Неточные совпадения
Всё, что он
видел в окно кареты, всё
в этом холодном чистом воздухе, на этом бледном свете заката было так же свежо, весело и сильно, как и он сам: и крыши домов, блестящие
в лучах спускавшегося солнца, и резкие очертания заборов и углов построек, и фигуры изредка встречающихся пешеходов и экипажей, и неподвижная зелень дерев и трав, и поля с правильно прорезанными бороздами картофеля, и косые тени, падавшие от домов и от дерев, и от
кустов, и от самых борозд картофеля.
Отойдя шагов 40 и зайдя за
куст бересклета
в полном цвету с его розовокрасными сережками, Сергей Иванович, зная, что его не
видят, остановился.
Дамы на водах еще верят нападениям черкесов среди белого дня; вероятно, поэтому Грушницкий сверх солдатской шинели повесил шашку и пару пистолетов: он был довольно смешон
в этом геройском облачении. Высокий
куст закрывал меня от них, но сквозь листья его я мог
видеть все и отгадать по выражениям их лиц, что разговор был сентиментальный. Наконец они приблизились к спуску; Грушницкий взял за повод лошадь княжны, и тогда я услышал конец их разговора...
Вот он раз и дождался у дороги, версты три за аулом; старик возвращался из напрасных поисков за дочерью; уздени его отстали, — это было
в сумерки, — он ехал задумчиво шагом, как вдруг Казбич, будто кошка, нырнул из-за
куста, прыг сзади его на лошадь, ударом кинжала свалил его наземь, схватил поводья — и был таков; некоторые уздени все это
видели с пригорка; они бросились догонять, только не догнали.
Но каков был мой стыд, когда вслед за гончими, которые
в голос вывели на опушку, из-за
кустов показался Турка! Он
видел мою ошибку (которая состояла
в том, что я не выдержал) и, презрительно взглянув на меня, сказал только: «Эх, барин!» Но надо знать, как это было сказано! Мне было бы легче, ежели бы он меня, как зайца, повесил на седло.
Лонгрен работал
в своем маленьком огороде, окапывая картофельные
кусты. Подняв голову, он
увидел Ассоль, стремглав бежавшую к нему с радостным и нетерпеливым лицом.
Они отошли
в кусты. Им следовало бы теперь повернуть к лодке, но Грэй медлил, рассматривая даль низкого берега, где над зеленью и песком лился утренний дым труб Каперны.
В этом дыме он снова
увидел девушку.
Неужели уж столько может для них значить один какой-нибудь луч солнца, дремучий лес, где-нибудь
в неведомой глуши холодный ключ, отмеченный еще с третьего года, и о свидании с которым бродяга мечтает как о свидании с любовницей,
видит его во сне, зеленую травку кругом его, поющую птичку
в кусте?
— Через тридцать лет Пращев с женой, дочерью и женихом ее сидели ночью
в саду своем. Залаяла собака, бросилась
в кусты. Пращев — за нею и
видит: стоит
в кустах Середа, отдавая ему честь. «Что, Середа, настал день смерти моей?» — «Так точно, ваше благородие!»
Ребенок
видит, что и отец, и мать, и старая тетка, и свита — все разбрелись по своим углам; а у кого не было его, тот шел на сеновал, другой
в сад, третий искал прохлады
в сенях, а иной, прикрыв лицо платком от мух, засыпал там, где сморила его жара и повалил громоздкий обед. И садовник растянулся под
кустом в саду, подле своей пешни, и кучер спал на конюшне.
— Я сначала попробовал полететь по комнате, — продолжал он, — отлично! Вы все сидите
в зале, на стульях, а я, как муха, под потолок залетел. Вы на меня кричать, пуще всех бабушка. Она даже велела Якову ткнуть меня половой щеткой, но я пробил головой окно, вылетел и взвился над рощей… Какая прелесть, какое новое, чудесное ощущение! Сердце бьется, кровь замирает, глаза
видят далеко. Я то поднимусь, то опущусь — и, когда однажды поднялся очень высоко, вдруг
вижу, из-за
куста,
в меня целится из ружья Марк…
Один водил, водил по грязи, наконец повел
в перелесок,
в густую траву, по тропинке, совсем спрятавшейся среди кактусов и других
кустов, и вывел на холм, к кладбищу, к тем огромным камням, которые мы
видели с моря и приняли сначала за город.
И все было ново нам: мы знакомились с декорациею не наших деревьев, не нашей травы,
кустов и жадно хотели запомнить все: группировку их, отдельный рисунок дерева, фигуру листьев, наконец, плоды; как будто смотрели на это
в последний раз, хотя нам только это и предстояло
видеть на долгое время.
Но долго еще
видели, как мчались козы
в кустах, шевеля ветвями, и потом бросились бежать
в гору, а мы спустились с горы.
«Да вон она, говорю (подошел я к окну, сам весь высунулся), вон она
в кусте-то, смеется вам,
видите?» Поверил вдруг он, так и затрясся, больно уж они влюблены
в нее были-с, да весь и высунулся
в окно.
Шепчу ему: «Да там, там она под окном, как же вы, говорю, не
видели?» — «А ты ее приведи, а ты ее приведи!» — «Да боится, говорю, крику испугалась,
в куст спряталась, подите крикните, говорю, сами из кабинета».
Из пернатых
в этот день мы
видели сокола-сапсана. Он сидел на сухом дереве на берегу реки и, казалось, дремал, но вдруг завидел какую-то птицу и погнался за нею.
В другом месте две вороны преследовали сорокопута. Последний прятался от них
в кусты, но вороны облетели
куст с другой стороны, прыгали с ветки на ветку и старались всячески поймать маленького разбойника.
Вдруг радиус моего кругозора стал быстро сокращаться: навалился густой туман. Точно стеной, отделил он меня от остального мира. Теперь я мог
видеть только те предметы, которые находились
в непосредственной близости от меня. Из тумана навстречу мне поочередно выдвигались то лежащее на земле дерево, то
куст лозняка, пень, кочка или еще что-нибудь
в этом роде.
С тех пор все чаще и чаще приходилось слышать о каких-то людях, скрывающихся
в тайге. То
видели их самих, то находили биваки, лодки, спрятанные
в кустах, и т.д. Это становилось подозрительным. Если бы это были китайцы, мы усмотрели бы
в них хунхузов. Но, судя по следам, это были русские.
Он поднял ружье и стал целиться, но
в это время тигр перестал реветь и шагом пошел на увал
в кусты. Надо было воздержаться от выстрела, но Дерсу не сделал этого.
В тот момент, когда тигр был уже на вершине увала, Дерсу спустил курок. Тигр бросился
в заросли. После этого Дерсу продолжал свой путь. Дня через четыре ему случилось возвращаться той же дорогой. Проходя около увала, он
увидел на дереве трех ворон, из которых одна чистила нос о ветку.
Увидев в стороне
кусты, весь табун бросился туда.
Тогда я вернулся назад и пошел
в прежнем направлении. Через полчаса я
увидел огни бивака. Яркое пламя освещало землю,
кусты и стволы деревьев. Вокруг костров суетились люди. Вьючные лошади паслись на траве; около них разложены были дымокуры. При моем приближении собаки подняли лай и бросились навстречу, но, узнав меня, сконфузились и
в смущении вернулись обратно.
Путешествие по тайге всегда довольно однообразно. Сегодня — лес, завтра — лес, послезавтра — опять лес. Ручьи, которые приходится переходить вброд, заросшие
кустами, заваленные камнями, с чистой прозрачной водой, сухостой, валежник, покрытый мхом, папоротники удивительно похожи друг на друга. Вследствие того что деревья постоянно приходится
видеть близко перед собой, глаз утомляется и ищет простора. Чувствуется какая-то неловкость
в зрении, является непреодолимое желание смотреть вдаль.
В другом месте рыбой лакомились 2 кабана. Они отъедали у рыб только хвосты. Пройдя еще немного, я
увидел лисицу. Она выскочила из зарослей, схватила одну из рыбин, но из предосторожности не стала ее есть на месте, потащила
в кусты.
Когда медведь был от меня совсем близко, я выстрелил почти
в упор. Он опрокинулся, а я отбежал снова. Когда я оглянулся назад, то
увидел, что медведь катается по земле.
В это время с правой стороны я услышал еще шум. Инстинктивно я обернулся и замер на месте. Из
кустов показалась голова другого медведя, но сейчас же опять спряталась
в зарослях. Тихонько, стараясь не шуметь, я побежал влево и вышел на реку.
Я еще тройной свисток — и мне сразу откликнулись с двух разных сторон. Послышались торопливые шаги: бежал дворник из соседнего дома, а со стороны бульвара — городовой, должно быть, из будки… Я спрятался
в кусты, чтобы удостовериться,
увидят ли человека у решетки. Дворник бежал вдоль тротуара и прямо наткнулся на него и засвистал. Подбежал городовой… Оба наклонились к лежавшему. Я хотел выйти к ним, но опять почувствовал боль
в ноге: опять провалился ножик
в дырку!
Я просто
видел все, что описывал автор: и маленького пастуха
в поле, и домик ксендза среди
кустов сирени, и длинные коридоры
в школьном здании, где Фомка из Сандомира торопливо несет вычищенные сапога учителя, чтобы затем бежать
в класс, и взрослую уже девушку, застенчиво встречающую тоже взрослого и «ученого» Фому, бывшего своего ученика.
Весь наш двор и кухня были, конечно, полны рассказами об этом замечательном событии. Свидетелем и очевидцем его был один только будочник, живший у самой «фигуры». Он
видел, как с неба слетела огненная змея и села прямо на «фигуру», которая вспыхнула вся до последней дощечки. Потом раздался страшный треск, змея перепорхнула на старый пень, а «фигура» медленно склонилась
в зелень
кустов…
Я не знал, что такое «бырь», и прозвище не обижало меня, но было приятно отбиваться одному против многих, приятно
видеть, когда метко брошенный тобою камень заставляет врага бежать, прятаться
в кусты. Велись эти сражения беззлобно, кончались почти безобидно.
Мне сказывал крестьянин, что однажды он спал
в кустах и, проснувшись,
увидел, что недалеко от него дергун совокуплялся с дергунихой самым обыкновенным порядком, после чего самка, отряхнувшись, убежала, а самец, немного погодя, начал кричать.
Ловко также стрелять их
в лет, поднимающихся с небольших речек, по берегам которых ходят охотники, осторожно высматривая впереди, по изгибистым коленам реки, не плывут ли где-нибудь утки, потому что
в таком случае надобно спрятаться от них за
кусты или отдалиться от берега, чтоб они,
увидев человека, не поднялись слишком далеко, надобно забежать вперед и подождать пока они выплывут прямо на охотника; шумно, столбом поднимаются утки, если берега речки круты и они испуганы нечаянным появлением стрелка; легко и весело спускать их сверху вниз
в разных живописных положениях.
Нет сомнения, что лучше подъезжать
в одну лошадь; по мелкому лесу,
кустам и опушкам гораздо удобнее проезжать
в одиночку, да и тетерева менее боятся одной лошади, чем. двух или трех вместе, ибо они привыкли
видеть одноконные телеги и дровни, на которых крестьяне ездят запретами и сеном.
В лесу,
кустах,
в камыше, высокой траве и осоке охотник почти не
видит собаки, но здесь она вся на виду.
Вышибить из стаи одним или двумя выстрелами несколько штук только
в том случае, если местность позволит подкрасться из-за чего-нибудь к бродящей стае или если она налетит на охотника, который имел возможность притаиться
в кусту,
в рытвине,
в овражке,
в камыше или просто на земле, но для этого нужно, чтобы охотник знал заранее, когда прилетают кроншнепы и на каком любимом месте садятся, чтоб он дожидался их или
увидел по крайней мере издали летящую стаю.
Когда мне сказали об этом, я не хотел верить и один раз, полубольной, отправился сам
в болото и, подкравшись из-за
кустов,
видел своими глазами, как мои собаки приискивали дупелей и бекасов, выдерживали долгую стойку, поднимали птицу, не гоняясь за ней, и, когда бекас или дупель пересаживался, опять начинали искать… одним словом: производили охоту, как будто
в моем присутствии.
Они слышат пискотню молодых и покрякиванье маток, слышат шелест камыша, даже
видят, как колеблются его верхушки от множества пробирающихся
в тростнике утят, а нельзя поживиться добычей: «глаз
видит, да зуб неймет!» Хищные птицы не бросаются за добычей
в высокую траву или
кусты: вероятно, по инстинкту, боясь наткнуться на что-нибудь жесткое и острое или опасаясь помять правильные перья.
Не один раз случалось мне
видеть в осеннюю, теплую, печатную, как говорится, порошу весь снег по мелкому лесу и
кустам испещренный узорами вальдшнеповых следов; подобное тому бывает и весной при внезапных выпадениях снега, какие случаются иногда даже
в первых числах мая.
И горные ключи и низменные болотные родники бегут ручейками: иные текут скрытно, потаенно, углубясь
в землю, спрятавшись
в траве и
кустах; слышишь, бывало, журчанье, а воды не находишь; подойдешь вплоть, раздвинешь руками чащу кустарника или навес густой травы — пахнет
в разгоревшееся лицо свежею сыростью, и, наконец,
увидишь бегущую во мраке и прохладе струю чистой и холодной воды.
Тут Насягай был еще невелик, но когда, верст через десять, мы переехали его
в другой раз, то уже
увидели славную реку, очень быструю и глубокую, но все он был, по крайней мере, вдвое меньше Ика и урема его состояла из одних
кустов.
Я
видел в окошко, что сестрица гуляла с нянькой Агафьей по саду, между разросшимися, старыми, необыкновенной величины
кустами смородины и барбариса, каких я ни прежде, ни после не видывал; я заметил, как выпархивали из них птички с красно-желтыми хвостиками.
Раздвинув осторожно последний
куст смородины, Раиса Павловна
увидела такую картину:
в самом углу сада, у каменной небеленой стены, прямо на земле сидела Луша
в своем запачканном ситцевом платьице и стоптанных башмаках; перед ней на разложенных
в ряд кирпичах сидело несколько скверных кукол.
Тут. Я
увидел: у старухиных ног —
куст серебристо-горькой полыни (двор Древнего Дома — это тот же музей, он тщательно сохранен
в доисторическом виде), полынь протянула ветку на руку старухе, старуха поглаживает ветку, на коленях у ней — от солнца желтая полоса. И на один миг: я, солнце, старуха, полынь, желтые глаза — мы все одно, мы прочно связаны какими-то жилками, и по жилкам — одна общая, буйная, великолепная кровь…
Порой, спрятавшись
в кустах, я наблюдал за ним; я
видел, как он шагал по аллеям, все ускоряя походку, и глухо стонал от нестерпимой душевной муки.
Панталеоне, который успел уже затушеваться за
куст так, чтобы не
видеть вовсе офицера-обидчика, сперва ничего не понял изо всей речи г-на фон Рихтера — тем более что она была произнесена
в нос; но вдруг встрепенулся, проворно выступил вперед и, судорожно стуча руками
в грудь, хриплым голосом возопил на своем смешанном наречии: «A-la-la-la…
„Ну, — говорю, — а если бы двадцать?“ — „Ну, а с двадцатью, — говорит, — уж нечего делать — двадцать одолеют“ — и при сем рассказал, что однажды он, еще будучи
в училище, шел с своим родным братом домой и одновременно с проходившею партией солдат
увидели куст калины с немногими ветками сих никуда почти не годных ягод и устремились овладеть ими, и Ахилла с братом и солдаты человек до сорока, „и произошла, — говорит, — тут между нами великая свалка, и братца Финогешу убили“.
Это был тот, что подходил к
кустам, заглядывая на лежавшего лозищанина. Человек без языка
увидел его первый, поднявшись с земли от холода, от сырости, от тоски, которая гнала его с места. Он остановился перед Ним, как вкопанный, невольно перекрестился и быстро побежал по дорожке, с лицом, бледным, как полотно, с испуганными сумасшедшими глазами… Может быть, ему было жалко, а может быть, также он боялся попасть
в свидетели… Что он скажет, он, человек без языка, без паспорта, судьям этой проклятой стороны?..
Он
видел, как шесть конных кружились по рисовому полю и въехали
в кусты,
в которых он собирал дрова.
Всё чаще заходил он
в этот тихий уголок, закрытый
кустами бузины, боярышника и заросший лопухом, и, сидя там, вспоминал всё, что
видел на улицах города.
— Руку! Вы обольстили эту девицу и надуваете меня, предлагая ей руку; ибо я
видел вас вчера с ней ночью
в саду, под
кустами!
Высмотрев издали удобное место, [Удобными местами считаются омуточки, ямки, где вода завертывается и бежит тише и где форель выпрыгивает иногда на поверхность, ловя червячков, падающих с дерев, мошек и других насекомых.] надобно подкрадываться из-за
кустов и, пропустив сквозь них длинное прямое удилище, на конце которого навита коротенькая леса без наплавка с небольшим грузилом, крючком и насадкою красного навозного червяка, тихонько развить лесу и опустить
в воду; если рыба вас не
увидит, то она схватит
в ту же секунду, иногда едва допустит червяка погрузиться
в воду.