Глотая рюмку за рюмкой водку, холодную до того, что от нее ныли зубы, закусывая
толстыми ломтями лука, положенного на тоненькие листочки ветчины, Лютов спрашивал...
Кипяток в семь часов разливали по стаканам без блюдечек, ставили стаканы на каток, а рядом — огромный медный чайник с заваренным для колера цикорием. Кухарка (в мастерских ее звали «хозяйка») подавала по куску пиленого сахара на человека и нарезанный
толстыми ломтями черный хлеб. Посуду убирали мальчики. За обедом тоже служили мальчики. И так было во всей Москве — и в больших мастерских, и у «грызиков».
На сундуке лежит цельный хлеб, накроенный
толстыми ломтями во всю длину, пяток луковиц, кусок свиного сала и крупная серая соль в чистой тряпке.
Неточные совпадения
Он вспомнил Ильин день: устриц, ананасы, дупелей; а теперь видел
толстую скатерть, судки для уксуса и масла без пробок, заткнутые бумажками; на тарелках лежало по большому черному
ломтю хлеба, вилки с изломанными черенками.
Отрезав тонкий
ломоть хлеба и
толстый мяса, едок аккуратно складывает их вместе, обеими руками подносит ко рту, — губы его дрожат, он облизывает их длинным собачьим языком, видны мелкие острые зубы, — и собачьей ухваткой наклоняет морду над мясом.
Вместо обещанного медведя Егорушка увидел большую, очень
толстую еврейку с распущенными волосами и в красном фланелевом платье с черными крапинками; она тяжело поворачивалась в узком проходе между постелью и комодом и издавала протяжные, стонущие вздохи, точно у нее болели зубы. Увидев Егорушку, она сделала плачущее лицо, протяжно вздохнула и, прежде чем он успел оглядеться, поднесла к его рту
ломоть хлеба, вымазанный медом.
Там пили «горилку», но не здешнюю, а какую-то особенную, привезенную «видтыля»; ели
ломтями розовое свиное мясо; ели
толстые, огромные колбасы, которые были так велики, что их надо было укладывать на тарелке спиралью в десять или пятнадцать оборотов.
Подплыв к крайней барже смолокуровского каравана, видят матери, у борта стоит и уплетает один за другим
толстые арбузные
ломти долговязый, незнакомый им человек.
Ширяев вдруг вскочил и изо всей силы швырнул на середину стола свой
толстый бумажник, так что сшиб с тарелки
ломоть хлеба. На лице его вспыхнуло отвратительное выражение гнева, обиды, жадности — всего этого вместе.