Неточные совпадения
Если меня убьют или прольют мою кровь, неужели она перешагнет через наш барьер, а может быть, через мой
труп и пойдет с сыном моего убийцы к венцу, как дочь того
царя (помнишь, у нас была книжка, по которой ты учился читать), которая переехала через
труп своего отца в колеснице?
— Все, конечно, так! — прервал Истома, — не что иное, как безжизненный
труп, добыча хищных вранов и плотоядных зверей!.. Правда, королевич Владислав молоденек, и не ему бы править таким обширным государством, каково царство Русское; но зато наставник-то у него хорош: премудрый король Сигизмунд, верно, не оставит его своими советами. Конечно, лучше бы было, если б мы все вразумились, что честнее повиноваться опытному мужу, как бы он ни назывался:
царем ли русским или польским королем, чем незрелому юноше…
Так, государь, отец наш. Мы твои
Усердные, гонимые холопья.
Мы из Москвы, опальные, бежали
К тебе, наш
царь, — и за тебя готовы
Главами лечь, да будут наши
трупыНа царский трон ступенями тебе.
— Вот лежит твой отец, собаки могут растерзать его
труп… Что нам делать? Почтить ли память
царя и осквернить субботу или соблюсти субботу, но оставить
труп твоего отца на съедение собакам?
— Я исполнил все, что ты приказал,
царь, — сказал этот человек. — Я поставил
труп старика у дерева и дал каждому из братьев их луки и стрелы. Старший стрелял первым. На расстоянии ста двадцати локтей он попал как раз в то место, где бьется у живого человека сердце.
— Младший… Прости меня,
царь, я не мог настоять на том, чтобы твое повеление было исполнено в точности… Младший натянул тетиву и положил уже на нее стрелу, но вдруг опустил лук к ногам, повернулся и сказал, заплакав: «Нет, я не могу сделать этого… Не буду стрелять в
труп моего отца».
«Антигона» Софокла.
Царь Креонт запретил под страхом казни хоронить
труп Полиника. Антигона, сестра Полиника, — «святая преступница», — тем не менее хоронит тело брата. Ее схватывают и приводят к
царю. Хор замечает...
Перед глазами еще тень беспокойно-страстного Царя-Голода, с глазами, горящими огнем кровавого бунта, смутное движение
трупов на мертвом поле, зловещие шепоты: «Мы еще придем!
Казенно-слащавые фразы о вере,
царе и отечестве, о чести родины, бахвальство без меры и без оглядки — вот что должно было питать дух участников титанической борьбы, где от канонады в потрясенном насквозь воздухе сгущались грозы, и целые равнины устилались кровавыми коврами
трупов, Мне не раз еще придется цитировать эту поистине замечательную газетку.
— Вот
трупы моих злодеев! Вы служили им; но из милосердия дарую вам жизнь, — сказал
царь призванным боярыням и служанкам княгини Евдокии.
Перед ним лежит почти бездыханный
труп безумно любимой им девушки, впереди грозный суд
царя и лезвие катского топора уже почти касается его шеи. Он чувствовал холодное прикосновение железа, но он не своей головы жалеет…
Время этой молитвы
царя и игумена об упокоении души новопреставленного боярина Владимира как раз совпало с временем загадочного похищения с виселицы на лобном месте одного из
трупов казненных в день 16 января 1569 года.
Это продолжалось шесть недель.
Царь Кучум и самые отдаленные князья остяцкие съехались туда наслаждаться местью. К их удивлению, хищные птицы стаями летали над
трупом, но не смели его коснуться.
Неистовые, рассвирепевшие опричники, получив от своего не менее неистового начальника страшное приказание, освященное именем
царя, бросились на безоружные толпы народа и начали убивать, не разбирая ни пола, ни возраста; сотни живых людей утонули в реке, брошенные туда извергами, с привязанными на шею камнями или обезображенными
трупами своих же сограждан.
Спутник опять прикоснулся к голове
царя, опять он потерял сознание и когда очнулся, то увидал себя в небольшой комнате — это был пост, — где на полу лежал
труп человека с седеющей редкой бородой, горбатым носом и очень выпуклыми, закрытыми веками глазами, руки у него были раскинуты, ноги босые, с толстым, грязным большим пальцем, ступни под прямым углом торчали кверху.