Неточные совпадения
— И своей фальшивой и привозные. Как-то наезжал ко мне по зиме один такой-то хахаль, предлагал купить по триста рублей тысячу. «У вас, говорит,
уйдут в степь за настоящие»… Ну, я его, конечно, прогнал. Ступай, говорю, к степнякам, а мы этим самым
товаром не торгуем… Есть, конечно, и из мучников всякие. А только деньги дело наживное: как пришли так и
ушли. Чего же это мы с тобой в сухую-то тары-бары разводим? Пьешь чай-то?
Ушел В.А. Гольцев,
ушли с ним его друзья, главные сотрудники, но либеральный дух, поддерживаемый Н.П. Ланиным, как ходовой
товар, остался, только яркость и серьезность пропали, и газета стала по отношению к прежней, «гольцевской», как «ланинское» шампанское к настоящему редереру.
Хорошо бы
уйти на корму — там, среди ящиков
товара, собираются матросы, кочегары, обыгрывают пассажиров в карты, поют песни, рассказывают интересные истории.
— Мало ли чего прежде-то было, мамынька… Дураками мы жили, вот что! Надо за ум взяться… Ты вот за снохами-то присматривай:
товару в лавке много, пожалуй, между рук не
ушел бы!
Эти разговоры в переводе обозначали: денег нужно, милейший Гордей Евстратыч. Но Гордей Евстратыч уперся как бык, потому что от его капитала осталось всего тысяч десять наличными да лавка с панским
товаром, — остальное все в несколько месяцев
ушло на кабаки, точно это было какое-то чудовище, пожиравшее брагинские деньги с ненасытной прожорливостью.
Пока все это только шутки, но порой за ними уже видится злобно оскаленное мертвецкое лицо; и одному в деревню, пожалуй, лучше не показываться: пошел Жучок один, а его избили, придрались, будто он клеть взломать хотел. Насилу
ушел коротким шагом бродяга. И лавочник, все тот же Идол Иваныч, шайке Соловья отпускает
товар даже в кредит, чуть ли не по книжке, а Жегулеву каждый раз грозит доносом и, кажется, доносит.
На нас никто не обращал внимания. Тогда я сунул ему пол-арбуза и кусок пшеничного хлеба. Он схватил всё это и исчез, присев за груду
товара. Иногда оттуда высовывалась его голова в шляпе, сдвинутой на затылок, открывавшей смуглый, потный лоб. Его лицо блестело от широкой улыбки, и он почему-то подмигивал мне, ни на секунду не переставая жевать. Я сделал ему знак подождать меня,
ушёл купить мяса, купил, принёс, отдал ему и стал около ящиков так, что совершенно скрыл франта от посторонних взглядов.
Когда портнихи кончили, то Цыбукин заплатил им не деньгами, а
товаром из своей лавки, и они
ушли от него грустные, держа в руках узелки со стеариновыми свечами и сардинами, которые были им совсем не нужны, и, выйдя из села в поле, сели на бугорок и стали плакать.
Епишкин.
Товар ли, не
товар ли, как хочешь ее поворачивай, все дрянь. (
Уходит в лавку, Фетинья за ним).
Кисельников. Нет, Погуляев, бери их, береги их; Бог тебя не оставит; а нас гони, гони! Мы вам не компания, — вы люди честные. У нас есть место, оно по нас. (Тестю.) Ну, бери
товар, пойдем. Вы живите с Богом, как люди живут, а мы на площадь торговать, божиться, душу свою проклинать, мошенничать. Ну, что смотришь! Бери
товар! Пойдем, пойдем! (Сбирает свой
товар.) Прощайте! Талан-доля, иди за мной… (
Уходит.)
Пустовалов и Оленька, поженившись, жили хорошо. Обыкновенно он сидел в лесном складе до обеда, потом
уходил по делам, и его сменяла Оленька, которая сидела в конторе до вечера и писала там счета и отпускала
товар.
О пожаре на Толкучем купец Александров, в лавке которого первоначально загорелось, дал показание, что «28-го мая, в пятом часу, пришли к нему в лавку четверо молодых людей, перебирали
товары — все будто не находят, что им нужно, пошли к нему наверх, рылись и
ушли, купив на рубль разного хламу.
— Пущай каждый подпишет, сколько кто может внести доронинским зятьям наличными деньгами. Когда подпишетесь, тогда и смекнем, как надо делом орудовать. А по-моему бы, так: пущай завтра пораньше едет кто-нибудь к Меркулову да к Веденееву и каждый свою часть покупает. Складчины тогда не будет, всяк останется при своем, а
товар весь целиком из наших рук все-таки не
уйдет, и тогда какие цены ни захотим, такие и поставим… Ладно ль придумано?
Коляска поднималась и опускалась. Горели сначала керосиновые фонари, потом пошел газ, переехали один мост, опять дорога пошла наизволок, городом, Кремлем — добрых полчаса на хороших рысях. Дом тетки
уходил от нее и после разговора с Рубцовым обособился, выступал во всей своей характерности. Неужели и она живет так же? Чувство капитала, москательный
товар, сукно: ведь не все ли едино?
— Что̀ говорить! — крикнул худощавый, — у меня тут в трех лавках на 100 тысяч
товару. Разве убережешь, когда войско
ушло. Эх, народ, Божью власть не руками скласть.
Баранщиков точно так же лжет о том, как он неумышленно съехал в Ростов с чужим
товаром и попал ненароком на датский корабль в Кронштадте, а потом не знает для чего сам себя клеймил то христианскими символами, то мусульманскими, и наконец сделался кофишенком у турка и занимал общество своим обжорством, а потом плутовал, обирал турок и обокрал тестя и
ушел, и паки восприял свою веру, и тем спасся, и долгов не заплатил, и не попал на варницы…