Неточные совпадения
Дед стоял, выставив ногу вперед, как
мужик с рогатиной на картине «Медвежья охота»; когда бабушка подбегала к нему, он молча толкал ее локтем и ногою. Все четверо стояли, страшно приготовившись; над ними на стене горел фонарь, нехорошо, судорожно освещая их головы; я смотрел на всё это с лестницы чердака, и мне хотелось
увести бабушку вверх.
Обычные встречи: обоз без конца,
Толпа богомолок старушек,
Гремящая почта, фигура купца
На груде перин и подушек;
Казенная фура! с десяток подвод:
Навалены ружья и ранцы.
Солдатики! Жидкий, безусый народ,
Должно быть, еще новобранцы;
Сынков провожают отцы-мужики
Да матери, сестры и жены.
«
Уводят,
уводят сердечных в полки!» —
Доносятся горькие стоны…
Последнее появление Яши сопровождалось большой неприятностью. Забунтовала, к общему удивлению, безответная Анна. Она заметила, что Яша уже не в первый раз все о чем-то шептался с Прокопием, и заподозрила его в дурных замыслах: как раз сомустит смирного
мужика и
уведет за собой в лес. Долго ли до греха? И то весь народ точно белены объелся…
— Не надо! — раздался в толпе сильный голос — мать поняла, что это говорил
мужик с голубыми глазами. — Не допускай, ребята!
Уведут туда — забьют до смерти. Да на нас же потом скажут, — мы, дескать, убили! Не допускай!
Ивана Миронова вывели и стали допрашивать. Степан Пелагеюшкин, высокий, сутуловатый, длиннорукий
мужик, с орлиным носом и мрачным выражением лица, первый стал допрашивать. Степан был
мужик одинокий, отбывший воинскую повинность. Только что отошел от отца и стал справляться, как у него
увели лошадь. Проработав год в шахтах, Степан опять справил двух лошадей. Обеих
увели.
Ошеломлённый, замирая в страхе, Кожемякин долго не мог понять тихий шёпот татарина, нагнувшегося к нему, размахивая руками, и, наконец, понял: Галатская с Цветаевым поехали по уезду кормить голодных
мужиков, а полиция схватила их, арестовала и
увезла в город; потом, ночью, приехали жандармы, обыскали весь дом, спрашивали его, Шакира, и Фоку — где хозяин?
— Быка
увели, обокрали вот этого молодца, — возразил Федот Кузьмич, указывая головой на высокого, плечистого
мужика в синей чуйке, державшего Захара за ворот.
— Ох, не говори, мать! Не глядели бы глазыньки. Как лошадь у нас
увели, так все и пошло. Надо бы другую лошадку-то, а денег-то про нее и не припасено. Какие уж деньги: только бы сыты… Ну, выработка-то далеко от грохота, изволь-ко пески на тачке таскать. Мужики-то смаялись совсем, ну, а с маяты-то, што ли, и сбились. Чего заробят, то и пропьют.
— Эх ты! — воскликнул тот, ударив
мужика по плечу. — Прямой ты, брат, деревенщина, пра, деревенщина; борода у те выросла, а ума не вынесла; ну, статочно ли дело? Сам порассуди, кому тут
увести? Ведь здесь дворник есть, ворота на ночь запирают; здесь не деревня, как ты думаешь. Знамо дело, долго ли до греха, коли не смотреть, на то, вишь, и двор держат, а ты думаешь, для чего?..
Поговаривали даже, будто в соседнем селе Орешкове
мужик Дормидон, идучи по лесу, наткнулся на двух бродяг, которые наказывали ему передать их старосте, чтоб берег лошадей, не то
уведут, и что, несмотря на все принятые предосторожности, лошадей все-таки
увели в первую ночную сторожку.
— Мне все думается, не прилучилось бы с ним беды какой… поехал он с деньгами… долго ли до греха… так индо сердце не на месте… Слыхал ты,
мужики вечор рассказывали, здесь и вчастую бывает неладно… один из Ростова, помнишь, такой дюжий, говорил, вишь, из постоялого двора, да еще в ярманку, вот где мы были-то, у мужичка
увели лошадь.
Мужиков уводят среди общего ропота. Подходит купец в разговоре со вторым сыщиком.
Девку опять за занавеску
уводят: горе горевать, свой девичий век обвывать, а батька с маткой сядут за стол дочку пропивать, и пьянство тут, государь мой милостивый, у нас, дураков-мужиков, бывает шибкое; все, значит, от жениха идет; только, сердечный, повертывайся, не жалей денежек, приезжай, значит, припасенный.
— Какое, друг сердечный, одинокий! — возразил Сергеич: — Родом-то, видно, из кустовой ржи. Было в избе всякого колосья — и
мужиков и девья: пятерых дочек одних возвел, да чужой человек пенья копать
увел, в замужества, значит, роздал — да! Двух было сыновьев возрастил, да и тем что-то мало себе угодил. За грехи наши, видно, бог нас наказывает. Иов праведный был, да и на того бог посылал испытанье; а нам, окаянным, еще мало, что по ребрам попало — да!
«Ах, барин, барин! Вижу я, понять
Не хочешь ты тоски моей сердечной!..
Прощай, — тебя мне больше не видать,
Зато уж помнить буду вечно, вечно…
Виновны оба, мне ж должно страдать.
Но, так и быть, целуй меня в грудь, в очи, —
Целуй, где хочешь, для последней ночи!..
Чем свет меня в кибитке
увезутНа дальний хутор, где Маврушу ждут
Страданья и
мужик с косматой бородою…
А ты? — вздохнешь и слюбишься с другою...
Мужик побежал догонять козу и попросил вора подержать осла. Второй вор
увел осла.
— Взять его! — мигнул поручик жандармам, — и
мужика вытащили из кучки и
увели в калитку стоялого двора.
Затем он опять рассказал, какая у него осталась дома красивая и умная жена, потом, взявшись обеими руками за голову, он заплакал и стал уверять Семена, что он ни в чем не виноват и терпит напраслину. Его два брата и дядя
увели у
мужика лошадей и избили старика до полусмерти, а общество рассудило не по совести и составило приговор, по которому пошли в Сибирь все три брата, а дядя, богатый человек, остался дома.
Обозы
мужиков приезжали в Москву с тем, чтоб
увозить по деревням всё, чтó было брошено по разоренным московским домам и улицам.
Через неделю уже
мужики, приезжавшие с пустыми подводами, для того чтоб
увозить вещи, были останавливаемы начальством и принуждены к тому, чтобы вывозить мертвые тела из города.
В первую минуту я не узнал его, но как только он заговорил, я тотчас же вспомнил работящего, хорошего
мужика, который, как часто бывает, как бы на подбор, подпадал под одно несчастье после другого: то лошадей двух
увели, то сгорел, то жена померла. Не узнал я его в первую минуту потому, что, давно не видав его, помнил Прокофия красно-рыжим и среднего роста человеком, теперь же он был не рыжий, а седой и совсем маленький.