Неточные совпадения
Глядишь — и площадь запестрела.
Всё оживилось; здесь и там
Бегут за делом и без дела,
Однако больше по делам.
Дитя расчета и отваги,
Идет купец взглянуть на флаги,
Проведать, шлют ли небеса
Ему знакомы паруса.
Какие новые
товарыВступили нынче в карантин?
Пришли ли бочки жданных вин?
И что чума? и где пожары?
И нет ли голода, войны
Или подобной новизны?
Мы
пришли на торговую площадь; тут кругом теснее толпились дома, было больше
товаров вывешено на окнах, а на площади сидело много женщин, торгующих виноградом, арбузами и гранатами. Есть множество книжных лавок, где на окнах, как в Англии, разложены сотни томов, брошюр, газет; я видел типографии, конторы издающихся здесь двух газет, альманахи, магазин редкостей, то есть редкостей для европейцев: львиных и тигровых шкур, слоновых клыков, буйволовых рогов, змей, ящериц.
— Папа, пожалей меня, — говорила девушка, ласкаясь к отцу. — Находиться в положении вещи, которую всякий имеет право
приходить осматривать и приторговывать… нет, папа, это поднимает такое нехорошее чувство в душе! Делается как-то обидно и вместе с тем гадко… Взять хоть сегодняшний визит Привалова: если бы я не должна была являться перед ним в качестве
товара, которому только из вежливости не смотрят в зубы, я отнеслась бы к нему гораздо лучше, чем теперь.
Ежегодно сюда
приходило до сотни шаланд с
товарами из Хунчуна.
Любил рано
приходить на Сухаревку и Владимир Егорович Шмаровин. Он считался знатоком живописи и поповского [Фарфоровый завод Попова.] фарфора. Он покупал иногда серебряные чарочки, из которых мы пили на его «средах», покупал старинные дешевые медные, бронзовые серьги. Он прекрасно знал старину, и его обмануть было нельзя, хотя подделок фарфора было много, особенно поповского. Делали это за границей, откуда приезжали агенты и привозили
товар.
Был в шестидесятых годах в Москве полицмейстер Лужин, страстный охотник, державший под Москвой свою псарню. Его доезжачему всучили на Старой площади сапоги с бумажными подошвами, и тот пожаловался на это своему барину, рассказав, как и откуда получается купцами
товар. Лужин послал его узнать подробности этой торговли. Вскоре охотник
пришел и доложил, что сегодня рано на Старую площадь к самому крупному оптовику-торговцу привезли несколько возов обуви из Кимр.
— Эту лошадь — завтра в деревню. Вчера на Конной у Илюшина взял за сорок рублей киргизку… Добрая. Четыре года. Износу ей не будет… На той неделе обоз с рыбой из-за Волги
пришел. Ну, барышники у них лошадей укупили, а с нас вдвое берут. Зато в долг. Каждый понедельник трешку плати. Легко разве? Так все извозчики обзаводятся. Сибиряки привезут
товар в Москву и половину лошадей распродадут…
Не знаю, какие именно «большие секреты» она сообщила сестре, но через некоторое время в городе разнесся слух, что Басина внучка выходит замуж. Она была немного старше меня, и восточный тип делал ее еще более взрослой на вид. Но все же она была еще почти ребенок, и в первый раз, когда Бася
пришла к нам со своим
товаром, моя мать сказала ей с негодующим участием...
— И своей фальшивой и привозные. Как-то наезжал ко мне по зиме один такой-то хахаль, предлагал купить по триста рублей тысячу. «У вас, говорит, уйдут в степь за настоящие»… Ну, я его, конечно, прогнал. Ступай, говорю, к степнякам, а мы этим самым
товаром не торгуем… Есть, конечно, и из мучников всякие. А только деньги дело наживное: как
пришли так и ушли. Чего же это мы с тобой в сухую-то тары-бары разводим? Пьешь чай-то?
Молчит Фейер, только усами, как таракан, шевелит, словно обнюхивает, чем пахнет. Вот и
приходит как-то купчик в гостиный двор в лавку, а в зубах у него цигарка. Вошел он в лавку, а городничий в другую рядом: следил уж он за ним шибко, ну, и свидетели на всякий случай тут же. Перебирает молодец
товары, и всё швыряет, всё не по нем, скверно да непотребно, да и все тут; и рисунок не тот, и доброта скверная, да уж и что это за город такой, что, чай, и ситцу порядочного найтить нельзя.
Пришел я к ней, по приглашению, вечером; она сидела, как сейчас помню, на диване, во всем величии своего безобразия, и когда я вошел, то осмотрела меня в лорнет с головы до ног как
товар.
Придет покупатель: что у вас в лавке словно экстренно пахнет? — а ему в ответ: такой уж товар-с; без того нельзя-с.
Приходили вести и из города: слышно было, что все трусят, хлопочут, хотят
товар лицом показать.
По утрам кухарка, женщина больная и сердитая, будила меня на час раньше, чем его; я чистил обувь и платье хозяев, приказчика, Саши, ставил самовар, приносил дров для всех печей, чистил судки для обеда.
Придя в магазин, подметал пол, стирал пыль, готовил чай, разносил покупателям
товар, ходил домой за обедом; мою должность у двери в это время исполнял Саша и, находя, что это унижает его достоинство, ругал меня...
Когда на другой день по приезде в Москву, в полдень, Лаптев
пришел в амбар, то артельщики, запаковывая
товар, стучали по ящикам так громко, что в первой комнате и в конторе никто не слышал, как он вошел, по лестнице вниз спускался знакомый почтальон с пачкой писем в руке и морщился от стука, и тоже не заметил его.
Теперь у нее в руках была пачка записок, по которым разные бедняки, ее просители, забирали
товар в бакалейной лавке и которые накануне
прислал ей купец с просьбой уплатить 82 рубля.
Утром этого дня полицейский, за кусок яичного мыла и дюжину крючков, разрешил ему стоять с
товаром около цирка, в котором давалось дневное представление, и Илья свободно расположился у входа в цирк. Но
пришёл помощник частного пристава, ударил его по шее, пнул ногой козлы, на которых стоял ящик, —
товар рассыпался по земле, несколько вещей попортилось, упав в грязь, иные пропали. Подбирая с земли
товар, Илья сказал помощнику...
Она особенно гадка была ему, когда
приходила в магазин проверять
товар. Вертясь по лавочке, как волчок, она вскакивала на прилавок, доставала с верхних полок картонки, чихала от пыли, встряхивала головой и пилила Гаврика...
— Как же! — любезно усмехаясь, сказал старик. — К этому
товару привыкаешь, любишь его, ведь не дрова, произведение ума. Когда видишь, что и покупатель уважает книгу, — это приятно. Вообще-то наш покупатель чудак,
приходит и спрашивает — нет ли интересной книги какой-нибудь? Ему всё равно, он ищет забавы, игрушечку, но не пользу. А иной раз бывает — вдруг спросит запрещённых книг…
— Как что? Хорошая слава лежит, а худая по дорожке бежит. Видел Митревну-то? Вот она у меня хлеба
приходила занять, да она же первая по всему свету и разнесет про Параху-то… Тут, чтобы по этакой славе, девке замуж выйти — ни в жисть! Всякий выбирает
товар без изъяну… То же вот и Наська… Уж, кажется, всем взяла девка, а тоже добрых-то людей не скоро проведешь!..
— Некогда мне, Тарас Ермилыч. Видишь:
товаром торгую… — ответил Илюшка и посмотрел дерзко на хозяина. — И сюда
пришел с своей музыкой.
Вот и пала ночь туманная,
Ждет удалый молодец.
Чу, идет! —
пришла желанная,
Продает
товар купец.
Катя бережно торгуется,
Всё боится передать.
Парень с девицей целуется,
Просит цену набавлять.
Знает только ночь глубокая,
Как поладили они.
Распрямись ты, рожь высокая,
Тайну свято сохрани!
Пришла я домой, поставила самоварчик и к узелку: думаю, не подмок ли
товар; а в узелке-то, как глянула, так и обмерла. Обмерла, я тебе говорю, совсем обмерла. Хочу взвесть голос, и никак не взведу; хочу идти, и ножки мои гнутся.
Целые стаи больших лодок, нагруженных разным мелким
товаром, пользуясь водопольем,
приходят с Волги через озеро Кабан и буквально покрывают Булак. Казанские жители всегда с нетерпением ожидают этого времени как единственной своей ярмарки, и весть: «Лодки
пришли» мгновенно оживляет весь город. [Эта весенняя ярмарка продолжается и теперь, даже в больших размерах, как мне сказывали; вся же местность торга на водах и берегах Булака получила общее название «Биржи».]
Один бедный купец уезжал в дорогу и отдал весь свой железный
товар под сохранение богатому купцу. Когда он вернулся, он
пришел к богатому купцу и попросил назад свое железо.
Не дальше, как в этой комнате, было у меня эдакое дело, на никольщине: есть здесь мужичок, верстах в трех отсюда живет, старик простой, смирный, а денежный; на чужую сторону он не ходит, а занимается около дома торговлей: салом, солью, мясом и прочим эдаким
товаром перебивает; сидит он у меня в гостях, и другие тоже кое-кто был, народ все хороший, — вдруг
приходит нашей деревни мужичонка — Гришка, питерец коренной, но человек то есть никуда не годный.
Перед образом горит зеленая лампадка; через всю комнату от угла до угла тянется веревка, на которой висят пеленки и большие черные панталоны. От лампадки ложится на потолок большое зеленое пятно, а пеленки и панталоны бросают длинные тени на печку, колыбель, на Варьку… Когда лампадка начинает мигать, пятно и тени оживают и
приходят в движение, как от ветра. Душно. Пахнет щами и сапожным
товаром.
Прислали другой раз бухарские купцы весть Ермаку, что они собрались к нему в Сибирь-город
товары везти, да что им на дороге Кучум с войском стоит и не пускает их пройти.
О пожаре на Толкучем купец Александров, в лавке которого первоначально загорелось, дал показание, что «28-го мая, в пятом часу,
пришли к нему в лавку четверо молодых людей, перебирали
товары — все будто не находят, что им нужно, пошли к нему наверх, рылись и ушли, купив на рубль разного хламу.
— Кажись, ничего особенного, — отвечал Самоквасов… — Останный караван с железом
пришел, выгружают теперь на Пески. С красным
товаром, надо полагать, чуть ли не покончили.
— Пока еще нет, — сказал Меркулов. —
Приходили вчера, им и цены и условия сказали и
товар показали весь без остатка. Да ведь это не настоящие покупатели, — ищейки.
— Ужо, после вечерни, приказчика с записочкой
пришлю, — молвил Марко Данилыч Чубалову. — С ним товар-от и отпусти.
— Экой провор! — ласково ударив по плечу нареченного зятя, молвил Зиновий Алексеич. — Молодцом, Никитушка! Не успел приехать, и
товар к нему еще не
пришел, а он уж и сбыл его… Дело! Да что ж мы стоим да пустые лясы-балясы ведем? — вдруг спохватился Доронин. — Лизавета Зиновьевна, твое, сударыня, дело!.. Что не потчуешь жениха?.. Прикажь самоварчик собрать да насчет закусочки похлопочи…
— Если, примерно будь сказано, теперича нам сложиться наличными, сколько у кого есть, и скупить у доронинских зятьев весь ихний
товар, тогда бы, ставь покупатели цены, какие хотят, пуда никому из них негде купить. Поневоле к нам
придут и заплатят, сколько мы ни запросим. А купивши у Меркулова с Веденеевым весь караван по объявленной ими цене, какие барыши мы получим!..
— И распрекрасное дело, — молвил Марко Данилыч. — И у меня послезавтра кончится погрузка. Вот и поедем вместе на моей барже. И товар-от твой по воде будет везти гораздо способнее. Книги не перетрутся. А мы бы дорогой-то кое-что из них и переглядели.
Приходи же завтра непременно этак в ранни обедни. Беспременно зайди. Слышишь?
Трафилось так, что лучше нарочно и первостатейный сочинитель не придумает: благоволите вспомнить башмаки, или, лучше сказать, историю о башмаках, которые столь часто были предметом шуток в наших собеседованиях, те башмаки, которые Филетер обещал принести Катерине Астафьевне в Крыму и двадцать лет купить их не собрался, и буде вы себе теперь это привели на память, то представьте же, что майор, однако, весьма удачно сию небрежность свою поправил, и идучи, по освобождении своем, домой, первое, что сделал, то зашел в склад с кожевенным
товаром и купил в оном для доброй супруги своей давно ею жданные башмаки, кои на нее на мертвую и надеты, и в коих она и в гроб нами честно положена, так как, помните, сама не раз ему говорила, что „придет-де та пора, что ты купишь мне башмаки, но уже будет поздно, и они меня не порадуют“.
— Ну, это ты, брат, оставь, я тебе тоже отвечу пословицей: «Под лежачий камень и вода не бежит…» Сам знаешь, какие ноне здесь барыши с красного
товара, тебе ништо… у тебя хлеб… животы подведет, к тебе
придут спервоначалу, а не ко мне…
Тения отвечала вельможе, что она вовсе не невольница и свободно может
приходить сюда и выходить отсюда, а сидеть здесь, в этой душной и страшной темнице, ее побуждает сострадание и любовь к мужу, который тут заключен и томится за то, что он не может заплатить денег купцам, доверившим ему свои
товары.
Перенесенный в свой дом, Фалалей, вероятно, скоро бы там выздоровел, но ему не привелось наслаждаться домашним покоем при заботах жены. К нему тотчас же
пришли купцы, доверившие ему в долг
товары, и стали требовать с него уплаты денег.