Неточные совпадения
Сильные и наиболее дикие племена, теснимые цивилизацией и войною,
углубились далеко внутрь; другие, послабее и посмирнее, теснимые первыми изнутри и европейцами от берегов, поддались не цивилизации, а силе обстоятельств и оружия и идут
в услужение к европейцам, разделяя их образ жизни, пищу, обычаи и даже религию, несмотря на то, что
в 1834 г. они освобождены от рабства и, кажется, могли бы выбрать
сами себе место жительства и промысл.
Привалов с любопытством неофита наблюдал этот исключительный мирок и незаметно для
самого себя втягивался
в его интересы. Он играл по маленькой, без особенно чувствительных результатов
в ту или другую сторону. Однажды, когда он особенно сильно
углубился в тайны сибирского виста с винтом, осторожный шепот заставил его прислушаться.
«Сосредоточиваясь,
углубляясь, замыкаясь
в самом себе, созидался человеческий ум на Востоке; раскидываясь вовне, излучался во все стороны, борясь со всеми препятствиями, развивался он на Западе».
После полуночи дождь начал стихать, но небо по-прежнему было морочное. Ветром раздувало пламя костра. Вокруг него бесшумно прыгали, стараясь осилить друг друга, то яркие блики, то черные тени. Они взбирались по стволам деревьев и
углублялись в лес, то вдруг припадали к земле и, казалось, хотели проникнуть
в самый огонь. Кверху от костра клубами вздымался дым, унося с
собою тысячи искр. Одни из них пропадали
в воздухе, другие падали и тотчас же гасли на мокрой земле.
Один из молодых генералов, едва ли не
самый изящный изо всех, привстал со стула и чрезвычайно вежливо раскланялся с Литвиновым, между тем как остальные его товарищи чуть-чуть насупились или не столько насупились, сколько
углубились на миг каждый
в самого себя, как бы заранее протестуя против всякого сближения с посторонним штатским, а другие дамы, участвовавшие
в пикнике, сочли за нужное и прищуриться немного, и усмехнуться, и даже изобразить недоумение на лицах.
Пообедав наскоро, он сейчас же принимался за чтение, и если тут что-нибудь приходилось ему по душе, сильно
углублялся в это занятие и потом вдруг иногда вставал, начинал взволнованными шагами ходить по комнате, ерошил
себе волосы, размахивал руками и даже что-то такое декламировал и затем садился за свои гусли и начинал наигрывать и подпевать
самым жалобным басом известную чувствительную песню: «Среди долины ровныя» [Среди долины ровныя… — первая строка песни на слова А.Ф.Мерзлякова (1778—1830).].
На мою долю выпало заниматься с Ренн. Но после первых же опытов я признала
себя бессильной просветить ее глубоко заплесневший ум. Я прочла и пояснила ей некоторые истории и, велев их выучить поскорее,
сама углубилась в книгу. Мы сидели на скамейке под кустом уже распустившейся бузины. Вокруг нас весело чирикали пташки. Воздух потянул ветерком, теплым и освежающим. Я оглянулась на Ренн. Губы ее что-то шептали. Глаза без признака мысли были устремлены
в пространство.
Где я, я
сам? Свободный, самопричинный?
В том, что думает, сознает
себя, —
в моем «разуме»? Но почему же все самостоятельные мысли его так тощи и безжизненны, почему рождаемые им слова так сухи и ограниченны? Лишь когда его захватят из темной глубины эти странные щупальцы, он вдруг оживает. И чем теснее охвачен щупальцами, тем больше оживает и
углубляется. Мысли становятся яркими, творчески сильными, слова светятся волнующим смыслом.
То садится он на стул, разбирает бумаги,
углубляется в чтение их, с негодованием комкает их
в руках, опять складывает; то встает, утирает холодный пот с лица, подходит к окну, смотрит на небо, будто с укоризной, то делает разные странные движения, как бы говоря с
самим собой.
Чем больше мы
углубляемся в изыскание причин, тем больше нам их открывается, и всякая отдельно взятая причина или целый ряд причин представляются нам одинаково справедливыми
сами по
себе, и одинаково ложными по своей ничтожности
в сравнении с громадностью события, и одинаково ложными по недействительности своей (без участия всех других совпавших причин) произвести совершившееся событие.