Неточные совпадения
Благоприятный купец тотчас приподнял вверх открывавшуюся доску с стола и, сделавши таким образом себе проход, очутился в лавке, спиною к
товару и
лицом к покупателю.
Ставши спиной к
товарам и
лицом к покупателю, купец, с обнаженной головою и шляпой на отлете, еще раз приветствовал Чичикова. Потом надел шляпу и, приятно нагнувшись, обеими же руками упершись в стол, сказал так...
— Жалостно и обидно смотреть. Я видела по его
лицу, что он груб и сердит. Я с радостью убежала бы, но, честное слово, сил не было от стыда. И он стал говорить: «Мне, милая, это больше невыгодно. Теперь в моде заграничный
товар, все лавки полны им, а эти изделия не берут». Так он сказал. Он говорил еще много чего, но я все перепутала и забыла. Должно быть, он сжалился надо мною, так как посоветовал сходить в «Детский базар» и «Аладдинову лампу».
Но глаз — несмотря на все разнообразие
лиц и пестроту костюмов, на наготу и разноцветность тел, на стройность и грацию индийцев, на суетливых желтоватых китайцев, на коричневых малайцев, у которых рот, от беспрерывной жвачки бетеля, похож на трубку, из которой лет десять курили жуковский табак, на груды
товаров, фруктов, на богатую и яркую зелень, несмотря на все это, или, пожалуй, смотря на все, глаз скоро утомляется, ищет чего-то и не находит: в этой толпе нет самой живой ее половины, ее цвета, роскоши — женщин.
Рыцарь был больше он сам, больше
лицо и берег, как понимал, свое достоинство, оттого-то он, в сущности, и не зависел ни от богатства, ни от места; его личность была главное; в мещанине личность прячется или не выступает, потому что не она главное: главное —
товар, дело, вещь, главное — собственность.
Свежее
лицо с завидным румянцем и ласковыми серыми глазами манило своей девичьей красой; тяжелая русая коса и точно вылепленные из алебастра плечи могли нагнать тоску на любого молодца, конечно, не из разряда «почти молодых людей», предпочитающих немного тронувшийся
товар.
Таков был прошлого осенью состав русской колонии в одном из maison meublees, в окрестностях place de la Madeleine. Впоследствии оказалось, что le prince de Blingloff — петербургский адвокат Болиголова; la princesse de Blingloff — Марья Петровна от Пяти Углов; m-r Blagouine — Краснохолмский купец Блохин, торгующий яичным
товаром; m-r Stroumsisloff — старший учитель латинского языка навозненской гимназии Старосмыслов, бежавший в Париж от
лица помпадура Пафнутьева.
Шумная, жадная, непрерывная суета жизни раздражала, вызывая угрюмое настроение. Люди ходили так быстро, точно их позвали куда-то и они спешат, боясь опоздать к сроку; днём назойливо приставали разносчики мелкого
товара и нищие, вечером — заглядывали в
лицо гулящие девицы, полицейские и какие-то тёмные ребята.
У лавок с красным
товаром на земле сидят слепцы — три пыльные фигуры; их мёртвые
лица словно вырублены из пористого камня, беззубые рты, шамкая, выговаривают унылые слова...
Мелькнуло в толпе знакомое
лицо шабалинской Варьки, которая совсем не нуждалась в дешевом
товаре, а толкалась просто из любви к искусству.
— У вас слишком заметное
лицо, особенно глаза, это не годится, вам нельзя ходить без маски, без дела. По фигуре, да и вообще, вы похожи на мелочного торгаша, вам надо завести ящик с
товаром — шпильки, иголки, тесёмки, ленты и всякая мелочь. Я скажу, чтобы вам дали ящик и
товару, — тогда вы можете заходить на кухни, знакомиться с прислугой…
— Теперь вот извольте взять эту тряпицу и завяжите ей себе рот, как я, чтобы пыль при ссыпке не попала. Вредно. — Кавказский подал Луговскому тряпку, а другой завязал себе нижнюю часть
лица. Луговский сделал то же. Они начали вдвоем снимать рамки и высыпать «
товар» на столы. В каждой раме было не менее полпуда, всех рамок для кубика было десять. При ссыпке белая свинцовая пыль наполнила всю комнату.
Станислав Францевич не жалел угощенья… Да и жалеть-то нельзя было: на вечерах этих он
лицом показывал свой
товар, трех дочерей: Клементину, Марию и Цецилию. Старшей было двадцать два года, младшей — восемнадцать лет. Веселились все, танцевали… Только в углу, как «мрачный демон, дух изгнанья», сидел Корпелкин, не отрывая глаз от Клементины, в которую был влюблен и уже считался женихом ее…
Пока все это только шутки, но порой за ними уже видится злобно оскаленное мертвецкое
лицо; и одному в деревню, пожалуй, лучше не показываться: пошел Жучок один, а его избили, придрались, будто он клеть взломать хотел. Насилу ушел коротким шагом бродяга. И лавочник, все тот же Идол Иваныч, шайке Соловья отпускает
товар даже в кредит, чуть ли не по книжке, а Жегулеву каждый раз грозит доносом и, кажется, доносит.
На нас никто не обращал внимания. Тогда я сунул ему пол-арбуза и кусок пшеничного хлеба. Он схватил всё это и исчез, присев за груду
товара. Иногда оттуда высовывалась его голова в шляпе, сдвинутой на затылок, открывавшей смуглый, потный лоб. Его
лицо блестело от широкой улыбки, и он почему-то подмигивал мне, ни на секунду не переставая жевать. Я сделал ему знак подождать меня, ушёл купить мяса, купил, принёс, отдал ему и стал около ящиков так, что совершенно скрыл франта от посторонних взглядов.
На фабрике было много больных; Артамонов слышал, сквозь жужжание веретён и шорох челноков, сухой, надсадный кашель, видел у станков унылые, сердитые
лица, наблюдал вялые движения; количество выработки понизилось, качество
товара стало заметно хуже; сильно возросли прогульные дни, мужики стали больше пить, у баб хворали дети.
Кроме семейства г. Ратча, провожавших гроб было всего пять человек: отставной, очень поношенный офицер путей сообщения с полинялою лентой Станислава на шее, едва ли не взятый напрокат; помощник квартального надзирателя, крошечный человек, с смиренным
лицом и жадными глазами; какой-то старичок в камлотовом капоте; чрезвычайно толстый рыбный торговец в купеческой синей чуйке и с запахом своего
товара, — и я.
Другая — высокая, аккуратная женщина, лет тридцати;
лицо у нее сытое, благочестивое, острые глазки покорно опущены, голос тоже покорно спокойный. Принимая
товар, она старалась обсчитать меня, и я был уверен, что — рано или поздно — эта женщина неизбежно наденет на свое стройное и, должно быть, холодное тело полосатое платье арестантки, серый тюремный халат, а голову повяжет белым платочком.
Одна — молоденькая швейка, кудрявая, пышная, плотно обтянутая скромным серым платьем; ее пустые, водянистые глаза смотрели на все утомленно, на белом
лице лежало что-то горестное, вдовье. Даже и за глаза она говорила о хозяине робко, пониженным голосом, величая его по имени-отчеству, а
товар принимала с какой-то смешной суетливостью, точно краденое…
Мне не нравилось ее нелепое
лицо, неправильная речь, ленивые движения и шумная, навязчивая болтовня. Уже во второй раз, когда я принес
товар, она объявила со смехом...
Скажи-ка, берегла ль ты мое добро без меня, целы ль
товары мои!» Я молчу, очи на грудь опустила;
лицо стыдом, как полымем, пышет.
Облокотясь на перила, стоял Алексей, безучастно глядя на реку и заворачивавшие по ней пароходы, на незнакомые
лица приезжавших и отъезжавших, на груды
товаров, загромождавших палубы, на суету рабочих, опускавших якорья и захлестывавших причальные концы [Тонкий канат, которым причаливают суда к пристани.] за столбики, поставленные на дощатых мостках, устроенных для подхода к судам.
Лавки, оказавшиеся пустыми, стояли под №№ 40, 44 и 45 [Факт этот засвидетельствован официально несколькими
лицами. С какою целью и почему были вынесены из этих лавок все
товары? О цели, конечно, судить трудно; но почему? — это другой вопрос. О предстоявшем пожаре Апраксина и Толкучки уже заранее ходили темные слухи, а 26-го мая были подброшены извещательные письма.].
Через Каменный мост никого не пускали в экипажах, и на самом мосту уже являлись предвестники беды: испуганные
лица, дрожки, кареты и возы, нагруженные вещами, пожитками и
товарами, суматоха, брань, крики, слезы, проклятия…
Мы требуем заведения общественных фабрик, управлять которыми должны
лица, выбранные от общества, обязанные по истечении известного срока давать ему отчет; требуем заведений общественных лавок, в которых продавались бы
товары по той цене, которой они действительно стоят, а не по той, которую заблагорассудится назначить торговцу для своего скорейшего обогащения».
А длиннокосый торгаш-китаец, с желтым оплывшим
лицом и узкими глазами, в белой кофте и широких штанах, уже стоял у комнаты Володи и разложил свой
товар, и чего-чего только не предлагал он на ломаном английском языке, выкладывая ящик за ящиком.
«Купецкие молодцы́» снуют взад и вперед с озабоченными
лицами, а хозяева либо старшие приказчики, усевшись на деревянных, окрашенных сажей стульях с сиденьем из болотного камыша или прислонясь спиной к дверной притолоке, глубокомысленно, преважно, с сознанием самодостоинства, поглядывают на укладку
товаров и лишь изредка двумя-тремя отрывистыми словами отдают татарам приказанья.
И
товар этот, в
лице двух девушек, одной толстой, грубого
лица и стана, другой — почти ребенка, показывался изредка на носовой палубе. Они были одеты в шапки и длинные шелковые рубахи с оборками и множеством дешевых бус на шее.