товарищ его детства и юности. Затем оба они поступили в ратную службу и бок
о бок бились под Казанью с татарами и крымским ханом. Князь Никита Воротынский был дружкой на
свадьбе князя Василия и покойной княгини Анастасии.
В самый короткий промежуток времени после своей
свадьбы Глафира перешла целый ряд превращений, в которых не всегда
узнавала самое себя и которыми удивляла как нельзя более всех ее окружающих. Она была сначала дней десять очень скучна и печальна; расстроенная, приходила она к сестре и к дяде, говорила мало и ни на что не жаловалась. Но прошло еще несколько дней, и она стала заговаривать
о своей судьбе.