Неточные совпадения
Теперь дворец начальника
С балконом, с
башней, с лестницей,
Ковром богатым устланной,
Весь стал передо мной.
На окна поглядела я:
Завешаны. «В котором-то
Твоя опочиваленка?
Ты сладко ль спишь, желанный мой,
Какие
видишь сны?..»
Сторонкой, не по коврику,
Прокралась я в швейцарскую.
Казак мой был очень удивлен, когда, проснувшись,
увидел меня совсем одетого; я ему, однако ж, не сказал причины. Полюбовавшись несколько времени из окна на голубое небо, усеянное разорванными облачками, на дальний берег Крыма, который тянется лиловой полосой и кончается утесом, на вершине коего белеется маячная
башня, я отправился в крепость Фанагорию, чтоб узнать от коменданта о часе моего отъезда в Геленджик.
Он думал о благополучии дружеской жизни, о том, как бы хорошо было жить с другом на берегу какой-нибудь реки, потом чрез эту реку начал строиться у него мост, потом огромнейший дом с таким высоким бельведером, [Бельведер — буквально: прекрасный вид; здесь:
башня на здании.] что можно оттуда
видеть даже Москву и там пить вечером чай на открытом воздухе и рассуждать о каких-нибудь приятных предметах.
— Я глядел во все стороны, ожидая
увидеть грозные бастионы,
башни и вал; но ничего не видал, кроме деревушки, окруженной бревенчатым забором.
То
видишь точно целый город с обрушившимися от какого-нибудь страшного переворота
башнями, столбами и основаниями зданий, то толпы слонов, носорогов и других животных, которые дрались в общей свалке и вдруг окаменели.
Видишь: предположи, что нашелся хотя один из всех этих желающих одних только материальных и грязных благ — хоть один только такой, как мой старик инквизитор, который сам ел коренья в пустыне и бесновался, побеждая плоть свою, чтобы сделать себя свободным и совершенным, но однако же, всю жизнь свою любивший человечество и вдруг прозревший и увидавший, что невелико нравственное блаженство достигнуть совершенства воли с тем, чтобы в то же время убедиться, что миллионы остальных существ Божиих остались устроенными лишь в насмешку, что никогда не в силах они будут справиться со своею свободой, что из жалких бунтовщиков никогда не выйдет великанов для завершения
башни, что не для таких гусей великий идеалист мечтал о своей гармонии.
И вот, так же как это было утром, на эллинге, я опять
увидел, будто только вот сейчас первый раз в жизни,
увидел все: непреложные прямые улицы, брызжущее лучами стекло мостовых, божественные параллелепипеды прозрачных жилищ, квадратную гармонию серо-голубых шеренг. И так: будто не целые поколения, а я — именно я — победил старого Бога и старую жизнь, именно я создал все это, и я как
башня, я боюсь двинуть локтем, чтобы не посыпались осколки стен, куполов, машин…
В конце проспекта, на аккумуляторной
башне, колокол гулко бил 17. Личный час кончился. I-330 уходила вместе с тем S-образным мужским нумером. У него такое внушающее почтение и, теперь
вижу, как будто даже знакомое лицо. Где-нибудь встречал его — сейчас не вспомню.
Как весело провел свою ты младость!
Ты воевал под
башнями Казани,
Ты рать Литвы при Шуйском отражал,
Ты
видел двор и роскошь Иоанна!
Счастлив! а я от отроческих лет
По келиям скитаюсь, бедный инок!
Зачем и мне не тешиться в боях,
Не пировать за царскою трапезой?
Успел бы я, как ты, на старость лет
От суеты, от мира отложиться,
Произнести монашества обет
И в тихую обитель затвориться.
Я пошел. Отец уже сидел за столом и чертил план дачи с готическими окнами и с толстою
башней, похожею на пожарную каланчу, — нечто необыкновенно упрямое и бездарное. Я, войдя в кабинет, остановился так, что мне был виден этот чертеж. Я не знал, зачем я пришел к отцу, но помню, когда я
увидел его тощее лицо, красную шею, его тень на стене, то мне захотелось броситься к нему на шею и, как учила Аксинья, поклониться ему в ноги; но вид дачи с готическими окнами и с толстою
башней удержал меня.
Из-за горы
И нынче
видит пешеход
Столбы обрушенных ворот,
И
башни, и церковный свод...
Послушай: расскажу тебе
Я повесть о самом себе.
Давно, давно, когда Дунаю
Не угрожал еще москаль
(Вот
видишь: я припоминаю,
Алеко, старую печаль) —
Тогда боялись мы султана;
А правил Буджаком паша
С высоких
башен Аккермана —
Я молод был; моя душа
В то время радостно кипела,
И ни одна в кудрях моих
Еще сединка не белела;
Между красавиц молодых
Одна была… и долго ею,
Как солнцем, любовался я
И наконец назвал моею.
Сильный порыв ветра разносит наконец густую мглу, и все с ужасом
видят, что высокая
башня Ярославова, новое гордое здание народного богатства, пала с вечевым колоколом и дымится в своих развалинах…
С мола дали знак! Кто-то
видел корабль с
башни!
Отчаявшись, я не пыталась хотя бы осмотреться, чтобы понять, куда она несет меня, и опомнилась, когда очутилась на площадке
башни, той самой
башни, откуда
увидела подъезжавшую Люду.
Не без некоторого опасения скосила я глаза в сторону
башни, отыскивая взглядом амбразуру окна, того самого окна, в котором Николай
видел призрак старой княгини.
— Вчера ночью я
видел в окне
башни старую княгиню, да хранит Господь от этого призрака всякого христианина!
— Как же, только сейчас я
видела княжну на
башне! — явно теряя терпение, допытывалась Люда.
— Все сделает Керим, что надо, все сделает, — успокаивала меня Гуль-Гуль, — для этого надо только Гуль-Гуль показаться на зубцах стены, выходящей в горы. В горах
увидят, что надо что-то Гуль-Гуль, и придут узнать к ночи. Как завоет белая женщина свою песню на кровле, так и придут в
башню.
— Пусть не боится княжна! — успокоил он, очевидно, превратно истолковав охватившее меня радостное волнение, — пусть не боится. Не горные душманы грозят замку. Нет. Если бродят они кругом да около, так дикое завывание Мариам не подпустит их близко к замку. Нет, здесь другое. Совсем другое, княжна.
Видишь ту
башню, что на стене? — неожиданно обратился он ко мне.
— Княжна удивляется, как попал Керим в жилые помещения замка? — раздался у самого уха голос моего спутника, будто угадавшего мои мысли, и мне послышалось, что голос дрогнул от сдержанного смеха. — Подземный ход ведет из
башни, — тут же пояснил он чуть слышно, — в столовую замка ведет, сейчас его
увидишь, сию минуту.
Теперь я
видела какие-то странные строения — то ли замок, то ли
башню… и горы кругом.
— А где же Доуров? — поинтересовалась я. — Мне показалось, что я
видела его из окна
башни.
Оно тревожно внемлет грохоту, с которым снова строится Вавилонская
башня, а в ускоренном движении колесницы прогресса
видит симптом надвигающегося катаклизма, приближающегося конца.
— Приснилось? — пылко вырвалось у меня, — приснилось? Но если ты не веришь мне, спроси Юлико, он тоже
видел огоньки в
башне и следил за ними.
— Ты лжешь, Абрек! — выступила я снова. — Я
видела у тебя в
башне много драгоценных вещей, но ты все их передал тем двум душманам, и они отнесли все в горы.
Да, да, вор — Абрек! В этом не было сомнения. Он украл бриллианты бабушки. Я
видела драгоценные нити жемчуга и камней в
Башне смерти. Я присутствовала при его позорном торге. И быстро обняв плачущую Родам, я воскликнула...
— Я все знаю, — повторила я глухо, — слышишь ты это? Я была в
Башне смерти и
видела краденые вещи и слышала уговор увести одну из лошадей моего отца. Завтра же весь дом узнает обо всем. Это так же верно, как я ношу имя княжны Нины Джаваха…
У Кетчера я бывал не раз в его домике-особняке с садом, в одной из Мещанских, за Сухаревой
башней. Этот дом ему подарили на какую-то годовщину его друзья, главным образом, конечно, Кузьма Терентьевич Солдатенков, которого мне в те годы еще не удалось
видеть.
И вот, в одной из его прославленных драм"La Tour de Nesle"("Нельская
башня") мне еще привелось
видеть Мелэнга, тогда уже старого, в роли героя.
Она не
видела Подгорина, но, вероятно, чувствовала его близость, так как улыбалась и ее бледное лицо, освещенное луной, казалось счастливым. Черная тень от
башни, тянувшаяся по земле далеко в поле, неподвижная белая фигура с блаженной улыбкой на бледном лице, черная собака, тени обеих — и всё вместе точно сон…
Маленький принц гуляет с Матрешей в ближайшем Екатерининском сквере. Я сижу на своей «
башне», как мои коллеги называют мою квартиру, и в двадцатый раз перечитываю полученное поутру письмо рыцаря Трумвиля. Он приезжает через два месяца только. К дебюту моему он не успеет ни за что. Мое сердце невольно сжимается. Мне так хотелось, чтобы он
увидел свою Брундегильду в забавно-смешной роли глупой Глаши, он, мой милый рыцарь Трумвиль!
На вершине Кувшиновой сильнее бьется сердце русского: с нее
видишь сияние креста и темные
башни печорского монастыря, место истока Славянских Ключей, родины Ольги, Изборск, и синюю площадь озера псковского.
И такожде изволите
видеть, схимник этот, живущий уже двадцать лет во ангельском образе и житии, единым своим услаждением имеет ежедневно, перед восходом солнца и западом сицевого [Сицевый (сицевой) — таковой.], обретаться на площадке над трапезною, которая, как глаголет предание, была в древние времена обсервационного
башнею.
— Тс! Тише, — отвечал голос Гримма, — не шумите по двум причинам: во-первых, нас могут подслушать, а во-вторых, вы можете разбудить того удавленника, который завален вон тем камнем у красного колодца.
Видите, там что-то белеется. А дело наше приходит к концу. К вечеру, послезавтра, приготовьте рейтаров ваших у западной
башни, а до того расположите их в Черной лощине.
Донской монастырь, находящийся у Калужской заставы, при первом к нему приближении, когда сквозь ветви дерев
видишь только белеющие
башни и блестящие главы куполов, поражает своею красотою. Столетние деревья осеняют ограду и храм и составляют в окрестности небольшую рощу. Сколько исторических воспоминаний пробуждает в сердце истинно русского человека эта святая обитель.
— Тс! Тише, — отвечал голос Гримма, — не шумите по двум причинам: во-первых, нас могут подслушать, а во-вторых, вы можете разбудить того удавленника, который завален вон тем камнем у красного колодца.
Видите ли, что-то белеется. А дело наше приходит к концу. К вечеру, послезавтра, приготовьте рейтаров наших у западной
башни, а до того расположите их в Черной лощине.
Озадаченные такой неожиданной развязкою, нейшлотские сановники поспешно поднимались по узким каменным лестницам на высокую угольную
башню. В самом верхнем ярусе они остановились на площадке, едва переводя дух от усталости, и
увидели бодрого худощавого старика в огромной шляпе и сером чухонском балахоне, под которым виднелся мундир Преображенского полка с широкой георгиевской лентой через плечо.
Подъезжая к предместью святого Жиля, вы издали уже
видите ее высокие с
башнями стены и возвышающийся из их середины купол.
Ведь вы по приметам узнаете вперед погоду, как же вы не
видите, что с вами быть должно? Убегай от опасности, оберегай свою жизнь, сколько хочешь, и все-таки не Пилат убьет, так
башня задавит, а не Пилат и не
башня, то умрешь в постели в страданиях еще злейших.
Следя за рассказом о борьбе долга с любовью, Пьер
видел пред собою все малейшие подробности своей последней встречи с предметом своей любви у Сухаревой
башни.