Неточные совпадения
Свирепо рыча, гудя, стреляя, въезжали в гущу
толпы грузовики, привозя генералов и штатских людей, бережливо выгружали их перед лестницей, и каждый такой груз как будто понижал настроение
толпы, шум становился тише, лица людей задумчивее или сердитей, усмешливее,
угрюмей. Самгин ловил негромкие слова...
У всякого своя
угрюмая забота на лице и ни одной-то, может быть, общей, всесоединяющей мысли в этой
толпе!
И на другой день часу в десятом он был уже в вокзале железной дороги и в ожидании звонка сидел на диване; но и посреди великолепной залы, в которой ходила, хлопотала, смеялась и говорила оживленная
толпа, в воображении его неотвязчиво рисовался маленький домик, с оклеенною гостиной, и в ней скучающий старик, в очках, в демикотоновом сюртуке, а у окна
угрюмый, но добродушный капитан, с своей трубочкой, и, наконец, она с выражением отчаяния и тоски в опухнувших от слез глазах.
Помню, в первом часу пополудни я зашел тогда на площадь;
толпа была молчалива и лица важно-угрюмые.
Слышен насмешливый и ликующий свист по адресу забастовщиков, раздаются крики приветствий, а какой-то толстой человек, в легкой серой паре и в панаме, начинает приплясывать, топая ногами по камню мостовой. Кондуктора и вагоновожатые медленно пробираются сквозь
толпу, идут к вагонам, некоторые влезают на площадки, — они стали еще
угрюмее и в ответ на возгласы
толпы — сурово огрызаются, заставляя уступать им дорогу. Становится тише.
Перебранка, насмешки, упреки и увещевания — всё вдруг затихает, над
толпой проносится какое-то новое, словно примиряющее людей веяние, — забастовщики смотрят
угрюмее и, в то же время, сдвигаются плотнее, в
толпе раздаются возгласы: — Солдаты!
Человек в сером сюртуке, окруженный
толпою генералов, вышел из Тайницких ворот. На
угрюмом, но спокойном лице его незаметно было никакой тревоги. Он окинул быстрым взглядом все окружности Каменного моста и прошептал сквозь зубы: варвары! Скифы! Потом обратился к польскому генералу и, устремя на него свой орлиный взгляд, сказал отрывисто...
Наконец лес начинал редеть, сквозь забор темных дерев начинало проглядывать голубое небо, и вдруг открывалась круглая луговина, обведенная лесом как волшебным очерком, блистающая светлою зеленью и пестрыми высокими цветами, как островок среди
угрюмого моря, — на ней во время осени всегда являлся высокий стог сена, воздвигнутый трудолюбием какого-нибудь бедного мужика; грозно-молчаливо смотрели на нее друг из-за друга ели и березы, будто завидуя ее свежести, будто намереваясь
толпой подвинуться вперед и злобно растоптать ее бархатную мураву.
Они столпились кучкой у задней стены. Серая
толпа с
угрюмыми лицами стояла, переминаясь, в тяжелом молчании. Впереди всех был Евсеич. Лицо его было красно, губы сжаты, лоб наморщен. Он кидал исподлобья довольно мрачные взгляды, останавливая их то на Безрылове, то на следователе. По всему было видно, что в этой
толпе и в Евсеиче, ее представителе, созрело какое-то решение.
Толпой угрюмою и скоро позабытой,
Над миром мы пройдем без шума и следа,
Не бросивши векам ни мысли плодовитой,
Ни гением начатого труда.
И прах наш, с строгостью судьи и гражданина,
Потомок оскорбит презрительным стихом,
Насмешкой горькою обманутого сына
Над промотавшимся отцом.
Нет, я не Байрон, я другой,
Ещё неведомый избранник,
Как он, гонимый миром странник,
Но только с русскою душой.
Я раньше начал, кончу ране,
Мой ум немного совершит;
В душе моей, как в океане,
Надежд разбитых груз лежит.
Кто может, океан
угрюмый,
Твои изведать тайны? Кто
Толпе мои расскажет думы?
Я — или Бог — или никто!
Увидел в густой
толпе Лельку. Сразу стал
угрюмый. Угрюмо кивнул ей головой и отвернулся.