Неточные совпадения
Середь Кремля митрополит Филарет благодарил
бога за
убийства.
Заклав индейцев единовременно, злобствующие европейцы, проповедники миролюбия во имя
бога истины, учители кротости и человеколюбия, к корени яростного
убийства завоевателей прививают хладнокровное
убийство порабощения приобретением невольников куплею.
Это — то самое божественное правосудие, о каком мечтали каменнодомовые люди, освещенные розовыми наивными лучами утра истории: их «
Бог» — хулу на Святую Церковь — карал так же, как
убийство.
Тебя уверяют, что для того, чтобы не нарушился вчера устроенный несколькими людьми в известном уголке мира постоянно изменяющийся порядок, ты должен совершать поступки истязаний, мучений,
убийств отдельных людей, нарушающие вечный, установленный
богом или разумом неизменный порядок мира. Разве может это быть?
На высшей ступени — цари, президенты, министры, палаты предписывают эти истязания, и
убийства, и вербовку в солдаты и вполне уверены в том, что так как они или от
бога поставлены на свое место, или то общество, которым они управляют, требует от них того самого, что они предписывают, то они и не могут быть виноваты.
«И пойдут они до такой степени обманутые, что будут верить, что резня,
убийство людей есть обязанность, и будут просить
бога, чтобы он благословил их кровожадные желания. И пойдут, топча поля, которые сами они засевали, сжигая города, которые они сами строили, пойдут с криками восторга, с радостью, с праздничной музыкой. А сыновья будут воздвигать памятники тем, которые лучше всех других убивали их отцов.
Все знают, что если грех
убийства — грех, то он грех всегда, независимо от тех людей, над которыми он совершается, как грех прелюбодеяния, воровства и всякий другой, но вместе с тем люди с детства, смолоду видят, что
убийство не только признается, но благословляется всеми теми, которых они привыкли почитать своими духовными, от
бога поставленными руководителями, видят, что светские руководители их с спокойной уверенностью учреждают
убийства, носят на себе, гордясь ими, орудия
убийства и от всех требуют, во имя закона гражданского и даже божеского, участия в
убийстве.
Ведь хорошо было еврею, греку, римлянину не только отстаивать независимость своего народа
убийством, но и
убийством же подчинять себе другие народы, когда он твердо верил тому, что его народ один настоящий, хороший, добрый, любимый
богом народ, а все остальные — филистимляне, варвары.
— Дяденька!
бога ради! Вот мы до чего досиделись! Тут может
убийство выйти! А дома теперь маменька и тетенька ждут… Что они думают!.. Как беспокоятся!
—
Убийство, батюшка! Опять
убийство… Да еще какое! С явными признаками деятельности известной вам шайки. У меня тут нити. Если не ошибаюсь, тут несколько таких хвостиков прищемить можно… Ах, ради
бога, поскорее!..
Кто бы ни сделал насилие и для чего бы оно ни было сделано, всё равно — насилие зло, такое же зло, как зло
убийства, блуда, — всё равно, для чего бы оно ни было сделано, и кто бы ни сделал его, и один ли человек или миллионы людей; зло всё зло, потому что перед
богом люди равны.
Человек, верующий в бога-Христа, паки грядущего со славою судить и казнить живых и мертвых, не может верить в Христа, повелевающего подставлять щеку обидчику, не судить, прощать и любить врагов; человек, верующий в боговдохновенность ветхого завета и святость Давида, завещающего на смертном одре
убийство старика, оскорбившего его и которого он сам не мог убить, так как был связан клятвой (3-я кн.
Никакие условия не могут сделать того, чтобы
убийство перестало быть самым грубым и явным нарушением закона
бога, выраженного и во всех религиозных учениях и в совести людей. А между тем при всяком государственном устройстве
убийство — и в виде казни и на войне — считается законным делом.
Хорошо было еврею, греку, римлянину не только отстаивать независимость своего народа
убийством, но и
убийством же подчинять себе другие народы, когда он твердо верил тому, что его народ один настоящий, хороший, добрый, любимый
богом народ, а все остальные — филистимляне, варвары.
Не может христианин признавать такого сановника и участвовать в его выборе, не может, присягая именем
бога, обязываться делать дела
убийства и насилия.
«Мой дорогой брат! Мы всё знаем…Тайное
убийство, которое ты совершил, чтобы сгладить с лица земли следы преступления, опозорившего наше имя, противно
богу…Мы требовали только покаяния, но она, твоя жена, могла бы жить. Смерть ее не нужна. Нужно было только ее удаление. Но не отчаивайся. Мы молимся за тебя, и, поверь, наши молитвы не напрасны. Молись и ты.
Люди, признававшие себя членами непогрешимой церкви, считали, что позволить ложным толкователям учения развращать людей есть преступление и что поэтому
убийство таких людей есть угодное
богу дело.
— Вот то-то и оно, что наслышан всяк на Руси о тебе, рыжий пес, да небось, легонько тебя поучу я, чтобы не залезала ворона в высокие хоромы; не оскверню я рук своих
убийством гада смердящего, авось царя-батюшку просветит Господь
Бог и придумает он тебе казнь лютую по делам твоим душегубственным…