— Да ведь я вас спрашиваю: вы были бы удобный муж? Ах, милый Потапыч, когда-нибудь… вы, конечно, тоже женитесь… Это очень
трудная вещь, милый Потапыч, жениться. И главное, не считайте, что все дело в том, чтобы вас обвели вокруг аналоя… Да, да… Конечно, вы это знаете?.. И не придаете никакого значения пустому обряду?.. Ничего вы не знаете, милый Потапыч… Людям часто кажется, что они знают то, чего они совсем не знают… Ни себя, ни других, ни значения того или другого обряда…
Ко всему этому для меня было большой находкой, что Истомин, часто, и не заходя ко мне из-за своей стены, рассеивал налегавшую на меня тоску одиночества музыкою, которую он очень любил и в которой знал толк, хотя никогда ею не занимался путем, а играл на своем маленьком звучном пианино так, сам для себя, и сам для себя пел очень недурно, даже довольно
трудные вещи.
Неточные совпадения
Вы вывели вашего мужа из ничтожества, приобрели себе обеспечение на старость лет, — это
вещи хорошие, и для вас были
вещами очень
трудными.
Но чистейший вздор, что идиллия недоступна: она не только хорошая
вещь почти для всех людей, но и возможная, очень возможная; ничего
трудного не было бы устроить ее, но только не для одного человека, или не для десяти человек, а для всех.
В эти
трудные минуты судьба церкви зависит не от внешних
вещей, не от принудительных охранений, не от государственных вмешательств, не от политических переворотов, не от общественных реформ, а от напряженного мистического чувства церкви верных, от мистической свободы прежде всего.
— Милый князь, — как-то опасливо подхватил поскорее князь Щ., переглянувшись кое с кем из присутствовавших, — рай на земле нелегко достается; а вы все-таки несколько на рай рассчитываете; рай —
вещь трудная, князь, гораздо
труднее, чем кажется вашему прекрасному сердцу. Перестанемте лучше, а то мы все опять, пожалуй, сконфузимся, и тогда…
Матери трудно было мириться с неряшливостью Софьи, которая повсюду разбрасывала свои
вещи, окурки, пепел, и еще
труднее с ее размашистыми речами, — все это слишком кололо глаза рядом со спокойной уверенностью Николая, с неизменной, мягкой серьезностью его слов.
А тот классический триумвират педагогов, которые, по призыву родителей, являются воспринять на свое попечение юный ум, открыть ему всех
вещей действа и причины, расторгнуть завесу прошедшего и показать, что под нами, над нами, что в самих нас —
трудная обязанность!
— Обвиняют меня в ужасной
вещи, в гадкой… Вы знаете, я занимался у Хмурина делами — главным образом в том смысле, что в
трудных случаях, когда его собственной башки не хватало, помогал ему советами. Раз он мне поручил продать на бирже несколько векселей с его бланковыми надписями, которые потом оказались фальшивыми; спрашивается, мог я знать, что они фальшивые?
Нам понравилось загребать жар чужими руками, нам показалось, что это в порядке
вещей, чтоб Европа кровью и по́том вырабатывала каждую истину и открытие: ей все мучения тяжелой беременности,
трудных родов, изнурительного кормления грудью — а дитя нам.
Поиски за старинными
вещами, необходимые для старинщика, были для него делом не столь
трудным, как другому.
После «Отче наш» опять кашель, сморканье и перелистыванье нот. Предстоит исполнить самое
трудное: концерт. Алексей Алексеич изучает две
вещи: «Кто бог велий» и «Всемирную славу». Что лучше выучат, то и будут петь при графе. Во время концерта регент входит в азарт. Выражение доброты то и дело сменяется испугом. Он машет руками, шевелит пальцами, дергает плечами…
Несмотря на свое горе, или может быть именно вследствие своего горя, она на себя взяла все
трудные заботы распоряжений об уборке и укладке
вещей, и целые дни была занята.