Наконец
толпы бойцов стали редеть, голоса утомляться. Но еще трудно было решить, чья сторона взяла. Вдруг с берегов пруда поднялись единодушные крики: «Мамон! Симской-Хабар!» И толпы, как бы обвороженные, опустили руки и раздвинулись. Воцарилось глубокое, мертвое молчание.
Неточные совпадения
Никто, однако ж, не решался «выходить»; из говора
толпы можно было узнать, что Федька уложил уже лоском целый десяток противников; кого угодил под «сусалы» либо под «микитки», кого под «хряшки в бока», кому «из носу клюквенный квас пустил» [Термины кулачных
бойцов. (Прим. автора.)] — смел был добре на руку. Никто не решался подступиться. Присутствующие начинали уже переглядываться, как вдруг за
толпой, окружавшей
бойца, раздались неожиданно пронзительные женские крики...
Мало того: к нему постоянно присоединяются новые
бойцы, и даже те, которые молчали до сих пор и прятались в
толпе беспечных зрителей, — и те, смотря на него и «вящшим жаром возгоря», отважно ринулись на поле бескровной битвы со всемогущим оружием слова.
Бывало, мерный звук твоих могучих слов
Воспламенял
бойца для битвы;
Он нужен был
толпе, как чаша для пиров,
Как фимиам в часы молитвы.
Вдруг
толпа раздалась в обе стороны —
И выходит Степан Парамонович,
Молодой купец, удалой
боец,
По прозванию Калашников,
Поклонился прежде царю грозному,
После белому Кремлю да святым церквам,
А потом всему народу русскому.
Горят очи его соколиные,
На опричника смотрят пристально.
Супротив него он становится,
Боевые рукавицы натягивает,
Могутные плечи распрямливает
Да кудряву бороду поглаживает.