Неточные совпадения
Но рядом с очевидными переделками или просто с враньем всегда мелькало какое-то
удивительное целое, полное народного
чувства и всегда умилительное…
Не могу выразить того, с каким сильным
чувством он выговорил это. Чрезвычайная грусть, искренняя, полнейшая, выразилась в чертах его.
Удивительнее всего было то, что он смотрел как виноватый: я был судья, а он — преступник. Все это доконало меня.
Удивительное дело: с тех пор как Нехлюдов понял, что дурен и противен он сам себе, с тех пор другие перестали быть противными ему; напротив, он чувствовал и к Аграфене Петровне и к Корнею ласковое и уважительное
чувство. Ему хотелось покаяться и перед Корнеем, но вид Корнея был так внушительно-почтителен, что он не решился этого сделать.
И он вдруг понял, что то отвращение, которое он в последнее время чувствовал к людям, и в особенности нынче, и к князю, и к Софье Васильевне, и к Мисси, и к Корнею, было отвращение к самому себе. И
удивительное дело: в этом
чувстве признания своей подлости было что-то болезненное и вместе радостное и успокоительное.
Именно в один миг произошла в ней
удивительная перемена, чрезвычайно изумившая Алешу: вместо плакавшей сейчас в каком-то надрыве своего
чувства бедной оскорбленной девушки явилась вдруг женщина, совершенно владеющая собой и даже чем-то чрезвычайно довольная, точно вдруг чему-то обрадовавшаяся.
И это было правда. Тайна этой поэзии состояла в
удивительной связи между давно умершим прошлым и вечно живущей, и вечно говорящею человеческому сердцу природой, свидетельницей этого прошлого. А он, грубый мужик в смазных сапогах и с мозолистыми руками, носил в себе эту гармонию, это живое
чувство природы.
— Может быть, я говорю глупо, но — я верю, товарищи, в бессмертие честных людей, в бессмертие тех, кто дал мне счастье жить прекрасной жизнью, которой я живу, которая радостно опьяняет меня
удивительной сложностью своей, разнообразием явлений и ростом идей, дорогих мне, как сердце мое. Мы, может быть, слишком бережливы в трате своих
чувств, много живем мыслью, и это несколько искажает нас, мы оцениваем, а не чувствуем…
Но есть в мире
удивительное явление: мать с ее ребенком еще задолго до родов соединены пуповиной. При родах эту пуповину перерезают и куда-то выбрасывают. Но духовная пуповина всегда остается живой между матерью и сыном, соединяя их мыслями и
чувствами до смерти и даже после нее.
Держать в руках свое первое признанное сочинение, вышедшее на прекрасной глянцевитой бумаге, видеть свои слова напечатанными черным, вечным, несмываемым шрифтом, ощущать могучий запах типографской краски… что может сравниться с этим
удивительным впечатлением, кроме (конечно, в слабой степени) тех неописуемых блаженных
чувств, которые испытывает после страшных болей впервые родившая молодая мать, когда со слабою прелестною улыбкой показывает мужу их младенца-первенца.
Это был какой-то кипящий вихрь человеческих и звериных фигур, ландшафтов, предметов самых
удивительных форм и цветов, слов и фраз, значение которых воспринималось всеми
чувствами…
Ничего же поэтому нет
удивительного, что последние месяцы своей жизни я омрачил мыслями и
чувствами, достойными раба и варвара, что теперь я равнодушен и не замечаю рассвета.
Находясь под влиянием таких
чувств смятенья и страха, столпившиеся в боярышниной комнате жилицы плодомасовского дома были еще более испуганы новым, непонятным явлением, потрясшим их последние силы. Они вдруг заметили посреди себя незнакомые, никогда никем не виданные и неизвестно откуда пришедшие лица. Это были две какие-то
удивительные женщины. Как они пришли и откуда взялись, это для всех было задачей.
Какой
удивительной красоты, какой глубины
чувства достигал он своим простуженным, пропитым голосом.
Ум его не встречал здесь непонятных трудностей, а между тем воображение было занято
удивительными приключениями, которые в них рассказываются; для
чувства также занятие — с участием следить за судьбою героя сказки.
Удивительная мягкость и податливость его натуры, странное непостоянство в области мысли и
чувства, резкая крайность и необоснованность его постоянно менявшихся суждений заставляли меня смотреть на него, как на ребенка или женщину.
И вот что всего было
удивительнее: блистая в новой среде, Лиза с Наташей не возбуждали к себе ни
чувств недоброжелательства и пренебрежения в матерях неказистых из себя невест, ни зависти и затаенной злобы в новых подругах.
Роль Вихорева, несложная по авторскому замыслу и тону выполнения, выходила у него с тем
чувством меры, которая еще более помогала
удивительному ансамблю этой, по времени первой на московской сцене, комедии создателя нашего бытового театра.
Ему, лично ему, человеку, жившему, страдавшему и помнившему это страдание, такая беззаветная полная отдача своего «я», конечно, была немыслима; нежное, часто почти родительское
чувство, совсем новое для него, испытывал он к этой женщине и благодарил судьбу, пославшую ему такую
удивительную любовницу.
Так же спокойно прошли следующие две ночи: никто не являлся, и с необыкновенной легкостью,
удивительной при данных обстоятельствах, я почти совсем забыл о своем странном посетителе; редкие попытки вспомнить создавали почти болезненное
чувство — так упорно отказывалась память вызывать неприятные для нее и тяжелые образы.