Неточные совпадения
Мое прощание с
моряками носило более чем дружеский характер. Стоя на берегу, я
увидел на мостике миноносца командира судна. Он посылал мне приветствия, махая фуражкой. Когда «Грозный» отошел настолько далеко, что нельзя уже было разобрать на нем людей, я вернулся в старообрядческую деревню.
Мне хотелось
видеть, тот ли же это добродушный
моряк, приведший «Common Wealth» из Бостона в Indian Docks, мечтавший о плавучей эмиграции, носящейся по океану, [Там же.
[В нашем Владивостоке среди чиновников и
моряков нередко наблюдается ностальгия; я сам
видел там двух сумасшедших чиновников — юриста и капельмейстера.
На днях был у меня
моряк Каралов с твоим листком от 5 марта. Читал его с признательностию, мне стало так совестно, что я очень бранил себя и пишу тебе мою повинную с сыном нашего Якушкина, который был здесь ревизором в Тобольской губернии по межевой части. — Он надеется тебя лично
увидеть и дать изустную весть обо мне.
Помощник капитана несколько раз проходил мимо нее, сначала один, потом со своим товарищем, тоже
моряком, в кителе с золотыми пуговицами. И хоть она не глядела на него, но каждый раз каким-то боковым чутьем
видела, как он закручивал усы и подолгу оглядывал ее тающим бараньим взглядом черных глаз. Она даже услышала раз его слова, сказанные, наверное, в расчете, чтобы она услышала...
В эту минуту постучали в дверь.
Моряк, все еще сопя, отпер, и в каюту вошел тот веселый, похожий на ловкую обезьянку, юнга, которого
видела Елена днем около сходни.
— Я не знаю, какое вам дело до капитана Геза, но я — а вы
видите, что я не начальство, что я такой же матрос, как этот горлан, — он презрительно уставил взгляд в лицо опешившему оратору, — я утверждаю, что капитан Гез, во-первых, настоящий
моряк, а во-вторых, отличнейший и добрейшей души человек.
Но, как ни искушены были эти
моряки в историях о плавающих бутылках, встречаемых ночью ледяных горах, бунтах экипажей и потрясающих шквалах, я
увидел, что им неизвестна история «Марии Целесты», а также пятимесячное блуждание в шлюпке шести человек, о котором писал М. Твен, положив тем начало своей известности.
Среди немногих посетителей я
увидел взволнованного матроса, который, размахивая забытым в возбуждении стаканом вина и не раз собираясь его выпить, но опять забывая, крепил свою речь резкой жестикуляцией, обращаясь к компании
моряков, занимавших угловой стол. Пока я задерживался у стойки, стукнуло мне в слух слово «Гез», отчего я, также забыв свой стакан, немедленно повернулся и вслушался.
— Вы любите
моряков, — сказал Галуэй, косясь на меня, — вероятно, вечером мы
увидим целый экипаж капитанов.
— Когда вы поужинаете, — сказал Поп, — пусть Том пришлет Паркера, а Паркер пусть отведет вас наверх. Вас хочет
видеть Ганувер, хозяин. Вы
моряк и, должно быть, храбрый человек, — прибавил он, подавая мне собранные мои деньги.
«Среди океана живет морской змей в версту длиною. Редко, не более раза в десять лет, он подымается со дна на поверхность и дышит. Он одинок. Прежде их было много, самцов и самок, но столько они делали зла мелкой рыбешке, что бог осудил их на вымирание, и теперь только один старый, тысячелетний змей-самец сиротливо доживает свои последние годы. Прежние
моряки видели его — то здесь, то там — во всех странах света и во всех океанах.
Он
видит:
моряк не один потонул,
В нём сердце исполнилось жали,
Он сильною хваткой за струны рванул —
И, лопнув, они завизжали.
Он похож на
моряка, который всю свою жизнь делал рейсы из Кронштадта в Петербург и очень ловко умел проводить свой маленький пароход по указанию вех между бесчисленными мелями в полупресной воде; что, если вдруг этот опытный пловец по стакану воды
увидит себя на океане?
Тем временем доктор вместе со старшим офицером занимались размещением спасенных. Капитана и его помощника поместили в каюту, уступленную одним из офицеров, который перебрался к товарищу; остальных — в жилой палубе. Всех одели в сухое белье, вытерли уксусом, напоили горячим чаем с коньяком и уложили в койки. Надо было
видеть выражение бесконечного счастья и благодарности на всех этих лицах
моряков, чтобы понять эту радость спасения. Первый день им давали есть и пить понемногу.
Переход предстоял длинный. По крайней мере, дней пятьдесят
моряки не
увидят ничего, кроме океана да неба.
Он
видел, что «штормяга», как он выражался, «форменный», но понимал, что «Коршун» доброе хорошее судно, а капитан — хороший
моряк, а там все в руках господа бога.
Признавая, что Корнев лихой
моряк и честнейший человек, все эти молодые люди, которые только позже поняли значение адмирала, как морского учителя,
видели в нем только отчаянного «разносителя» и ругателя, который в минуты профессионального гнева топчет ногами фуражку, прыгает на шканцах и орет, как бесноватый, и боялись его на службе, как мыши кота.
Но стыд за свое малодушие заставляет молодого лейтенанта пересилить свой страх. Ему кажется, что и капитан и старый штурман
видят, что он трусит, и читают его мысли, недостойные флотского офицера. И он принимает позу бесстрашного
моряка, который ничего не боится, и, обращаясь к старому штурману, стоящему рядом с капитаном, с напускной веселостью говорит...
И неустанный, скорый бег «Коршуна», передние мачты которого едва вырисовывались с мостика, а бушприта было совсем не видать, — этот бег среди белесоватой мглы и безмолвия производил на Ашанина, как и на всех
моряков, впечатление какой-то жуткой неопределенности и держал нервы в том напряженном состоянии, которое бывает в невольном ожидании неведомой опасности, которую нельзя
видеть, но которая может предстать каждую минуту — то в виде неясного силуэта внезапно наскочившего судна, то в виде неясных очертаний вдруг открывшегося, страшно близкого берега.
И все было забыто: и опротивевшие консервы, и солонина, которыми поневоле угощалась кают-компания, и томительная скука, усилившаяся однообразием долгого перехода, во время которого
моряки только и
видели, что небо да океан, океан да небо — то ласковые, то гневные, то светлые, то мрачные, да временами белеющиеся паруса и дымки встречных и попутных судов.