Неточные совпадения
И в это же время, как бы одолев препятствия, ветер посыпал снег с крыш вагонов, затрепал каким-то железным оторванным листом, и впереди плачевно и мрачно заревел густой свисток паровоза. Весь
ужас метели показался ей еще более прекрасен теперь. Он сказал то самое, чего желала ее душа, но чего она боялась рассудком. Она ничего не отвечала, и
на лице ее он
видел борьбу.
Но в это самое время вышла княгиня.
На лице ее изобразился
ужас, когда она
увидела их одних и их расстроенные
лица. Левин поклонился ей и ничего не сказал. Кити молчала, не поднимая глаз. «Слава Богу, отказала», — подумала мать, и
лицо ее просияло обычной улыбкой, с которою она встречала по четвергам гостей. Она села и начала расспрашивать Левина о его жизни в деревне. Он сел опять, ожидая приезда гостей, чтоб уехать незаметно.
Минутами разговор обрывается; по его
лицу, как тучи по морю, пробегают какие-то мысли —
ужас ли то перед судьбами, лежащими
на его плечах, перед тем народным помазанием, от которого он уже не может отказаться? Сомнение ли после того, как он
видел столько измен, столько падений, столько слабых людей? Искушение ли величия? Последнего не думаю, — его личность давно исчезла в его деле…
Было раннее октябрьское утро, серое, холодное, темное. У приговоренных от
ужаса лица желтые и шевелятся волосы
на голове. Чиновник читает приговор, дрожит от волнения и заикается оттого, что плохо
видит. Священник в черной ризе дает всем девяти поцеловать крест и шепчет, обращаясь к начальнику округа...
«А, право, похож
на помешанного», — подумал Хрипач,
увидев следы смятения и
ужаса на тупом, сумрачном
лице Передонова.
Когда начался пожар, я побежал скорей домой; подхожу, смотрю — дом наш цел и невредим и вне опасности, но мои две девочки стоят у порога в одном белье, матери нет, суетится народ, бегают лошади, собаки, и у девочек
на лицах тревога,
ужас, мольба, не знаю что; сердце у меня сжалось, когда я
увидел эти
лица. Боже мой, думаю, что придется пережить еще этим девочкам в течение долгой жизни! Я хватаю их, бегу и все думаю одно: что им придется еще пережить
на этом свете!
Колесников улыбнулся. Снова появились
на лице землистые тени, кто-то тяжелый сидел
на груди и душил за горло, — с трудом прорывалось хриплое дыхание, и толчками, неровно дергалась грудь. В черном озарении
ужаса подходила смерть. Колесников заметался и застонал, и склонившийся Саша
увидел в широко открытых глазах мольбу о помощи и страх, наивный, почти детский.
Но
ужас значительного
лица превзошел все границы, когда он
увидел, что рот мертвеца покривился и, пахнувши
на него страшно могилою, произнес такие речи: «А! так вот ты наконец! наконец я тебя того, поймал за воротник! твоей-то шинели мне и нужно! не похлопотал об моей, да еще и распек, — отдавай же теперь свою!» Бедное значительное
лицо чуть не умер.
Как во время короткого мгновения, когда сверкнет молния, глаз, находившийся в темноте, вдруг различает разом множество предметов, так и при появлении осветившего нас Селиванова фонаря я
видел ужас всех
лиц нашего бедствующего экипажа. Кучер и лакей чуть не повалились перед ним
на колена и остолбенели в наклоне, тетушка подалась назад, как будто хотела продавить спинку кибитки. Няня же припала
лицом к ребенку и вдруг так сократилась, что сама сделалась не больше ребенка.
Я думаю, что если бы смельчак в эту страшную ночь взял свечу или фонарь и, осенив, или даже не осенив себя крестным знамением, вошел
на чердак, медленно раздвигая перед собой огнем свечи
ужас ночи и освещая балки, песок, боров, покрытый паутиной, и забытые столяровой женою пелеринки, — добрался до Ильича, и ежели бы, не поддавшись чувству страха, поднял фонарь
на высоту
лица, то он
увидел бы знакомое худощавое тело с ногами, стоящими
на земле (веревка опустилась), безжизненно согнувшееся на-бок, с расстегнутым воротом рубахи, под которою не видно креста, и опущенную
на грудь голову, и доброе
лицо с открытыми, невидящими глазами, и кроткую, виноватую улыбку, и строгое спокойствие, и тишину
на всем.
А с Бенковским произошло что-то странное. Когда Елизавета Сергеевна заговорила, — его
лицо вспыхнуло восторгом и, бледнея с каждым её словом, выражало уже нечто близкое к
ужасу в тот момент, когда она поставила свой вопрос. Он хотел что-то ответить ей, его губы нервно вздрагивали, но слова не сходили с них. Она же, великолепная в своём спокойствии, следила за игрой его
лица, и, должно быть, ей нравилось
видеть действие своих слов
на нём, в глазах её сверкало удовольствие.
Сторож издалека
увидел доктора и широко распахнул двери. Первым, громко барабаня, с гордо закинутой головой, торжественно вступил Егор Тимофеевич. За ним, невольно шагая в такт, вошли те двое, и Петров обернулся в дверях, и
на лице его был
ужас.
Прежде, когда еще он сидел дома, в тоске, он тысячу раз представлял себе, как он войдет в свою канцелярию. С
ужасом убеждался он, что непременно услышит за собою двусмысленный шепот,
увидит двусмысленные
лица, пожнет злокачественнейшие улыбки. Каково же было его изумление, когда
на деле ничего этого не случилось. Его встретили почтительно; ему кланялись; все были серьезны; все были заняты. Радость наполнила его сердце, когда он пробрался к себе в кабинет.
И
видит Аггей: идут его воины-телохранители с секирами и мечами, и начальники, и чиновники в праздничных одеждах. И идут под балдахином парчовым правитель с правительницей: одежды
на них золототканые, пояса дорогими каменьями украшенные. И взглянул Аггей в
лицо правителю и ужаснулся: открыл ему Господь глаза, и узнал он ангела Божия. И бежал Аггей в
ужасе из города.
Да, не
ужас, а удивление застыло
на его
лице, когда он
увидел перед собою убийцу.
На этот раз Пустяков, к великому своему
ужасу, должен был пустить в дело и правую руку. Станислав с помятой красной ленточкой
увидел наконец свет и засиял. Учитель побледнел, опустил голову и робко поглядел в сторону француза. Тот глядел
на него удивленными, вопрошающими глазами. Губы его хитро улыбались, и с
лица медленно сползал конфуз…
На террасе я
лицом к
лицу столкнулась с Людой. До этой встречи я еще могла надеяться, но сейчас,
увидев осунувшуюся и постаревшую Люду, ее изможденное
лицо, беспорядочно закрученные волосы, глаза, вспухшие от слез и бессонницы, я поняла весь
ужас положения.
Он совершенно спокойно плыл с кругом в руках, улыбающийся и веселый в своем белом кителе, высоко подняв свою белокурую красивую голову. Но у всех стоявших
на мостике
лица были полны
ужаса. Еще десять минут тому назад за кормой
видели несколько громадных акул, плывших за корветом. Что если они где-нибудь близко?..
Но в Ницше хмеля жизни нет. Отрезвевший взгляд его не может не
видеть открывающихся кругом «истин». И вот он старается уверить себя: да, я не боюсь их вызывать, эти темные
ужасы! Я хочу их
видеть, хочу смотреть им в
лицо, потому что хочу испытать
на себе, что такое страх. Это у меня — только интеллектуальное пристрастие ко всему ужасному и загадочному… Вот оно, высшее мужество, — мужество трагического философа! Заглянуть
ужасу в самые глаза и не сморгнуть.
На миг
ужас сковал душу Иоле жуткими, ледяными оковами… Он уже
видел озверевшие, ожесточенные
лица передовых неприятельских солдат. Они со штыками наперевес уже ворвались
на гору.
Кузька вздрогнул и открыл глаза. Он
увидел перед собой некрасивое, сморщенное, заплаканное
лицо, рядом с ним — другое, старушечье, беззубое, с острым подбородком и горбатым носом, а выше них бездонное небо с бегущими облаками и луной, и вскрикнул от
ужаса. Софья тоже вскрикнула; им обоим ответило эхо, и в душном воздухе пронеслось беспокойство; застучал по соседству сторож, залаяла собака. Матвей Саввич пробормотал что-то во сне и повернулся
на другой бок.
Никто не
видел лица конвойного, и
ужас пролетел по зале невидимкой, как бы в маске. Судебный пристав тихо поднялся с места и
на цыпочках, балансируя рукой, вышел из залы. Через полминуты послышались глухие шаги и звуки, какие бывают при смене часовых.
А
на улице в это время мороз становился все сильнее и сильнее, и старик кучер, поджидавший свою барышню, медленно замерзал
на козлах. Его
лицо посинело, руки опустились, вожжи выпали из них. Бумажный король
видел, как постепенно умирал несчастный, и он, король, готов был зарыдать от
ужаса, если бы только бумажные короли могли рыдать и плакать.
Она засмеялась громко и весело — и действительно он с
ужасом увидел это:
на ее
лице была дикая, отчаянная радость. Точно она сходила с ума. И от мысли, что все погибло так нелепо, что придется совершить это глупое, жестокое и ненужное убийство и все-таки, вероятно, погибнуть — стало еще ужаснее. Совсем белый, но все еще с виду спокойный, все еще решительный, он смотрел
на нее, следил за каждым движением и словом и соображал.