Неточные совпадения
Мысль тогда у меня пронеслась, так одна, быстро, как
молния; крепко уж,
видите ли, убежден я был тогда, Родион Романыч.
Верочка отворит окно и сядет смотреть грозу, а я всегда спрячусь в постель, задерну занавески, и если
молния очень блестит, то положу большую подушку на голову, а уши заткну и ничего не
вижу, не слышу…
— Что такое я
видела? — старалась она припомнить, — да,
молнию, гром гремел — и кажется, всякий удар падал в одно место…
Один удар грома был особенно оглушителен.
Молния ударила как раз в той стороне, где находилась скалистая сопка. К удару грома примешался еще какой-то сильный шум: произошел обвал. Надо было
видеть, в какое волнение пришел солон! Он решил, что черт сердится и ломает сопку.
Башкирцы в Оренбургской губернии и теперь еще держат соколов, но дурно выношенных, не приученных брать верх так высоко, чтоб глаз человеческий едва мог их
видеть, и падать оттуда с быстротою
молнии на добычу.
Какая-то птица билась в воздухе. Она, видимо, старалась укрыться в лесу, но ее ветром относило в сторону. При свете
молнии я
увидел, как она камнем падала на землю.
При каждой вспышке
молнии я
видел тучи на небе, каждое дерево в отдельности,
видел одновременно ближние и дальние предметы и горизонт, где тоже поминутно вспыхивали
молнии и были горы, похожие на облака, и облака, похожие на горы. Потоки воды, падающей с неба, освещаемые бледноголубыми вспышками атмосферного электричества, казались неподвижными стеклянными нитями, соединявшими небо и землю.
Молнией — один только голый вывод, без посылок (предпосылок я не знаю и сейчас): «Нельзя — ни за что — чтобы он меня
увидел».
Как сейчас
вижу: сквозь дверную щель в темноте — острый солнечный луч переламывается
молнией на полу, на стенке шкафа, выше — и вот это жестокое, сверкающее лезвие упало на запрокинутую, обнаженную шею I… и в этом для меня такое что-то страшное, что я не выдержал, крикнул — и еще раз открыл глаза.
«А вот он рассерчает: сейчас пустит сюда», скажет кто-нибудь; и действительно, скоро вслед за этим вы
увидите впереди себя
молнию, дым; часовой, стоящий на бруствере, крикнет: «пу-у-шка!» И вслед за этим мимо вас взвизгнет ядро, шлепнется в землю и воронкой взбросит вкруг себя брызги грязи и камни.
В ночь на 29 июня, Петров день, над Белградом был страшный тропический ливень с грозой. Я сидел у окна гостиничного номера и
видел только одно поминутно открывающееся небо, которое бороздили зигзаги
молний. Взрывы грома заглушали шум ливня.
«
Видел ли ты, говорит, сатану, яко
молния, спадшего с неба?
Реяли
молнии; с грохотом несся удар за ударом, и вдруг Туберозов
видит пред собою темный ствол дуба, и к нему плывет светящийся, как тусклая лампа, шар; чудная искра посредине дерева блеснула ослепляющим светом, выросла в ком и разорвалась.
Это смело сказано и может вызвать снисходительную улыбку, но это правда, и я еще раз обращаюсь к сравнению: любовь — это
молния, которая всполохом выхватывает громадную картину жизни, и вы
видите эту картину в мельчайших подробностях, ускользающих от внимания в обыкновенное время.
Вы
увидите, какие громы и
молнии у нас пойдут, когда он приедет.
Глаза опять нечаянно открылись, и Егорушка
увидел новую опасность: за возом шли три громадных великана с длинными пиками.
Молния блеснула на остриях их пик и очень явственно осветила их фигуры. То были люди громадных размеров, с закрытыми лицами, поникшими головами и с тяжелою поступью. Они казались печальными и унылыми, погруженными в раздумье. Быть может, шли они за обозом не для того, чтобы причинить вред, но все-таки в их близости было что-то ужасное.
Дождь почему-то долго не начинался. Егорушка в надежде, что туча, быть может, уходит мимо, выглянул из рогожи. Было страшно темно. Егорушка не
увидел ни Пантелея, ни тюка, ни себя; покосился он туда, где была недавно луна, но там чернела такая же тьма, как и на возу. А
молнии в потемках казались белее и ослепительнее, так что глазам было больно.
Чернота на небе раскрыла рот и дыхнула белым огнем; тотчас же опять загремел гром; едва он умолк, как
молния блеснула так широко, что Егорушка сквозь щели рогожи
увидел вдруг всю большую дорогу до самой дали, всех подводчиков и даже Кирюхину жилетку. Черные лохмотья слева уже поднимались кверху, и одно из них, грубое, неуклюжее, похожее на лапу с пальцами, тянулось к луне. Егорушка решил закрыть крепко глаза, не обращать внимания и ждать, когда все кончится.
Раньше
молнии были только страшны, при таком же громе они представлялись зловещими. Их колдовской свет проникал сквозь закрытые веки и холодом разливался по всему телу. Что сделать, чтобы не
видеть их? Егорушка решил обернуться лицом назад. Осторожно, как будто бы боясь, что за ним наблюдают, он стал на четвереньки и, скользя ладонями по мокрому тюку, повернулся назад.
С течением времени человечество все более и более освобождается от искусственных искажений и приближается к естественным требованиям и воззрениям: мы уже не
видим таинственных сил в каждом лесе и озере, в громе и
молнии, в солнце и звездах; мы уже не имеем в образованных странах каст и париев; мы не перемешиваем отношений двух полов, подобно народам Востока; мы не признаем класса рабов существенной принадлежностью государства, как было у греков и римлян; мы отрицаемся от инквизиционных начал, господствовавших в средневековой Европе.
Я мог реять в эмпиреях, мог с быстротой
молнии перелетать через громаднейшие пространства, мот все
видеть, все слышать, мог страдать и негодовать, но не мог одного: не мог воспрепятствовать грабежу моих наследственных и благоприобретенных капиталов.
Увидев его, Кеттлер с, быстротою
молнии ухватил первую попавшуюся под руки шапку и улизнул.
Полина!!!» В эту самую минуту яркая
молния осветила небеса, ужасный удар грома потряс всю церковь; но Рославлев не
видел и не слышал ничего; сердце его окаменело, дыханье прервалось… вдруг вся кровь закипела в его жилах; как исступленный, он бросился к церковным дверям: они заперты.
— Посмотри, Егор! — сказал Рославлев, — мне показалось, что
молния осветила вон там в стороне деревянный крест. Это должна быть могила Терентьича —
видишь? прямо за этой сосной?
Мы
видели уже выше, как г. Устрялов увлекся, сказавши, что при виде ботика у Петра, как
молния, блеснула мысль о преобразовании России.
Лампа-«
молния» с покривившимся жестяным абажуром горела жарко, двумя рогами. На операционном столе, на белой, свежепахнущей клеенке я ее
увидел, и грыжа померкла у меня в памяти.
Дарил также царь своей возлюбленной ливийские аметисты, похожие цветом на ранние фиалки, распускающиеся в лесах у подножия Ливийских гор, — аметисты, обладавшие чудесной способностью обуздывать ветер, смягчать злобу, предохранять от опьянения и помогать при ловле диких зверей; персепольскую бирюзу, которая приносит счастье в любви, прекращает ссору супругов, отводит царский гнев и благоприятствует при укрощении и продаже лошадей; и кошачий глаз — оберегающий имущество, разум и здоровье своего владельца; и бледный, сине-зеленый, как морская вода у берега, вериллий — средство от бельма и проказы, добрый спутник странников; и разноцветный агат — носящий его не боится козней врагов и избегает опасности быть раздавленным во время землетрясения; и нефрит, почечный камень, отстраняющий удары
молнии; и яблочно-зеленый, мутно-прозрачный онихий — сторож хозяина от огня и сумасшествия; и яснис, заставляющий дрожать зверей; и черный ласточкин камень, дающий красноречие; и уважаемый беременными женщинами орлиный камень, который орлы кладут в свои гнезда, когда приходит пора вылупляться их птенцам; и заберзат из Офира, сияющий, как маленькие солнца; и желто-золотистый хрисолит — друг торговцев и воров; и сардоникс, любимый царями и царицами; и малиновый лигирий: его находят, как известно, в желудке рыси, зрение которой так остро, что она
видит сквозь стены, — поэтому и носящие лигирий отличаются зоркостью глаз, — кроме того, он останавливает кровотечение из носу и заживляет всякие раны, исключая ран, нанесенных камнем и железом.
Из ее бессвязного рассказа я понял следующее: часов в одиннадцать вечера, когда Гаврило Степаныч натирал грудь какой-то мазью, она была в кухне; послышался страшный треск, и она в первую минуту подумала, что это валится потолок или
молния разбила дерево. Вбежав в спальню, она
увидела, что Гаврило Степаныч плавал в крови на полу; он имел еще настолько силы, что рукой указал на окно и прошептал...
—
Видеть Кавказ, — внушает Серафим, — значит
видеть истинное лицо земли, на коем — не противореча — сливаются в одну улыбку и снежная чистота души ребёнка и гордая усмешка мудрости дьявольской. Кавказ — проба сил человека: слабый дух подавляется там и трепещет в страхе пред силами земли, сильный же, насыщаясь ещё большей крепостью, становится высок и остр, подобно горе, возносящей алмазную вершину свою во глубину небесных пустынь, а вершина эта — престол
молний.
Как во время короткого мгновения, когда сверкнет
молния, глаз, находившийся в темноте, вдруг различает разом множество предметов, так и при появлении осветившего нас Селиванова фонаря я
видел ужас всех лиц нашего бедствующего экипажа. Кучер и лакей чуть не повалились перед ним на колена и остолбенели в наклоне, тетушка подалась назад, как будто хотела продавить спинку кибитки. Няня же припала лицом к ребенку и вдруг так сократилась, что сама сделалась не больше ребенка.
Но, лёжа на постели, он невольно представлял себе Вареньку такой, как
видел её на крыльце, с руками, поднятыми как бы для объятий, с грудью, трепещущей при блеске
молнии.
— Смотрите, смотрите! — вскрикивала Варенька, когда
молния рвала тучу. —
Видели? Туча точно улыбается — не правда ли? Это очень похоже на улыбку… есть такие люди, угрюмые и молчаливые… молчит, молчит такой человек и вдруг улыбнётся — глаза загорятся, зубы сверкнут…
Ослепительная фиолетовая трещина расколола тьму, и ночь содрогнулась удар грома оглушил землю. Панический, долгий грохот рычал, ворочался, ревел, падал. Снова холодный огонь
молний зажмурил глаза Аяна; открыв их, он
видел еще в беснующейся темноте залитый мгновенным светом пролив, превращенный в сплошную оргию пены и водяных пропастей. Вал поднял шлюпку, бросил, вырвал одно весло — Аян вздрогнул.
При беспрерывной
молнии, светло озарявшей все открывавшееся из окна пространство, можно было
видеть, что земля довольно суха.
И вот я увидал черную
молнию. Я
видел, как от
молнии колыхало на востоке небо, не потухая, а все время то развертываясь, то сжимаясь, и вдруг на этом колеблющемся огнями голубом небе я с необычайной ясностью
увидел мгновенную и ослепительно черную
молнию. И тотчас же вместе с ней страшный удар грома точно разорвал пополам небо и землю и бросил меня вниз, на кочки. Очнувшись, я услышал сзади себя дрожащий, слабый голос Якова.
— Да, да… «Где же это бывает черная
молния?» Премилый человек этот судья, но что он
видел в своей жизни? Он — школьный и кабинетный продукт… А я вам скажу, что я сам, собственными глазами,
видел черную
молнию и даже раз десять подряд. Это было страшно.
Я протянул ему ствол ружья, держась сам одной рукой за приклад, а другой за несколько зажатых вместе ветвей ближнего куста. Мне было не под силу вытянуть его. «Ложись! Ползи!» — закричал я с отчаянием. И он тоже ответил мне высоким звериным визгом, который я с ужасом буду вспоминать до самой смерти. Он не мог выбраться. Я слышал, как он шлепал руками по грязи, при блеске
молний я
видел его голову все ниже и ниже у своих ног и эти глаза… глаза… Я не мог оторваться от них…
Но также я
видел и черную
молнию, и это было ужаснее всего.
— То, что я сейчас рассказал, — крикнул он, — было не случайным анекдотом по поводу дурацкого слова обывателя. Вы сами
видели сегодня болото, вонючую человеческую трясину! Но черная
молния! Черная
молния! Где же она? Ах! Когда же она засверкает?
Я кинулся к нему на слух и при непереносимом ослепительном свете черной
молнии увидел не его, а лишь его голову и туловище, торчащие из трясины. Никогда не забуду этих выпученных, омертвелых от безумного ужаса глаз. Я никогда бы не поверил, что у человека глаза могут стать такими белыми, огромными и чудовищно страшными.
В последний раз — в одичалом мраке —
Я
вижу — горит королевский венец
В темных твоих волосах!
Или
молнии свет скользнул?
Как озарилось твое лицо!
Видишь, море швыряется в берег?
Видишь, зажглись лампады
молний?
Братья ждут меня! Прощай!
Ливмя лил дождь, шумно клонились вершины высокоствольных деревьев, оглушительный треск и раскаты громо́вых ударов не умолкали на небе, золотые, зубчатые
молнии то и дело вспыхивали в низко нависших над землею тучах, а он недвижимо лежал на месте, с которого только что Дуня сошла, не слыша ни рева бури, ни грома, ни шума деревьев, не чувствуя ливня, не
видя ярко блещущих
молний…
В каких странах благословенных
Сияет вечно солнца луч
И где не
видим бурных туч,
Огнями
молний воспаленных?
Ах! самый лучший из людей
Бывал игралищем страстей.
Слышался монотонный ропот… То о кровлю стучал дождь… Тучи, которые я
видел на западе, когда шел по берегу озера, заволокли теперь всё небо. Слабо блеснула
молния и осветила портрет покойного Поспелова… Над самой моей головой прогремел гром…
Минуты через две блеснула
молния, и я, взглянув на окно,
увидел согнувшуюся фигуру моего гостя. Поза его на этот раз была просительная, выжидательная, как у нищего, стерегущего милостыню. Он ждал, вероятно, что я прощу его и позволю ему высказаться.
— Стало быть, вы не будете смеяться… Мне вот как хотелось бы умереть. Одеться в самое дорогое, модное платье, какое я на днях
видела на здешней богачке, помещице Шеффер, надеть на руки браслеты… Потом стать на самый верх Каменной Могилы и дать себя убить
молнии так, чтобы все люди
видели… Страшный гром, знаете, и конец…
Кто-то осторожно постучался в мое окно. Домишко, в котором я жил, стоял по дороге одним из крайних, и стук в окно приходилось мне слышать нередко, в особенности в дурную погоду, когда проезжие искали ночлега. На сей раз стучались ко мне не проезжие. Пройдя к окну и дождавшись, когда блеснет
молния, я
увидел темный силуэт какого-то высокого и тонкого человека. Он стоял перед окном и, казалось, ежился от холода. Я отворил окно.
Первые капли застучали по стеклам… Я подошел к окну… Было уже совсем темно, и сквозь стекло я не
увидел ничего, кроме ползущих вниз дождевых капель и отражения собственного носа. Блеснул свет от
молнии и осветил несколько ближайших сосен…
Странное чувство овладело мною: я и испугался и заинтересовался этим явлением. Очень быстро чувство страха сменилось любопытством… Я быстро пошел назад, взошел на пригорок и пробрался к тому кусту, где последний раз
видел свет. Шаровая
молния пропала. Долго я искал ее глазами и нигде не мог найти. Она словно в воду канула. Тогда я вернулся на тропу и пошел своей дорогой.