Неточные совпадения
— Вот он! — сказал Левин, указывая на Ласку, которая, подняв одно ухо и высоко махая кончиком пушистого хвоста, тихим шагом, как бы желая продлить
удовольствие и как бы улыбаясь, подносила убитую птицу к хозяину. — Ну, я рад, что тебе удалось, — сказал Левин, вместе
с тем уже испытывая чувство зависти, что не ему удалось
убить этого вальдшнепа.
Но дня два спустя он
с удовольствием известил меня, что в ту самую ночь, когда мы
с Филофеем ездили в Тулу, — и на той же самой дороге — какого-то купца ограбили и
убили.
Во-вторых, в охотах, о которых я сейчас говорил, охотник не главное действующее лицо, успех зависит от резвости и жадности собак или хищных птиц; в ружейной охоте успех зависит от искусства и неутомимости стрелка, а всякий знает, как приятно быть обязанным самому себе, как это увеличивает
удовольствие охоты; без уменья стрелять — и
с хорошим ружьем ничего не
убьешь; даже сказать, что чем лучше, кучнее бьет ружье, тем хуже, тем больше будет промахов.
Если и поднимешь нечаянно, то редко
убьешь, потому что не ожидаешь;
с доброю собакой, напротив, охотник не только знает, что вот тут, около него, скрывается дичь, но знает, какая именно дичь; поиск собаки бывает так выразителен и ясен, что она точно говорит
с охотником; а в ее страстной горячности, когда она добирается до птицы, и в мертвой стойке над нею — столько картинности и красоты, что все это вместе составляет одно из главных
удовольствий ружейной охоты.
Эта жадность возмутила Мосея до глубины души, и он
с удовольствием порешил бы и солдата вместе
с вероотступником Кириллом. Два сапога — пара… И Макар тоже хорош: этакое дело сделали, а он за бабенкой увязался! Непременно и ее
убить надо, а то еще объявит после. Все эти мысли пронеслись в голове Мосея
с быстротой молнии, точно там бушевала такая же метель, как и на Чистом болоте.
— Я уж, право, не знаю, господа, как быть
с вами, — вертелся Прейн, как береста на огне. — Пожалуй, медведя мы можем
убить и без Евгения Константиныча… Да?.. А вы, Сарматов, не унывайте: спектакль все-таки не пропадет. Все, вероятно,
с удовольствием посмотрят на ваши успехи…
А те —
убивают тысячами спокойно, без жалости, без содрогания сердца,
с удовольствием убивают!
— Ха-ха-ха! Вот, бог меня
убей, шельма какая у нас этот Николавра! — взвыл вдруг от
удовольствия дьякон Ахилла и, хлопнув себя ладонями по бедрам, добавил: — Глядите на него — маленький, а между тем он, клопштос,
с царем разговаривал.
—
Удовольствие небольшое. Я Позднышев, тот,
с которым случился тот критический эпизод, на который вы намекаете, тот эпизод, что он жену
убил, — сказал он, оглядывая быстро каждого из нас.
— Но как же я имею
удовольствие с вами беседовать, если вас вчера
убили?
— Ха-ха-ха! Вот, бог меня
убей, шельма какая у нас этот Николавра! — взвыл вдруг от
удовольствия дьякон Ахилла и, хлопнув себя ладонями по бедрам, добавил: — Глядите на него, а он, клопштос,
с царем разговаривал!
Некоторые из этих волокит влюбились не на шутку и требовали ее руки: но ей хотелось попробовать лестную роль непреклонной… и к тому же они все были прескушные: им отказали… один
с отчаяния долго был болен, другие скоро утешились… между тем время шло: она сделалась опытной и бойкой девою: смотрела на всех в лорнет, обращалась очень смело, не краснела от двусмысленной речи или взора — и вокруг нее стали увиваться розовые юноши, пробующие свои силы в словесной перестрелке и посвящавшие ей первые свои опыты страстного красноречия, — увы, на этих было еще меньше надежды, чем на всех прежних; она
с досадою и вместе тайным
удовольствием убивала их надежды, останавливала едкой насмешкой разливы красноречия — и вскоре они уверились, что она непобедимая и чудная женщина; вздыхающий рой разлетелся в разные стороны… и наконец для Лизаветы Николавны наступил период самый мучительный и опасный сердцу отцветающей женщины…
Но судьи поверят вам и дадут мне то, чего я хочу: каторгу. Прошу вас не придавать ложного толкования моим намерениям. Я не раскаиваюсь, что
убил Савелова, я не ищу в каре искупления грехов, и если для доказательства, что я здоров, вам понадобится, чтобы я кого-нибудь
убил с целью грабежа, — я
с удовольствием убью и ограблю. Но в каторге я ищу другого, чего, я не знаю еще и сам.
Я не скажу, чтобы я не хотел иметь случай
убить японского офицера, или генерала, я это сделал бы
с удовольствием, исполняя этим свой долг солдата…
Этим, влюбленный в свою ученицу, хитрый старик
убил, как говорится, двух зайцев: устранил ученицу, мешавшую общему ходу учебного дела,
с которой он не мог поступать
с обычною ему строгостью, и доставил себе, кроме хорошо оплачиваемого частного урока,
удовольствие приятных tete-a-tete'ов.