Неточные совпадения
Не для того я
убил, чтобы, получив средства и власть, сделаться благодетелем
человечества.
— А коль так-с, то неужели вы бы сами решились, — ну там, ввиду житейских каких-нибудь неудач и стеснений или для споспешествования как-нибудь всему
человечеству, — перешагнуть через препятствие-то?.. Ну, например,
убить и ограбить?..
Убей ее и возьми ее деньги, с тем чтобы с их помощию посвятить потом себя на служение всему
человечеству и общему делу: как ты думаешь, не загладится ли одно крошечное преступленьице тысячами добрых дел?
И действительно так, действительно только в этом и весь секрет, но разве это не страдание, хотя бы для такого, как он, человека, который всю жизнь свою
убил на подвиг в пустыне и не излечился от любви к
человечеству?
И этот ум остается без пользы для общества, оно отвергает его, оно подавляет его, оно задушает его, а история
человечества пошла бы в десять раз быстрее, если бы этот ум не был опровергаем и
убиваем, а действовал бы.
И нельзя доказать ни того, как это утверждают защитники государства, что уничтожение государства повлечет за собой общественный хаос, взаимные грабежи, убийства и уничтожение всех общественных учреждений и возвращение
человечества к варварству; ни того, как это утверждают противники государства, что люди уже стали настолько разумны и добры, что не грабят и не
убивают друг друга, предпочитают мирное общение вражде, что сами без помощи государства учредят всё то, что им будет нужно, а что поэтому государство не только не содействует всему этому, а, напротив, под видом ограждения людей производит на них вредное и ожесточающее влияние.
Строятся крепости, арсеналы и корабли, производят беспрестанно оружия, которые в самое короткое время заменяются другими, потому что наука, которая должна бы была быть направлена всегда на благо
человечества, содействует, к сожалению, делу разрушения, придумывает новые и новые средства
убивать большие количества людей в наиболее короткое время.
Не
убил бы я Алексея и в том случае, если бы критика была права и он действительно был бы таким крупным литературным дарованием. В жизни так много темного, и она так нуждается в освещающих ее путь талантах, что каждый из них нужно беречь, как драгоценнейший алмаз, как то, что оправдывает в
человечестве существование тысяч негодяев и пошляков. Но Алексей не был талантом.
— Отойдите от нас, не искушайте; деятельность ваша вредна: проповедь ваша клонится к низвержению всех тех благ, которые завоевало себе
человечество кровью и пóтом всех прежних поколений. Всё погибнет, если уничтожится власть запирать и
убивать тех, кого мы считаем преступниками.
Отчего не
убить старушонку-процентщицу — так себе, «для себя», чтоб только испытать страшную радость свободы? Какая разница между жертвою жизнью в пользу
человечества и какою-нибудь сладострастною, зверскою шуткою? Отчего невозможно для одного и того же человека изнасиловать малолетнюю племянницу г-жи Ресслих и все силы свои положить на хлопоты о детях Мармеладовой? Для чего какая-то черта между добром и злом, между идеалом Мадонны и идеалом содомским?
Чтобы доказать себе, что он «смеет», Раскольников
убивает старуху процентщицу. «Я не человека
убил, я принцип
убил… Не для того я
убил, чтобы, получив средства и власть, сделаться благодетелем
человечества. Вздор! Я просто
убил; для себя
убил, для себя одного… Мне надо было узнать тогда, и поскорей узнать, вошь ли я, как все, или человек? Смогу ли я переступить или не смогу? Осмелюсь ли нагнуться и взять или нет? Тварь ли я дрожащая, или право имею?»
Может ли необыкновенный человек, призванный послужить
человечеству,
убить самое ничтожное и самое безобразное человеческое существо, отвратительную старушонку-процентщицу, которая ничего, кроме зла, не причиняет людям, для того чтобы этим открыть себе путь в будущем к облагодетельствованию
человечества.
Подумаешь, что
человечество забыло законы своего Божественного Спасителя, учившего нас любви и прощению обид, и что оно полагает главное достоинство свое в искусстве
убивать друг друга.
Такое товарищество
убивает в корне братство людей, не только высшее единство христианского
человечества, но и среднее единство цивилизованного
человечества.