Неточные совпадения
Если же назначение жалованья отступает от этого закона, как, например, когда я
вижу, что выходят из института два
инженера, оба одинаково знающие и способные, и один получает сорок тысяч, а другой довольствуется двумя тысячами; или что в директоры банков общества определяют с огромным жалованьем правоведов, гусаров, не имеющих никаких особенных специальных сведений, я заключаю, что жалованье назначается не по закону требования и предложения, а прямо по лицеприятию.
Сей последний,
видя, чем это грозит ему, не менее стремительно укрепляет свои силы, увеличивает боевые промышленно-технические кадры за счет наиболее даровитых рабочих, делая из них высококвалифицированных рабочих, мастеров, мелких техников,
инженеров, адвокатов, ученых, особенно — химиков, как в Германии.
—
Инженер, геолог, в Канаде был, духоборов наших
видел.
У нас,
видите ли, пишут о сыщиках, об адвокатах, об акцизных надзирателях, о педагогах, о прокурорах, о полиции, об офицерах, о сладострастных дамах, об
инженерах, о баритонах, — и пишут, ей-богу, совсем хорошо — умно, тонко и талантливо.
Вихров пошел наверх. Он застал Юлию в красивенькой столовой
инженера за столом, завтракающую; она только что приехала и была еще в теплом, дорожном капоте, голова у ней была в папильотках. Нетерпение ее
видеть Вихрова так было велико, что она пренебрегла даже довольно серьезным неудобством — явиться в первый раз на глаза мужчины растрепанною.
— Вы — бравый парень, Трама, вас всегда приятно
видеть, — сказал
инженер и, подмигнув, добавил: — Если только вы не бунтуете…
— Жизнь прекрасна всем, что мне нравится в ней! Чёрт побери, дорогой мой
инженер, для меня слова не только звуки и буквы, — когда я читаю книгу,
вижу картину, любуюсь прекрасным, — я чувствую себя так, как будто сам сделал всё это!
Москва в первый раз увидала туров в восьмидесятых годах. Известный охотник городской
инженер Н. М. Левазов, тот самый, который очистил авгиевы конюшни Неглинки, основав Русский охотничий клуб, поехал на Кавказ охотиться под Эльбрусом и привез трех красавцев туров, из которых препаратор Бланк сделал великолепные чучела. Они и стояли в первом зале Охотничьего клуба вплоть до его закрытия уже после Октября. Но
видеть их могли только члены и гости клуба.
— То-то,
вижу, как вы стараетесь. Только жалованье умеете получать, — продолжал
инженер, глядя на меня. — Все надеетесь на протекцию, как бы поскорее и полегче faire la carrière. [Сделать карьеру (франц.).] Ну, я не посмотрю на протекцию. За меня никто не хлопотал-с. Прежде чем мне дали дорогу, я ходил машинистом, работал в Бельгии как простой смазчик-с. А ты, Пантелей, что здесь делаешь? — спросил он, повернувшись к Редьке. — Пьянствуешь с ними?
Бродя тоже по кучам, не зная, что делать, я вспоминал, как
инженер на мой вопрос, в чем будут заключаться мои обязанности, ответил мне: «Там
увидим».
— Ну вот
видите, идет!.. Пришел благополучно, — отнесся
инженер любезно к девушке.
Однажды, — это случилось два дня после вечера, описанного в начале этой повести, и за неделю перед той сценой, на которой мы остановились, — однажды Лизавета Ивановна, сидя под окошком за пяльцами, нечаянно взглянула на улицу и
увидела молодого
инженера, стоящего неподвижно и устремившего глаза к ее окошку.
В то самое время, как два лакея приподняли старуху и просунули в дверцы, Лизавета Ивановна у самого колеса
увидела своего
инженера; он схватил ее руку; она не могла опомниться от испугу, молодой человек исчез: письмо осталось в ее руке.
Влияние их на товарищей было большое; учились они оба прекрасно, и начальство заведения надеялось, что из них выйдут превосходные
инженеры. В том же был уверен и великий князь, который «очень желал
видеть в инженерном ведомстве честных людей».
Инженер, по-видимому, стал раздражителен, мелочен и в каждом пустяке уже
видел кражу или покушение.
И, как нарочно, по линии пробежал ветер и донес звук, похожий на бряцание оружия. Наступило молчание. Не знаю, о чем думали теперь
инженер и студент, но мне уж казалось, что я
вижу перед собой действительно что-то давно умершее и даже слышу часовых, говорящих на непонятном языке. Воображение мое спешило нарисовать палатки, странных людей, их одежду, доспехи…
Прежде чем лечь спать, я и
инженер вышли из барака, и я еще раз
видел огни.
Пришел
инженер Заброда, бухгалтер деревенского кооператива, — длинный, с большим кадыком на чахоточной шее.
Увидел Катю, нахмурился. Поколебавшись, неохотно подал ей руку и сейчас же отвернулся: он не прощал ей, что она пошла служить к большевикам.
— Почему же нет?.. Разве вы хотите, чтобы барышня осталась в старых девах… Третьего дня я
видел ее… Как она переменилась, похудела, побледнела, просто жалко смотреть на нее… Неужели этого вы не замечаете, Иннокентий Антипович?.. А почему? Потому что она любит этого молодого
инженера…
— Прошу слова! — и заговорил: — Товарищи! Я
вижу, что
инженеру Голосовкеру нет дела до производства и до строительства социализма! Поэтому он и ведет саботаж всякому улучшению и всякому снижению себестоимости. Какая бы этому могла быть причина? Вот мы все время в газетах читаем — то там окажется спец-вредитель, то там. Не из этих ли он спецов, которые тайно только и думают о том, чтобы всовывать палки в колеса нашего строительства?